Я клятвенно заверил шефиню, что буду вести себя безупречно. Она сменила гнев на милость: «Ладно, Викентий, пойдёмте попьём чайку. Вам надо прийти в себя».
Она привела меня в свой кабинет, заварила крепкий чай и налила в чашки – себе и мне. В жару – чай! Это только азиаты так могут и некоторые завлабы. Щас бы пивка холодненького! Но отказаться от чая было бы неприлично. Я вежливо отхлебнул пару глотков и с отвращением проглотил.
Алина Идрисовна, держа чашку в старческой жилистой руке с привычно кокетливо отставленным мизинцем, изрекла: «Викентий! Вы слишком неосторожны. И плохо, что Вы работаете в одиночку. Нужно работать вместе, с коллективом». – «Я не всегда в одиночку. Мне в некоторых опытах Виктория Василькова помогала», – попытался я оправдаться. «А! Вот, значит, как!», – воскликнула шефиня и почему-то помрачнела.
Выпив три чашки чая, она наклонилась ко мне и доверительно-заговорщески прошептала: «Хочу Вам кое-что подарить». Она подошла к небольшому шкафу, вытащила оттуда коробку вроде как из-под обуви и открыла.
Я ожидал увидеть сапоги или ботинки. Но нет, это была не обувь. Это был деревянный божок. Точней – голова божка. Тотем. Идол. Высотой около 30 сантиметров и шириной около 15 см; почти плоский. Он был серовато-коричневый, а местами раскрашен в бледно-синее и бледно-красное. А, может, просто краска выцвела. Божок был явно старый, древний.
«Спасибо, Алина Идрисовна. Но зачем мне это?!» – «Это редкая вещь. Почти реликвия. Мне её Вовочка из Африки когда-то привёз, когда был там в командировке. А Вам она очень даже пригодится. Она будет Вас охранять от пожаров и прочих бедствий», – пояснила Алина Идрисовна, смотря при этих словах куда-то в потолок.
Странный презент. Но, как говорится, дареному коню в зубы… А зубы, между прочим, у этого божка острые, грозно торчат через приоткрытый рот. Глаза трапецевидные, светлые, с черными зрачками. Нос крючком. Вид у идола зловещий.
Вернувшись к себе, я поставил божка на стол и принялся наводить в лаборатории порядок. К вечеру от следов разрушения почти ничего не осталось. Только огромные черные пятна на поверхности столов еще напоминали о пожаре. Ладно, завтра прикрою газетами.
Идол смирно стоял на столе. Но он как-то беспокоил меня своим жутким видом. Почему-то он меня раздражал. Нет, даже не раздражал, а пугал. Интересно, как его зовут? В голове тут же всплыло странное имя: «Вуду». Почему – Вуду? Откуда это слово? Не понятно. Африканский бог Буду. Звучит внушительно. Ладно, пусть будет Вуду.
Я принялся за починку приборов (тех, которые еще можно было восстановить). Слава богу, генератор почти не пострадал. Он коротнул, но не загорелся. Из микросхем в нём полетели всего-навсего две. Но с другими приборами я провозился весь вечер. Однако в основном починил почти всё.
Придя поздно вечером домой, включил телек и стал тыкать кнопки пульта с канала на канал, чтобы найти новости о погоде. Скоро ли кончится эта распроклятая рекордная жара!? Уже три недели июля – сплошное пекло: + 37! Жарища, как в Африке! Аж мозги плавятся.
Но до погодных новостей я не добрался. На одном из каналов моё внимание привлекла бородатая физиономия обаятельного пропиаренного академика, получившего недавно колоссальное финансирование за обещание победить старость. Да что там старость, даже смерть! Престарелый академик выглядел очень бодро. Его речь была наглядна и оптимистична: «Старость и смерть не являются следствием случайных поломок в организме. Они запрограммированы. Причем, у каждого вида организмов – своя программа. А раз программа, значит, её можно сломать или исправить. К примеру, – богомол. Самка этого насекомого в момент спаривания с самцом откусывает ему голову. Но она делает это не потому, что свирепая или голодная, а потому, что иначе самец не в силах произвести акт оплодотворения, так как мозг самца посылает тормозящие импульсы. Смерть самца запрограммирована в геноме самки. Если убрать из её генома некоторые гены, то самец останется жив».
Я подумал: «А хорошо, что женщины в постели мужчинам голову не откусывают, как богомолихи! У некоторых мужчин, особенно научных сотрудников, иногда мозги такие развитые, что многовато получается тормозящих импульсов… Да, пожалуй, дуракам спариваться легче».
Тут академик перешел к еще одному наглядному примеру: «У ряда африканских племён есть обычай избавляться от стариков и больных. Для этого включают программу смерти с помощью особых слов-заклинаний, песнопений или молитв перед божком Вуду. И – человек быстро умирает!»
Как? Как он сказал?! Вуду!? Но ведь именно так я назвал того идола, которого мне подарила Алина Идрисовна! Сам назвал! Удивительное совпадение! Как я мог придумать именно это имя? Почему? Причем, судя по словам академика, этот идол – бог смерти (а вовсе не бог-охранник, как уверяла меня шефиня).
Придя назавтра на работу, я первым делом глянул на зловещего Вуду. Почему-то он мне еще больше не понравился, совсем не понравился, аж мурашки по коже. И что-то сердце закололо… Э, стоп! Это всё – самовнушение. У меня сердце здоровое, никогда не болело. Какой же я мнительный!
Но в левой стороне груди я теперь ясно ощутил чью-то когтистую лапу. Как будто что-то или кто-то царапает сердце, сжимает, давит. Неприятно. На лбу у меня выступил пот – от волнения и жары.
Что делать? Надо вернуть этого Вуду назад! Нет, нельзя: завлабиня жутко обидится. Выкинуть на помойку? Но там его может найти какой-нибудь бомж. Божок может бомжа убить. А бомж тоже человек. Жалкий, но человек. Жалко бомжа. Может, сжечь идола? А вдруг это приведет к каким-нибудь ужасным последствиям? Стоп! Остановись! Что за чушь?! Какая глупость приходит в голову! А еще доктор наук! Вот псих! Разве может какая-то крашеная деревяшка что-нибудь сделать? Ерунда! А раз ерунда, то не обращай внимания на идола, пусть себе стоит, как стоял.
Я непроизвольно взглянул на Вуду. Он был страшен. Я рассердился на себя и показал ему кукиш. Идол промолчал. И ничего не произошло. Я немного успокоился. И принялся за работу.
Пока делал ремонт приборов, думал о Вике. По слухам, она улетела куда-то в служебную командировку. Я представил, как она вернётся, войдет в лабораторию и скажет с улыбкой: «А вот и я!». А я предложу: «Вино? Пиво? Чай? Кофе?». Она весело махнёт рукой: «Вино!» И я вытащу из холодильника белое полусладкое виноградное, налью его в м-м-м… мензурки… нет, лучше – в стаканы… нет – в фужеры (надо фужеры купить!) и подниму тост: «За Вас, Виктория!» Она радостно поправит: «За нас!» Тогда я уточню: «За нас двоих? Больше ни за кого?». Она рассмеётся: «Какой же ты у меня глупый!» – «Что?! Что ты сказала?» – «Извини, я сказала – глупый. Но ты не глупый, ты очень умный» – «Да нет! Ты сказала – У МЕНЯ!»
И всё будет хорошо. И даже ТОМУ МАЛЬЧИКУ, может быть, ПОВЕЗЁТ…
Глава 11
(эпилог)
Почему-то будущее всегда грезится радужным и прекрасным. Хотя опыт жизни обычно учит обратному. В книжках тоже, как правило, в конце – happy end. Конечно, я мог бы придумать сейчас какой-нибудь хэппиэндовый финал, что, дескать, Вика прилетела из командировки, радостно прибежала ко мне, мы с ней круто отметили встречу, дружно легли в постель и начали интенсивно ковать большую крепкую семью. Но, увы, ничего этого не произошло.
А произошло вот что.
Вернувшись из затяжной командировки (затяжной – для меня), Вика закрутила бурный роман со своим собственным завлабом. Мне на глаза она упорно не показывалась. Хотя у нас ведь близких отношений не было, но у меня почему-то возникло странное ощущение, что с её стороны это – измена. Намеренная измена, почти демонстрационная. Всем назло, особенно – мне. Чтобы я почувствовал, кого теряю. Чтобы предпринял какие-то шаги. Чтобы боролся за свою любовь.
Но нет. Тут Вика ошиблась. Никогда ни за какую женщину я не боролся и не буду. Ведь любить не значит владеть. Любить означает любоваться. И если твоей любимой хорошо, то не важно – где и с кем. Главное, что она счастлива. Если ты действительно любишь, а не хапаешь.