Покачав головой, она попыталась изгнать эти мысли и продолжила идти вперед, проталкиваясь сквозь невидимый барьер.

Она зашла слишком далеко, чтобы сейчас повернуть назад.

Лица жертв, их изломанные и измученные тела продолжали всплывать в сознании, будто ужасное личное слайд-шоу, напоминая, что поставлено на карту.

Ускорившись, Джослин еще больше углубилась в ущелье.

******

Подземная пещера причудливой формы в конце тесных каменных туннелей была именно там, где и говорил ее осведомитель: под узким дугообразным входом, сразу за водопадом.

Джослин спрашивала себя, как нечто столь прекрасное может использоваться во имя такого зла?

Она достигла пещеры далеко после захода солнца.

Медленно продолжая свой путь через длинный лабиринт проходов, она с каждым шагом все глубже спускалась под землю, пока не очутилась в гигантском зале с огромными сводчатыми потолками и выступающими колоннами. Полуразрушенные колонны из белого камня были расставлены хаотично, словно божественная рука возвела их. В задней части зала находился маленький пруд со стоячей водой, как раз под рядом низких выступов. Сама пещера была устрашающе темной, влажной и холодной. Воздух — затхлым и сырым.

Джослин резко выключила свой фонарик, когда тихий звук привлек ее внимание. Она услышала эхо, доносящееся из соседнего туннеля. Оно походило на тихий женский стон.

Она инстинктивно присела, ее ощущения обострились.

Потянувшись за пистолетом, Джослин вытащила его из кобуры и побежала в заднюю часть пещеры. Затем стремительно пробралась мимо пахнущей серой воды и, опустившись на живот, быстро поползла, словно змея, под низко нависшими скалами. Спрятавшись как можно глубже в ограниченном пространстве, она расположилась так, чтобы видеть пещеру.

«Боже, я надеюсь, тут нет пауков или летучих мышей», — молилась она, пока звук становился все громче.

Кто-то явно приближался к ней.

И тогда она увидела, как вспыхнули огни, словно сами по себе, освещая весь зал, будто темное небо на Четвертое июля[1].

Сырые древние факелы, прикрепленные к каменным стенам на одинаковом расстоянии друг от друга, образовывали идеально ровный круг, и Джослин почти задохнулась, впервые увидев пещеру во всех деталях. Красно-оранжевое пламя осветило каждый укромный уголок зала и тщательно вырезанные колонны, расположенные по всей комнате. Удивительная круглая крепость, несомненно, созданная землей за века распада.

Но при этом церемониальный зал из нее сотворил человек.

Джослин задержала дыхание, надеясь, что достаточно глубоко спряталась в углубление и не отражается в стоячей воде. Сначала она заметила три выступа, расположенные диаметрально обособленно, словно углы треугольника, вдоль стен пещеры, и каждый вел к крутому обрыву. Верная смерть для любого, кто попытается сбежать.

От этой мысли кровь стыла в жилах.

В центре комнаты располагалась большая каменная плита с гладкой поверхностью, во многом похожая на кровать, сделанную из гранита, с причудливой резьбой по обеим сторонам — древние символы, которые Джослин не узнала. Но цвет камня ни с чем нельзя было спутать. Резкий и тревожный. Джослин съежилась, представляя, для чего он использовался.

В центре камень был темно-красным, очевидно, потому что здесь много лет проливали кровь, которая засохла в трещинах. Это не походило на работу серийного убийцы или группы религиозных фанатиков. Зал был древним. И убийства совершались здесь из поколения в поколение. Комната свидетельствовала об определенном образе жизни, который принадлежал народу или культуре в течение сотен лет.

Адреналин побежал по телу Джослин, когда она осознала, насколько ужасен этот зал.

Она задержала дыхание и напряглась, ожидая, что будет дальше.

С обеих сторон запачканной кровью плиты стояли искусственно созданные сооружения, врезанные в гранит: поднятый алтарь слева с углублением, и широкая скамья справа со спинкой и подлокотниками для удобства. Все это находилось в трех футах от начала плиты.

Джослин содрогнулась.

Она могла почувствовать темноту и невысказанную боль, запечатленную в стенах зала, и снова ее живот взбунтовался. Волоски на руках встали дыбом.

А затем они вошли.

Высокий, темный, мускулистый мужчина, изящный и напряженный, удивительный, но опасный. Он определенно был злом.

Не человек.

И он нес на руках беременную женщину, очевидно, ее стон и был слышен.

Святой Боже...

  Джослин не могла объяснить, как она поняла, что это существо не являлось человеком. Она просто знала. Он выглядел как любой другой мужчина, только настолько ошеломляюще красивым, что казался нереальным. Длинные волосы ниспадали чуть ниже плеч совершенными уложенными волнами, и лицо было безупречным, словно у статуи, а не человека. Но что действительно выдало его, так это глаза. Безучастные и пустые… Темные, как ночь, и такие же безжизненные.

Они могли бы таить в себе необычную красоту, если бы не были такими... мертвыми.

 И цвет его идеальных волос тоже смотрелся неестественно. Глубокий черный, с переплетением кроваво-красных прядей. Такого цвета нельзя добиться с помощью краски. Джослин казалось, что они переливались, будто поверхность озера под лунным светом; почти красиво в некотором демоническом смысле.

Она пригнулась ниже и затаила дыхание, продолжая наблюдать как загипнотизированная.

Глаза беременной женщины были открыты, но она ничего не осознавала, находясь в трансе. Молодая, может быть, девятнадцать или двадцать лет, с красивыми черными волосами и прекрасными зелеными глазами. Ее бледное застывшее лицо... словно замерло в ужасе от кошмарного сна. Слава Богу, она была такой отстраненной.

По взмаху его руки зал начал наполняться запахом ладана, и плотный серый туман воспарил над землей. Он окружил окровавленную плиту в центре зала, мгновенно делая все почти призрачным. Джослин не могла еще глубже пробраться в расщелину, поэтому старалась стать меньше, желая просто испариться.

Она ничего не сможет сделать, если он увидит ее.

Каким-то образом пришло понимание, что даже с полностью заряженным и готовым стрелять пистолетом в руке, ее судьба зависит от того, останется ли она незамеченной. Ее не должны  обнаружить. К счастью, существо было слишком сосредоточено на беременной женщине и так уверено в своей подавляющей власти, что не собиралось проверять, нет ли в зале посторонних. А пахнущая серой вода, мимо которой ей пришлось пробираться, должна была хорошо скрыть ее запах. Или она скорее надеялась на это.

Вокруг мужчины начало витать странное возбуждение. Чувство больших надежд. От него исходила сила, будто просачиваясь сквозь кожу.

Он плавно подошел к запачканной кровью плите и медленно уложил на нее женщину. На мгновение Джослин показалось, что в его действиях был намек на нежность, пока она не услышала слабый смех, поднимающийся из его груди. Смесь рычания леопарда и хрипа гиены, от которой у нее побежали мурашки по коже.

— Далия, проснись, — приказал он.

Его голос походил на бархатную песню, которая исходила от виолончели на концерте, столь же чистый, как ночь, и глубокий, как океан. Он склонился над беременной женщиной и поцеловал ее. Она проснулась как по команде.

— Валентайн, помоги мне!

Она проглотила слова отчаянной просьбы о милосердии. Глаза широко раскрылись от испуга, а затем, когда она рассмотрела зал, вопль всепоглощающего ужаса вырвался из ее уст.

Джослин не была готова к звуку, который заполнил пещеру.

Крик был настолько наполнен мучением, что на мгновение в горле встал ком от нехватки воздуха, словно зал наэлектризовался. Это не походило ни на что, что Джослин когда-либо слышала прежде — страдания женщины остались вне ее понимания.

К горлу Джослин подкатила тошнота, ей стоило многих усилий оставаться тихой, ведь живот протестовал, угрожая выдать ее присутствие. К счастью, отчаянные крики заглушили звуки рвотных позывов.

У женщины начались родовые схватки, но в этом было что-то ужасно неправильное.