Римляне были потрясены и опечалены свершившимся в тот день, они долго с благодарностью чтили память братьев Гракхов. Как утверждает Плутарх:

«Народ открыто поставил и торжественно освятил их изображения и благоговейно чтил места, где они были убиты, даруя братьям первины плодов, какие рождает каждое из времен года, а многие ходили туда, словно в храмы богов, ежедневно приносили жертвы и молились». (Там же. XXXIX)

Запоздалая любовь народа к «невинно убиенным» его защитникам вполне понятна. А как нам, из нашего далека, зная все, что произошло потом, судить о жизни и делах братьев Гракхов? Чистота и благородство их намерений у меня лично не вызывают сомнений. А вот их действия? Благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад.

Много лет нас учили, что нет ничего выше, чем освободительная революция. Что ее святые цели оправдывают и беззаконие, и жестокость, и насильственное изменение уклада жизни, и неизбежные человеческие жертвы. Братья Гракхи нам представлялись первыми революционерами и первыми жертвами многовековой борьбы угнетенных со своими угнетателями.

Так ли все просто? Тебе, читатель, судить об этом.

Глава IX

Марий

(118-86 гг.)

После расправы с Гаем Гракхом и его сторонниками оптиматы пожинают плоды своей победы. Через два года упраздняется комиссия по разделу государственных земель. Неконфискованные участки переходят в законную собственность их захватчиков с обязательством уплаты определенного налога. Еще через восемь лет этот налог отменяют. Одновременно снимаются ограничения на размеры владений и разрешается продажа земли. Снова крупные землевладельцы скупают ее у разоряющихся крестьян. На добрых 30 лет в Риме вновь устанавливается правление сенатской аристократии. Но это уже жалкое подобие прежнего славного правления. Ни понимания и способности решать государственные дела, ни былого достоинства. Беспомощность, мелкая борьба своекорыстных семейных интересов и расцвет коррупции. Никаких сильных и ярких личностей на этом унылом фоне. Тому наглядной иллюстрацией могут служить действия римского сената во время так называемой Югуртинской войны.

Территории нынешних Алжира и Туниса занимало в то время обширное нумидийское царство, объединившееся после поражения Карфагена под властью нашего знакомца — тогдашнего союзника римлян Массиниссы. После смерти его сына, Миципсы, в 118-м году разгорелась борьба за царский престол между внуками Массиниссы — Адгербалом и Югуртой. Последний не только участвовал во взятии Сципионом Эмилианом Карфагена, но во главе нумидийской конницы воевал под его началом и в Испании. С тех пор Югурта сохранил знакомства и связи в кругах римской аристократии и потому хорошо представлял себе характер сенатской власти. Миципса поделил свое наследство между сыновьями, и Рим принял на себя роль гаранта его воли. Спокойствие в Нумидии не было безразлично римлянам, так как с ней граничила римская провинция Африка. Тем не менее сенат в течение нескольких лет уклонялся от вмешательства в конфликт между наследниками нумидийского престола. Когда вмешаться все-таки пришлось, сенаторы явно несправедливо решили спор в пользу Югурты, который, почти не таясь, подкупал их. Адгербалу была оставлена только столица страны, Цирта. Однако, вопреки договоренности, Югурта осаждает и ее. Две вялые сенатские комиссии безрезультатно уговаривают его выполнять принятые решения. Вместо этого в 112-м году Югурта овладевает городом, убивает Адгербала и приказывает перебить все мужское население Цирты, включая и многочисленных италиков, главным образом купцов, в ней находившихся. По всей Италии прокатывается волна возмущения. Сенат вынужден объявить войну Югурте, но тот вскоре покупает выгодные для себя условия заключения мира. Это вызывает энергичный протест народных трибунов, и мирный договор аннулируется. Военные действия возобновляются. Между тем римская армия разложилась, ее командиры подкуплены, и она терпит поражение. В 109-м году новый мирный договор уже продиктован Югуртой и унизителен для Рима. Римское войско должно пройти под ярмом (считавшаяся крайне унизительной процедура, когда все побежденные воины должны пройти через воротца, образованные двумя воткнутыми в землю и одним лежащим на них копьями) и очистить всю территорию Нумидии. Негодование римского народа по этому поводу настолько сильно, что чрезвычайная судебная комиссия всадников при слабом сопротивлении аристократов осуждает на изгнание бывших главнокомандующих римского войска. Сенат вынужден снова кассировать договор и направить в Нумидию единственного дееспособного военачальника, Квинта Цецилия Метелла. Непримиримый и неподкупный аристократ, опытный полководец, Метелл настолько свободен от сословных предрассудков, что в качестве одного из легатов берет с собой Гая Мария, выслужившегося из простых солдат. Новому главнокомандующему удается энергичными мерами восстановить боеспособность находящихся в Африке легионов, и уже весной 109-го года он снова ведет их в Нумидию. В том же году происходит решительное сражение с Югуртой, где римляне одерживают убедительную победу. В этом сражении отлично зарекомендовал себя и Гай Марий. Первому из известных римских полководцев незнатного происхождения предстояло сыграть особую, драматическую роль в римской истории, и потому мы сосредоточим на нем наше внимание.

Гай Марий родился в 157-м году, в деревне близ провинциального города Арпина. Сын даже не крестьянина, а сельского поденщика, он и сам, надо полагать, начинал свой жизненный путь в том же качестве. Движимый честолюбием, он, как только позволил возраст, сумел вступить в римскую армию, воевавшую в Испании, — благо война эта была неудачной и непопулярной. Благодаря своему рвению, выносливости и недюжинной храбрости юный Марий сумел выдвинуться и в 133-м году при осаде Нуманции уже занимал офицерскую должность. Был отмечен Сципионом Эмилианом. Военные заслуги позволили ему в 119-м году добиться избрания народным трибуном. Он провел кое-какие, не очень значительные, законы в пользу плебса. Дальнейшее продвижение по службе и получение магистратур в тогдашнем Риме уже было невозможно без состояния и связей. Марию удалось провести несколько удачных торговых операций и, что еще более важно, жениться на девушке из старинного и знатного патрицианского рода Юлиев. В 115-м году его избирают претором, а затем в звании пропретора назначают наместником в Дальнюю Испанию. Здесь, в борьбе с мятежными испанцами, он получает возможность подтвердить свою репутацию храброго воина и талантливого полководца. Ему удается завоевать уважение и любовь солдат. Он близок им по происхождению, воспитанию и складу ума. На равных делит с ними трудности походной жизни, удивляет своей неприхотливостью и выносливостью, неизменно заботится о подчиненных. От других римских военачальников его отличает еще совершенное бескорыстие, даже презрение к богатству и наслаждениям.

По истечении срока наместничества Марий возвращается в Рим и получает от Метелла предложение сопровождать его на войну с Югуртой. Его отношения с Метеллом имеют, по-видимому, давнюю предысторию. У Плутарха есть неясное упоминание о том, что еще отец Мария служил дому Метеллов. Возможно, что Квинт Метелл помог молодому Гаю вступить в испанское войско римлян, несмотря на отсутствие у него минимально необходимого достатка. С другой стороны, тот же Плутарх пишет о столкновении Мария, уже в качестве народного трибуна, с Метеллом, которому он даже будто бы грозил арестом. Тем не менее Метелл берет Мария с собой в Нумидию и, ценя его военные заслуги, поручает ответственное командование в бою. Но вместе с тем дистанция между знатным аристократом и крестьянским сыном остается неизменной. И потому Метелл был неприятно удивлен, узнав от Мария о его непомерно честолюбивом желании баллотироваться на очередных выборах консулов. К тому же это было вызовом и нарушением традиции. Хотя после того как плебеи добились полного уравнения в правах с патрициями, любой гражданин Рима мог быть избран консулом, до сих пор на высший государственный пост осмеливались претендовать только аристократы. Любые другие магистратуры были уже доступны простому народу, но, как свидетельствует историк Саллюстий: