Дальше Аримина трибуны и не успели бы добраться. От Рима до Аримина около 400 километров, а они выехали в ночь на 8-е января. Так откуда же еще до выхода из Равенны Цезарю было известно о бегстве трибунов и чрезвычайном положении — ведь он говорит об этом в своей речи? Какой-нибудь курьер сумел доставить сообщение в Равенну менее чем за трое суток? Вряд ли. Почтовые станции с подменой лошадей появились только в императорскую эпоху. Скорее всего, Цезарь умышленно исказил хронологию событий, и речь перед солдатами была произнесена уже в Аримине. Это совпадает и с версией Светония, который пишет:

«...Вперед, — воскликнул тогда Цезарь, — вперед, куда зовут нас знаменья богов и несправедливость противников! Жребий брошен».

Так перевел он войска. И затем, выведя на общую сходку бежавших к нему изгнанников-трибунов, он со слезами, разрывая одежду на груди, стал умолять солдат о верности». (Светоний. Божественный Юлий. 32, 33)

Насчет слез и разрывания одежды Светоний, я полагаю, присочинил для эффекта, а вот последовательность событий ему менять не было причины.

Ну, а зачем же Цезарю это обращение последовательности? А затем, что, по его версии, война была начата не по инициативе Цезаря, а по требованию оскорбленного войска. Надо иметь в виду, что «Записки о гражданской войне» были написаны и опубликованы по горячим следам, когда страсти еще не улеглись. Их задача — оправдать действия Цезаря в глазах народа. Поэтому так настойчиво выдвигается и главный мотив этих действий — защита народных трибунов! Отсюда следует вывод: Цезарь отнюдь не был уверен, что римляне встретят его восторженно. Скорее наоборот — опасался всеобщего осуждения своих противозаконных поступков. Осуждения, которое будет питать все новыми силами сопротивление помпеянцев.

Попробуем вообразить себе ход его размышлений в конце первой недели января. По расчетам Цезаря, письмо, посланное с Курионом, должно было быть оглашено в сенате не позднее 1-го числа. Наверное, было условлено, что, в случае согласия сенаторов на компромиссные предложения Цезаря, Курион немедленно пришлет гонца. «Вот уже 9-е число, — думает Цезарь, — а гонца нет... Значит — отказ! От новоизбранных консулов Лентула и Марцелла ничего, кроме ненависти, ожидать нельзя. Видимо, им удалось повести за собой сенат. Наверное, было принято решение о смещении его с командования. Антоний и Красс, конечно же, наложили вето. Но консулы не остановятся. Следующий их шаг — чрезвычайное положение. Возможно, что оно уже объявлено. Трибуны, как было установлено, должны бежать из Рима. Быть может, они уже в пути, если их не задержали насильно. Он узнает об этом через несколько дней... Но дорог каждый час!.. Набор войска уже идет. Помпей, наверное, объезжает поселения своих ветеранов... Надо действовать без промедления! Конечно, ситуация не самая лучшая. Правда, Галлия покорена надежно и войско у него есть — большое, испытанное, преданное. Но это всего лишь пятьдесят тысяч солдат. А в республике более миллиона граждан, способных носить оружие. Если он не сумеет склонить на свою сторону общественное мнение, сенат сможет мобилизовать вдесятеро больше солдат, чем у Цезаря. Как в древние годы, когда Рим выставлял войско за войском против Ганнибала. Завоевать симпатии римлян будет нелегко. Приверженность к привычному укладу велика. Традиция! О, эта римская традиция! А сенат, конечно же, объявит его врагом отечества...

Любовь народа поостыла: Цезаря слишком долго не было в Риме. К победам над варварами привыкли. Да были ведь и не только победы. В Риме не забыли два легиона, уничтоженных Амбиоригом... То были — римляне. А новые легионы он набрал в Цизальпинской Галлии. Поэтому его возвращения опасаются. Помпей же после успешной миссии с хлебом и наведения порядка в городе снова популярен. Говорят, что вся Италия праздновала его выздоровление.

Плохо! Не время с ним воевать!.. Надо бы все уладить миром... Если бы только он прошел в консулы! В Риме он быстро вернул бы себе любовь толпы. Слава богам, не вся еще галльская добыча истрачена. С Помпеем можно поладить, как тогда в Луке. Достаточно оказать ему великий почет и послать против парфян — мстить за поражение Красса. Свои же войска он бы оставил на время в Галлии. Чтобы справиться с сенатом, достаточно одного их присутствия там. И никакого кровопролития! Только — решением народа... Как жаль, что им удалось так обработать Помпея...

Но что жалеть попусту?!.. Помпей уже набирает войско! Конечно, не все его ветераны возьмутся за мечи — прошло десять лет, как они вернулись из Азии. Но он сумеет обучить новобранцев. Помпей военное дело знает — этого у него не отнимешь! Нельзя терять ни дня... Немедленно вызвать легионы из Галлии и, не дожидаясь их подхода, выступить с одним тринадцатым. Рискованно? Даже очень! Но надо рисковать! Иначе все пропало... Присланные им сенату два легиона против него не пойдут. К тому же впереди него будут бежать слухи и страх. Никто не подумает, что он начинает войну с одним легионом. А через месяц подойдут другие... Выступать немедленно: завтра ночью. Но как можно дольше обходиться без крови... Сегодня послать в Аримин надежных центурионов с кинжалами и в гражданской одежде. Чтобы они овладели городом прежде, чем легион тронется с места. Скрывать его выступление до последнего часа... В Аримине остановиться и попытаться напрямую договориться с Помпеем. Когда он узнает, что я его обогнал, то может быть, и отступится... Ох, не надо бы воевать!..

Предвидит ли Цезарь, что ему со своими ветеранами придется пройти подряд через пять войн? Что в каждой из них он будет на волосок от поражения, а то и погибели? Предчувствует ли, что за таким трудом добытую победу заплатит своей жизнью — упадет, обливаясь кровью, у ног статуи Помпея? Нет, не предвидит, не предчувствует. Но наверняка понимает, что борьба будет долгой и упорной. Наверняка отдает себе отчет в том, что шансы на окончательную победу над армиями Республики у него невелики. И, без сомнения, содрогается от мысли, что война будет братоубийственной, что римляне пойдут с мечами и щитами против римлян! Но иного пути нет! Нет иного способа спасти власть и величие Рима...

Из биографии Юлия Цезаря, написанной Плутархом (переход через Рубикон): «Командование войском он поручил Гортензию, сам же провел целый день на виду у всех и даже присутствовал при упражнениях гладиаторов. К вечеру, приняв ванну, он направился в обеденный зал и здесь некоторое время оставался с гостями. Когда уже стемнело, он встал и вежливо предложил гостям ожидать здесь, пока он вернется. Немногим же доверенным друзьям он еще прежде сказал, чтобы они последовали за ним, но выходили не все сразу, а поодиночке. Сам он сел в наемную повозку и поехал сначала по другой дороге, а затем повернул к Аримину. Когда он приблизился к речке под названием Рубикон, которая отделяет Предальпийскую Галлию от собственно Италии, его охватило глубокое раздумье при мысли о наступающей минуте, и он заколебался перед величием своего дерзания. Остановив повозку, он вновь долгое время обдумывал со всех сторон свой замысел, принимая то одно, то другое решение. Затем он поделился своими сомнениями с присутствовавшими друзьями, среди которых был и Азиний Поллион; он понимал, началом каких бедствий для всех людей будет переход через эту реку и как оценит этот шаг потомство. Наконец, как бы отбросив размышления и отважно устремляясь навстречу будущему, он произнес слова, обычные для людей, вступающих в отважное предприятие, исход которого сомнителен: «Пусть будет брошен жребий!» — и двинулся к переходу. Промчавшись остаток пути без отдыха, он еще до рассвета ворвался в Аримин, который и занял». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Цезарь, XXXII)

Глава V

Между Цезарем и Помпеем

Цезарь не ошибся в расчетах на панику, которое вызовет его молниеносное вторжение в Италию. По свидетельству Аппиана: «Начались бегства и переселения из всех мест в испуге, с плачем. Никто ничего не знал в точности, все думали, что Цезарь идет с бесчисленным войском». Через три-четыре дня волна беженцев докатилась до Рима. Плутарх такими сочными красками живописует «великое смятение» и «неистовое волнение», охватившие город, что я при всей заманчивости не решаюсь его цитировать. Как всегда в таких случаях, приходили панические известия, что Цезарь уже близко, находились «очевидцы», встречавшие его конные разъезды у самых стен Рима. С городских стен и крыш домов люди вглядывались в убегавшие на северо-восток дороги, с минуты на минуту ожидая появления легионов Цезаря.