Следуют слова лордова оруженосца и кравчего о способе разделить вздох на двенадцать частей
А за спиной у лорда сквайр стоял,
Ему на блюде мясо разрезал
И вслушивался в эти разговоры.
«Милорд, — сказал он, — нелегко, без спору,
Вздох разделить, но если бы купил
Мне плащ монах, я б тотчас научил
Его, как вздох меж братьев разделить
И никого при том не пропустить».
«Ну говори. Плащ я тебе дарю.
Ах, плут! Я нетерпением горю
Скорей узнать, что ты, злодей, придумал,—
И возвратимся снова все к столу мы».
И начал сквайр: «В день, когда воздух тих,
Когда в нем нет течений никаких,
Принесть велите в этот самый зал
От воза колесо, — так он сказал,—
И колесо на стойках укрепите
И хорошенько вы уж присмотрите
(В таких делах заботливым хвала),
Чтоб ступица его с дырой была.
Двенадцать спиц у колеса бывает.
И пусть двенадцать братьев созывает
Монах. А почему? Узнать хотите ль?
Тринадцать братьев — полная обитель. [241]
А исповедник ваш свой долг исполнит —
Число тринадцать он собой дополнит.
Потом пускай без лишних промедлений
Под колесом все станут на колени,
И против каждого меж спиц просвета
Пусть будет нос монашеский при этом.
Брат исповедник — коновод игры —
Пусть держит нос насупротив дыры,
А тот мужлан, в чьем пузе ветр и грозы,
Пускай придет и сам иль под угрозой
(Чего не сделаешь, коль повелят?)
К дыре приставит оголенный зад
И вздох испустит, напружась ужасно.
И вам, милорд, теперь должно быть ясно,
Что звук и вонь, из зада устремясь
И поровну меж спиц распределясь,
Не обделят ни одного из братьи,
А сей монах, отец духовный знати,—
Не выделить такого брата грех,—
Получит вдесятеро против всех.
Такой обычай у монахов всюду:
Достойнейшему — первый доступ к блюду.
А он награду нынче заслужил,
Когда с амвона утром говорил.
Когда на то моя была бы воля,
Не только вздох, а вздоха три иль боле
Он первым бы у ступицы вкусил;
Никто б из братии не возразил —
Ведь проповедник лучший он и спорщик».
Сеньор, хозяйка, гости, но не сборщик
Сошлись на том, что Дженкин разрешил
Задачу и что плащ он заслужил.
Ведь ни Эвклид, ни даже Птолемей
Решить бы не смогли ее умней,
Ясней облечь ее в свои понятья.
Монах сидел, давясь, жуя проклятья.
Про старика ж был общий приговор,
Что очень ловкий брату дан отпор,
Что не дурак он и не одержимый.
И поднялся тут смех неудержимый.
Рассказ мой кончен, кланяюсь вам низко
Я за вниманье. Э, да город близко.
Здесь кончает свой рассказ Пристав церковного суда
ПРОЛОГ СТУДЕНТА
(пер. И. Кашкина)
«Да что вы спите, что ли, сэр студент? —
Сказал хозяин. — Вам фату и лент —
И в точности вы были бы невеста
За свадебным столом. «Всему есть место
И время», — вот как Соломон сказал.
А я ни слова нынче не слыхал
Из ваших уст. Софизмов мудрых бремя,
Должно быть, занимало вас все время.
Во славу божью! Будьте веселей,
Чтобы потом зубрить, учиться злей.
Игру коль начал — надобно играть
И правила игры не нарушать.
Рассказ веселый вы нам расскажите.
Чур, проповедь святую не бубните,
Как те монахи, что лишь о грехах
Гнусить умеют, навевая страх.
И чтоб не одолел нас сладкий сон,
Веселый подымите нам трезвон.
Метафоры, фигуры и прикрасы
Поберегите вы пока в запасе,
Чтобы в высоком стиле королям
Хвалу воспеть иль славить нежных дам.
Для нас попроще надо речь держать,
Чтоб все могли рассказ простой понять».
Достойный клерк ему в ответ учтиво:
«Хозяин, каждый должен принести вам
Свой вклад посильный. Слов своих назад
Я не беру, повиноваться рад,
Поскольку разумение позволит;
А ваш наказ меня не приневолит.
Вам в точности хочу пересказать
Один рассказ, который услыхать
Случилось в Падуе, где муж ученый [242]
Его сложил, Гризельдой увлеченный.
Теперь он мертв, огонь его потушен. [243]
Господь ему да упокоит душу.
Петрарка — лавром венчанный поэт,
То звание ему дарует свет.
Стихов его сладкоголосых сила
Страну его родную озарила
Поэзией, как мудростью и знаньем —
Ум Джона из Линьяно. И молчаньем
Могильным смерть исполнила уста
Творцов, не дав от жизни им устать.
Пожрала смерть обоих. Так и нас
Настигнет скоро неизбежный час.
Так вот, сей муж достойный восхваленье
Ломбардьи и Пьемонта во вступленье
К рассказу горестному поместил.
Он Апеннинских гор изобразил
Вершины и особо Монте-Визо,
А также горы вплоть до самой Пизы;
Его перо искусно описало
Места, где По берет свое начало,
И то, как он, водою переполнен,
Вперед набухнувшие катит волны,
К Венеции свой длинный путь стремя.
Но это все казалось для меня
Не самым главным, главное вам ныне
Перевести попробую с латыни».
вернуться
241
Тринадцать братьев — полная обитель. — По монастырскому уставу, обитель состояла из двенадцати монахов, по числу апостолов, с тринадцатым монахом (приором) во главе, а более крупный монастырь составлялся из ряда обителей.
Мотив унижения и осмеяния монаха был очень распространен в средние века (см., например, Legrand d’Aussy, «Fabliaux ou contes du XII–XIII siècle», также легенды о Тиле Уленшпигеле и пр.). Насмешка здесь подчеркнута ссылками на Евклида, Птолемея и наукообразностью изъяснения теории распространения звука, о которой Чосер подробно говорит в своем «Храме Славы».
вернуться
242
Муж ученый— Петрарка жил близ Падуи в 1373 г.; возможно, что, будучи в это время в Генуе с дипломатической миссией, Чосер посетил Петрарку.
вернуться
243
…огонь его потушен. — Петрарка умер в 1374 г., до написания «Кентерберийских рассказов».