Неподалеку от дворца, в котором

Приготовления к дню свадьбы шли,

Село лежало, что окинуть взором

Приятно было. От даров земли

Питались люди там, — их дни текли,

Трудом заполненные: ведь от неба

Зависел их кусок сухого хлеба.

Средь этих бедняков давно осев,

Жил человек, других беднее много.

Но знаем мы, что даже и на хлев

Порой исходит благодать от бога.

С Яниколою в хижине убогой

Жила Гризельда-дочь, красой своей

Пленявшая мужчин округи всей.

А прелестью неслыханною нрава

Она была всех девушек милей.

Ее душе чужда была отрава

Греховных помыслов, и жажду ей

Тушил не жбан в подвале, а ручей.

Желая быть примерною девицей,

Она старалась целый день трудиться.

Хотя по возрасту еще юна,

Горячею наполненное кровью

Имела сердце зрелое она,

Ходила за отцом своим с любовью

И преданностью, чуждой суесловья;

Пряла, своих овец гнала на луг,—

Работала не покладая рук.

С работы к ночи возвращаясь, травы

Она с собою приносила в дом;

Их нарубив, похлебку без приправы

Себе варила и свою потом

Стелила жесткую постель. Во всем

Отцу старалась угодить и мало

О собственной особе помышляла.

На этой бедной девушке свой взор

Не раз маркграф покоил с восхищеньем,

Когда охотиться в зеленый бор

Он проезжал, соседящий с селеньем.

И взор его не грязным вожделеньем,

Не похотью тогда горел, — о нет!

Он нежностью был подлинной согрет.

Его пленяла женственность движений

И не по возрасту серьезный взгляд,

Где суетности не было и тени.

Хоть добродетель у людей навряд

В чести, маркграф с ней встретиться был рад

И думал: «Коль придется мне жениться,

То лишь на этой я женюсь девице».

День свадьбы наступил, но невдомек

Всем было, кто невеста и супруга;

Никто недоуменья скрыть не мог,

И стали все тайком шептать друг другу:

«Ужели так-таки себе подругу

Маркграф не выбрал? Неужели нас

Дурачил он, да и себя зараз?»

Однако ж драгоценные каменья

Оправить в золото был дан приказ

Маркграфом, чтобы сделать подношенье

Гризельде милой в обрученья час;

По девушке, что станом с ней как раз

Была равна, велел он сшить наряды

И приготовить все, что к свадьбе надо.

Торжественного дня зардел рассвет,

И весь дворец красой сверкал богатой,

Какой не видывал дотоле свет.

Все горницы его и все палаты

Склад роскоши являли непочатый.

Все было там в избытке, чем красна

Была Италия в те времена.

Маркграф и вместе с ним его дворяне

С супругами, — все те, которых он

На этот праздник пригласил заране,—

В путь двинулись. Маркграф был окружен

Блестящей свитой, и под лютней звон

Повел он всех в селение, где нищий

Яникола имел свое жилище.

Что для нее устроен блеск такой,

Гризельда и понятья не имела.

Она пошла к колодцу за водой,

Чтоб в этот день свободной быть от дела,

Пораньше, чем всегда. Она хотела

Полюбоваться зрелищем, узнав,

Что свадьбу празднует в тот день маркграф.

«Сегодня мне б управиться скорее

С моим хозяйством, — думала она.—

Тогда с подругами взглянуть успею

На маркграфиню дома из окна.

Оттуда ведь дорога вся видна,

К дворцу ведущая, и поезд знатный

По ней пройдет сегодня, вероятно».

Когда она ступила на порог,

Маркграф к ней подошел; тотчас же в сени

Поставивши с водою котелок,

Она пред ним упала на колени

И слов его ждала; при этом тени

Предчувствий не было у ней о том,

Что совершилось через миг потом.

Улыбкою Гризельду ободряя,

Маркграф с вопросом обратился к ней:

«Где ваш отец, Гризельда дорогая?»

На что она, не вознося очей,

Как только можно тише и скромней

Ответила: «Он дома, не премину

Его привесть тотчас же к господину».

И в дом войдя, с отцом вернулась вмиг.

Маркграф, его приветив и отдельно

От прочих ставши с ним, сказал: «Старик,

Моей душой владеет безраздельно

Одна мечта, бороться с ней бесцельно:

Я полон к дочери твоей любви;

Ты нас на брак святой благослови!

Меня ты любишь и мне служишь честно,—

Давно я это знаю, с юных лет.

И с юных лет мне хорошо известно,

Что между нами разногласий нет.

Поэтому прошу, мне дай ответ

На мой вопрос и мне скажи по чести:

В тебе приветствовать могу ли тестя?»

Такая неожиданная речь

Повергла бедняка в оцепененье;

Весь задрожав, он еле мог извлечь

Слова из уст: «Мое повиновенье

Вам обеспечено, и то решенье,

Которое угодно вам принять,

Законом буду для себя считать».

«Теперь, — сказал маркграф с улыбкой ясной, —

Пойдемте в вашу горницу втроем;

А для чего, тебе должно быть ясно:

Желаю я в присутствии твоем

От дочери твоей узнать о том,

Согласна ли она мне стать женою

И послушанье соблюдать благое».

Пока меж ними там беседа шла,—

Сейчас вам расскажу, как это было, —

Сбежались жители всего села

Под окна их, и каждого дивило,

Как ласково Гризельда и как мило

С отцом держалась. Больше всех она,

Однако же, была изумлена.

Не мудрено, что трепет и смущенье

Напали на Гризельду: до сих пор

Высокого такого посещенья

Ее не удостаивался двор.

Бледна как полотно и долу взор

Потупивши, она теперь сидела.

И тут маркграф, чтобы продвинуть дело,

К прелестной деве обратился так:

«Гризельда, ваш отец сказал мне ясно,

Что по сердцу ему наш с вами брак.

Надеюсь, на него и вы согласны?

Но торопить вас было бы напрасно:

Коль боязно вам сразу дать ответ,

Подумайте, — к тому помехи нет.

Но знайте, что должны вы быть готовы

Повиноваться мне во всем всегда

И не роптать, хотя бы и сурово

Я с вами обращался иногда,

Не отвечать мне «нет», скажи я «да»,

Все исполнять, не поведя и бровью,

И я вам верной отплачу любовью».

От страха вся дрожа, ему в ответ

Гризельда молвила: «Мне, бесталанной,

К лицу ли честь, которой равной нет?

Но то, что любо вам, и мне желанно.

Даю обет вам ныне — постоянно

Послушной быть и в мыслях и в делах,

Отбросив даже перед смертью страх».

«Обету вашему, Гризельда, верю»,—

Сказал маркграф, душой развеселясь,

И сразу же пошел с ней вместе к двери

И так сказал толпе, что собралась:

«Есть государыня теперь у вас:

Мою жену, Гризельду дорогую,

Всегда любить и жаловать прошу я».

Маркграф решил, что все свое тряпье

Гризельде сбросить пред отъездом надо,

И приказал, чтоб женщины ее,

Раздев, одели в новые наряды.

Тряпья касаться были те не рады,

Но поспешили выполнить приказ,

И засверкала дева, как алмаз.

Ей расчесавши волосы прилежно,

Они нашли уместным ей венок

На темя возложить рукою нежной.

Никто Гризельду и узнать не мог,

Она сияла с головы до ног.

Длить описание ее наряда

Не буду я, да это и не надо.

Маркграф кольцо надел на палец ей,

Нарочно принесенное из дома,

И на коне, что снега был белей,

Гризельду перевез в свои хоромы.

По всей дороге, радостью влекомый,

Бежал народ. Весь день гудел дворец.

Пока не село солнце наконец.

Рассказ продолжу. Юной маркграфине

Такая прелесть дивная дана

Была с рожденья божьей благостыней,

Что трудно было верить, что она

В крестьянском бедном доме рождена

И выросла среди домашних тварей,

А не в палатах пышных государя.

Любовь она снискала и почет

У всех кругом. Ее односельчане,

С которыми она из года в год

Встречалась и беседовала ране

На улице, в дубраве, на поляне,

Готовы были клясться, что не дочь

Она Яниколы, как день не ночь.

Хоть добродетели была отменной

Она всегда, но ныне добротой

Вдруг засияла необыкновенной

Душа ее, а все слова такой

Приобрели красноречивый строй,

Что вызывала чувство восхищенья

Она у всех людей без исключенья.

Не только в городе Салуццо, — нет,

По всей стране о ней гремела слава,

Все говорили, что от века свет

Очаровательней не видел нрава.

В Салуццо шли толпой тысяче главой

Мужчины, женщины — и стар и млад,—

Чтоб только на Гризельду бросить взгляд.

Брак заключив, — как будто недостойный,

На деле ж королевский, — жил маркграф

С женой своей счастливо и спокойно.

Да и народ хвалил ее, поняв,

Что был он в выборе супруги прав.

Все славили его за ум отменный,

А это ведь не так обыкновенно.

Не только по хозяйству все дела

В руках Гризельды спорились отлично,

И в управленье краем, коль была

В том надобность, она входила лично.

Все споры подданных своих обычно

Она умела быстро разрешать,

В сердца враждебные елей вливать.

В отъезде ли был государь иль дома,—

Все тяжбы меж баронами она,

Непогрешимой чуткостью ведома,

Кончала миром, — так была умна,

Так в обращении с людьми ровна,

Что ангелом они ее считали,

Ниспосланным их утолить печали.

Когда еще не минул первый год,

Дочь родила Гризельда молодая.

Хотя мечтал о мальчике народ,

А также и маркграф, владыка края,—

Довольны были все, предполагая,

Что им наследника не долго ждать,

Раз не бесплодной оказалась мать.