Вот и распознайте, братия, злую жену. Говорит она мужу своему: “Господине мой и свет очей моих! Я на тебя и взглянуть не могу: когда говоришь со мной, тогда смотрю на тебя, и обмираю, и слабеют все члены тела моего, и падаю на землю”.

Послушайте, жены, слова апостола Павла: крест — глава церкви, а муж — жене своей. Жены, стойте же в церкви и молитесь Богу и святой Богородице; а чему хотите учиться, то учитесь дома у своих мужей. А вы, мужья, в законе храните жен своих, ибо нелегко найти хорошую жену.

Хорошая жена — венец мужу своему и беспечалие, а злая жена — горе лютое и разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом своего мужа истощает. Лучше в дырявой ладье плыть, нежели злой жене тайны поведать: дырявая ладья одежду замочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лучше камень бить, нежели злую жену учить; железо переплавишь, а злой жены не научишь.

Ибо злая жена ни ученья не слушает, ни священника не чтит, ни Бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает.

Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле? Всех тех злее злая жена. Нет на земле ничего лютее женской злобы. Из-за жены прадед наш Адам из рая был изгнан; из-за жены Иосиф Прекрасный в темницу был заключен, из-за жены пророка Даниила в ров ввергли, где львы ему ноги лизали. О, злое, острое оружие дьявола и стрела, летящая с ядом!

У некоего человека умерла жена, он же по смерти ее начал продавать детей. И люди сказали ему: “Зачем детей продаешь?” Он же ответил: “Если родились они в мать, то, как подрастут, меня самого продадут”.

Но вернемся к прежнему. Я, княже, ни за море не ездил, ни у философов не учился, но был как пчела — припадая к разным цветам и собирая мед в соты; так и я по многим книгам собирал сладость слов и смысл их и собрал, как в мех воды морские.

Скажу не много еще. Не запрещай глупому глупость его, да не уподобишься сам ему. Не стану с ним много говорить. Да не буду как мех дырявый, роняя богатство в руки неимущих; да не уподоблюсь жерновам, ибо те многих людей насыщают, а сами себя не могут насытить житом; да не окажусь ненавистным миру многословною своею беседою, подобно птице, частящей свои песни, которую вскоре же ненавидеть начинают. Ибо говорится в мирских пословицах: длинная речь не хороша, хороша длинная паволока.

Господи! Дай же князю нашему силу Самсона, храбрость Александра, разум Иосифа, мудрость Соломона, искусность Давида, и умножь, Господи, всех людей под пятою его. Богу нашему слава, и ныне, и присно, и вовеки.

К воинъством устремляющеся полезно и честно слышати добродѣтелна и велеумна мужа Александра, великаго царя македонскаго, како и откуду бысть и како и отколе прииде, и сих ради добродѣтелей всей подсолнечной царь и самодержецъ назвася. Подобает же сего чтущимъ разумѣти, и разумевающимъ сего воинъствомъ и добродѣтелемъ уподобитися и смысла да разумѣти елицы.

Бысть же великое Божие промышление создавши собѣ храмъ и сего седмъ утвердивша столпъ.[849] И в пять тысящ сего стояния, царствующу великаго Рима Таркинию царю,[850] начальствующу же израильтескими людьми и еврейскому господству от архиерей Иеремѣю пророку,[851] господствующу восточным странамъ Криксу сыну, Дарию,[852] обдержащу Индию, Египтом же великимъ обладающу Нектанаву[853] волхву, царю сущу, тогда Ридийскимъ странамъ[854] и Македонъской земли и Еладцкими отоки обладающу Филипу, греку сущу и еллину. Родися ему сынъ тогда, и нарече имя ему Александръ, по греческому языку «избранне муж».[855] Избранъ сей и младъ и красенъ, смиренъ же и благообразенъ ко всѣмъ зрящимъ его. Сеи же ни есть от телеснаго утворения, но о всем виновнаго благимъ великаго Божия промысла. Помагающе же симъ имяше естественое добродѣтелей суть си: непотворно и во языце же непоколебимо имать, имания же вся яко тлѣнная и мимотекущая вменяше, долготерпелив же к согрешающимъ безмѣрно. Сими же четырми добродѣтелми четыремъ вселеньскимъ концемъ царь и самодержецъ назвася. Елико невозможно есть в книзе сей написати, ни на сердце человѣку не взыде, ни во умъ человѣку неподатливу не внидеть. Александровы добродѣтели, душевныя и телесныя, преди рекоша.

Повесть начнемъ о рожении его и о храбрости его. Глаголюще бо быти его сына царя Филипа. Но нѣсть тако, занеже лжа, но египецкаго царя Нектава, великаго волхва, сынъ и Олимпияды, жены Филиповы. Случи же ся сице. Нектанавъ, царь египетцкий, волшебною хитростию и звездочетию египетскимъ украшенъ зело. Не бранми, ни ратьми, ни вои, ни оружиемъ противляхуся, но помощницу собѣ имѣя волшебную хитрость, с сею всѣмъ противляяся градомъ. Его бо о сем вси околнии царие недооумѣющеся и стужившеся, совѣтъ сотвориша, глаголюще: «Что сотворимъ лукавому и волшебному сему египецкому князю? Вся бо благая земли нашея богатства волшебнымъ ухищрениемъ вземъ и к своей земли приложи. Мы же сихъ стражуще недоумеваемъ. Но к тому не терпимъ лукаваго сего Аркуса, но вкупе вси собравшеся, на землю египецкую вси устремимся, и Нектанава из царства изгонимъ, и благая своя опять собѣ приимемъ, бесплодну бо ему и без наслѣдия, лукаву бо ему и страшливу, и сама та супротивитца ему египецкая земля». Бяху бо совещавшеся языцы на Нектанава: перси, ивери, арапи, кияне и ефиопи, еглаги[856] и инии восточнии цари и языцы мнози.

Сихъ египецкии краишницы видевъ Верверехъ[857] многое множество неисчетно, восплакався рече: «О горе тобѣ во градехъ великий Египте! До небесъ вознесеся и до ада снидеши! Руки бо твои быша на всѣхъ и ныне же руки всѣхъ на тобѣ! Сладости бо насытився медовныя, горкаго достиглъ еси яда вкусити!» И тако к Нектанаву устремися. И притекъ, о нашествии ему возвестивъ неисчетное восточнымъ войскомъ. Приступив же к нему рече: «Вѣдомо да ти есть, о царю, яко смертию изменяеши живот свой днесь. Дарий же, перский царь, иже мнитца богомъ, на межу земля твоея прииде со всѣми восточными цари, и ранами ранити имает тебе ради Египетъ. Да совокупи и ты вся воя на брань и прямо имъ устремимся. Ничтоже бо имать успѣти силнеи воисце и храбрымъ витяземъ волшебная чародѣйства; царь на царя, мужъ на мужа, конь на коня обои честь с помощника имуще. Царьство множествомъ людей состоится, якоже море со своими волнами, и тако страшно плавающимъ является». Сие же Вервереху к Нектанаву рекшу, посмеявся царь, рече ему: «Ты оубо вѣрную ти службу совершилъ еси. Рать бо множествомъ людей не бывает. но добрыми и храбрыми сердцы. Многажды бо левъ единъ множество стадъ еленей разганяетъ, адинаго волка напрасное скочение многа стада овецъ разгонитъ. Ты оубо на отреченную ти работу отъиди и тѣхъ часто исходи и ко мнѣ вѣсти подавай». И сие рекъ, Верверега посла.

Сам же книги расписа по всѣмъ градомъ и странахъ египецкихъ, готовитися повелѣ и всѣмъ на брань быти и за землю, и за отчину и за царство битися. Но идѣже Богъ не хощетъ, человѣкъ ничтоже можетъ. Царь же в полату вниде волшебную, леканомандию[858] терти начат волшебную и златую лохань воды налиявъ, от воска две рати в водѣ сотворивъ, и видевъ свою рать побиваему от перские рати, боги же египецкие виде в корабли варваръскимъ вводящи воиску… во Египетъ, в недооумѣние впаде и восплакався рече: «О горе тебѣ Египте! На многия лѣта прославися вкупе со царемъ своимъ и во едино лѣто погибе! Нѣсть бо радости, иже не преложится на жалость, ни слава на земле, иже вмале являетъ, а вскоре погибаетъ». Добре рече: «Надѣющеся волшебной хитрости, подобни суть насланяющимся на воду — егда же опрется, тогда и погрузится и безчестие имяй в себѣ». Царь же Нектанавъ, быти ему во Египте, не могий с тыми братися, жалостию и срамотою объятъ бывъ. Браду же и главу остригъ, в полунощи же изъ царьскихъ домовъ изыде, в далний в Филипус, в Македонъский градъ,[859] доиде. Никомуже его не знающи, сѣде же ту нѣ в коем мѣсте скровнемъ, врач[860] же сказовашеся быти и мастер хитрый от египетцких звездочетецъ суще.