Кевин не собирался делать ничего такого — на самом деле у него были весьма смутные представления о том, что должно произойти, — но резкие движения лежащей под ним девушки начали возбуждать его. Его прежние наблюдения подтвердились — она была тоненькая, но прекрасно сложена. Она трясла годовой, и запах ее свежевымытых волос щекотал его ноздри, а ее широко раскрытые голубые глаза, полные гнева и страха, казались двумя озерами, в которых ему хотелось утонуть.

Он медленно опустил голову, так что, в конце концов, его лицо приблизилось к ее лицу почти вплотную.

— Я говорил тебе, что наш брак будет настоящим, детка, и он именно такой. Я приятно удивлен, ибо вижу — может быть, я увидел это поздновато, — что, возможно, старый Сильвестр обманулся в своих ожиданиях и его месть не совсем удалась: предполагаемое наказание оказалось не таким уж неприятным.

Его голос зазвучал глубже, и он откашлялся.

— Ну же, детка, перестань со мной бороться. Я собираюсь стать твоим мужем, и прямо сейчас. Ты получишь от этого больше удовольствия, если не станешь сопротивляться. Как говорится, вспашем целину щадящим способом.

Говоря все это, он приближал свои губы к ее рту и, наконец, отпустил ее руки. Прежде чем отдать себе отчет в том, что ее губы оказались удивительно сладкими, он обнаружил, что лежит в постели на спине, один, а Джилли стоит рядом, и ее маленькая грудь вздымается от возмущения.

— Есть еще одна поговорка, сэр: чтобы закончить, надо начать! — швырнула она ему в лицо, после чего устремилась к двери так быстро, что только пятки засверкали, и выскочила наружу.

В Холле было более ста спален и двадцати лестниц. К тому времени как Кевин собрался с мыслями, нашел свечу и отправился в погоню, девушки и след простыл. Он повернул налево, затем еще раз свернул и через десять минут обнаружил, что ошибся. Он позабыл, что Холл больше всего напоминает муравейник. Коридор, в котором он очутился, тянулся и извивался, казалось, его длина составляет несколько миль, время от времени поднимаясь на одну ступеньку, в конце концов, граф поднялся на целый этаж и очутился на галерее над огромными покоями.

На полпути назад вниз по коридору свеча погасла, и ему пришлось продолжать путешествие в полной темноте, спотыкаясь и изрыгая проклятия.

Когда, в конце концов, он нашел дорогу обратно в спальню, ему пришлось смириться с тем, что свою первую брачную ночь он проведет в одиночестве.

Сбрасывая халат, он вполз под одеяло и попытался устроиться поудобнее на твердой, как камень, перине, покрытой влажным бельем. Он знал, что, согласно местной легенде, на этой кровати спал Ричард III. «Должно быть, и простыни с тех самых пор не меняли», — подумал он, пытаясь поднять себе настроение. В конце концов, это было лучше, чем думать о том, как неуклюже он пытался овладеть Джилли. Ему очень повезет, если она когда-нибудь согласится приблизиться к нему хотя бы на выстрел. Даже Принни наверняка вел себя лучше, растравлял он свои раны.

Брак явно не удался. Особенно ясно это становилось, когда он против воли вспоминал о том возбуждении, которое испытал, прикасаясь к стройному телу Джилли.

А где же была Джилли, пока Кевин растравлял свои раны, не давая себе обрести желанный покой?

Она не брела по дороге в темноте прочь от Холла и своего супруга. И не пряталась в недрах старого здания.

Джилли Ролингс, графиня Локпорт, вернулась в маленькую спальню для слуг, свернулась в клубочек на узенькой койке и спала сном невинности — или победительницы?

Глава 5

Когда Джилли удалось ускользнуть из дома — это случилось воскресным утром — и, перебравшись через холмы, навестить могилы матери и брата на маленьком сельском кладбище у церкви, там было пусто, если не считать постоянных обитателей.

Она вошла в железные ворота кладбища, огляделась, удостоверившись, что она здесь одна, и сорвала несколько маргариток в одном из двух вазонов, расположенных по обе стороны от каменного надгробия, надпись на котором гласила: «В память о Тобиасе Крэнстоне, любимом муже и отце».

Джилли была уверена, что старина Тоби не стал бы возражать, ведь у него осталось шестнадцать детей, которые исправно приносили на могилу букеты.

Пройдя в дальний угол огороженного участка, Джилли опустилась на колени и положила по букетику перед каждым из двух надгробий, расположенных особняком, в стороне от других могил, под старой сосной.

Некоторое время она занималась тем, что приводила могилы в порядок: сметала упавшие листья и ветки с замшелой земли, вытирала пыль с камней подолом своего платья. Наконец, удовлетворенная результатами своей работы, Джилли уселась, скрестив ноги, перед могилами — так же, как садилась много лет подряд, навещая последний приют сначала брата, а затем и матери.

Все эти годы она делилась с ними своими печалями и радостями, и этот визит не стал исключением.

— Ох, мама, — вздохнула она, вертя между пальцами длинную травинку, — прошло меньше двух недель с тех пор, как я стала леди Локпорт, а кажется — год или даже больше. Ох, — торопливо продолжала она, — не то чтобы это меня беспокоило — Томас, заткни уши, — то, что произошло в первую ночь, больше не повторилось, и я больше не стану об этом рассказывать, тем более что Томасу не годится слушать про такие вещи. Нет-нет, — продолжала она, в смущении оправляя платье, — граф сдержал слово, по крайней мере в этом смысле. Когда он обнаружил меня в спальне для слуг на следующее утро, он пообещал, что даст мне время, чтобы я могла привыкнуть к тому, что мы женаты, прежде чем, как он это назвал, станет настаивать на осуществлении супружеских прав. По моим расчетам, — она широко улыбнулась, — мне понадобится лет пятьдесят или шестьдесят, чтобы привыкнуть к этому.

Джилли вытянула ноги и перекатилась на живот, теперь она лежала ничком на мягкой траве.

— Так что, дорогая мама, ночами я сплю спокойно. Но то, что творится днем, — ее лицо исказилось, — это просто невыносимо. Этот человек вечно всем недоволен. Сначала он приказал отнести все часы Сильвестра на чердак, оставив по одному экземпляру в каждой комнате. Когда половину часов уже отнесли, он велел вернуть их обратно в театр. Ты помнишь, не правда ли, мама, эту ужасную комнату, похожую на пещеру, с кошмарной росписью на потолке — я всегда терпеть не могла этих голых ангелочков, выделывающих курбеты у меня над головой. Сцена, как ты понимаешь, почти развалилась, а бархатный занавес порвался. И даже задник, на котором изображен вид Холла с востока, почернел от времени и тоже местами порвался. Так вот, теперь весь пол там уставлен Сильвестровыми часами, и все они, по распоряжению графа, постоянно идут. Он ищет среди них «круг времен» из загадки. Олив на той неделе провела в театре массу времени, проветривая часы и проверяя, как они бьют, — Джилли хихикнула. — Бедная Олив, она оглохла после этого на целых два дня, ничего не слышала, как миссис Уайтбред. Она отказалась заходить в театр, и эту работу поручили Лайлу и Фитчу — теперь точно только половина часов будет тикать одновременно. Лайл и Фитч носили часы в театр под присмотром графа — должна заметить, это очень напрягает, — и они так разволновались, что уронили огромные песочные часы, которые стояли у Сильвестра в библиотеке. Дно у них разбилось, и образовалась дыра размером с кулак, и оттуда на ковер высыпался весь песок. Я была уверена, что граф их тут же выгонит — ну или сначала отругает, а потом выгонит, но он только подмигнул мне, улыбнулся и сказал, — Джилли попыталась изобразить аристократическую манеру речи своего мужа. — «Что же ты стоишь, женушка? Тащи сюда ведерки и совочки, будем строить замок из песка».

Перекатившись на спину, Джилли раздраженно спросила:

— Как можно чувствовать себя спокойно рядом с таким человеком? Всего за час до этого он застал меня за мытьем лестницы, бесцеремонно поставил на ноги и накричал на меня, требуя, чтобы я больше никогда, повторяю, никогда ни до чего не дотрагивалась и не убиралась в Холле.