Изменить стиль страницы

И вот теперь, в пятьдесят лет, Луис наконец-то оказался близок к достижению своей цели. Он продал дом в Лос-Анджелесе, вложил в новое предприятие — ресторан — все свои деньги, а недостающие средства вымолил у друзей и знакомых. Новый его ресторан назывался «Сильвер майн» — «Серебряный рудник», а церемония открытия заведения должна была состояться 29 декабря. Всю выручку от нее предполагалось передать на нужды Ассоциации Спасения Прошлого Аспена.

Пока Риган намеревалась веселиться в «Серебряном руднике», ее родители собирались прекрасно провести время в качестве гостей Кендры и Сэма Вудов. Сэм был известным продюсером с Бродвея, а Кендра — актрисой, которая когда-то сыграла свою первую роль в одном из телевизионных фильмов, поставленных по роману Норы, а теперь намеревалась дебютировать на подмостках Бродвея в одной из постановок, продюсером которой был Сэм.

Риган поставила свою чашку с чаем на стол и завернулась в афганский плед, который здесь лежал на каждом кресле. Она положила голову на подлокотник. Никакой другой опоры в своей жизни она пока найти так и не смогла. Устроилась она весьма уютно, но тут зазвонил телефон. Она взяла трубку радиотелефона, лежавшего на расстоянии вытянутой руки от кресла. Отвечая незнакомому еще собеседнику, она попыталась придать своему голосу веселые, рождественские интонации:

— Алло!

— Риган, это Кит!

— Кит! — Оказалось, что звонила одна из лучших подруг Риган. Они встретились впервые десять лет назад, когда обе проводили за границей, в Англии, первый год в колледже Сент-Поликарп в Оксфорде.

В Англии они очень быстро подружились. Произошло это потому, что в первый свой вечер в колледже обе пришли к единому мнению о том, что еда в столовой учебного заведения совершенно непригодна для человеческого потребления. Они тогда решили оставить нетронутыми свои подносы с едой и отправились в город, чтобы полакомиться спагетти. Так первые три месяца они и ели одни спагетти.

Риган приподнялась и села на диване.

— Как там у тебя жизнь течет в стране обязательного страхования? — спросила она подругу.

— Хартфорд в полном порядке. Сейчас я просто пытаюсь создать себе правильное настроение, прежде чем отправиться обедать в дом своих родителей.

— Я не думаю, что ты питаешься теми пирогами, что производит компания, в которой ты работаешь, — сказала Риган. — Их можно есть только после того, как разделаешь с помощью бензопилы или чего-то в этом роде. Вряд ли такой инструмент есть в твоем доме.

— Нет, этих пирогов я не трогаю. С прошлого года, правда, у нас оставалось несколько дюжин, но мы отправили их тем клиентам, что вдруг решили отказаться от наших страховых услуг.

— Так, ну а как еще ты пытаешься создать себе подобающее настроение?

— Ну, видишь ли, — ответила Кит, — я тут себе купила омелу.

— Я просто потрясена твоим жизнеутверждающим взглядом на жизнь.

— Не вижу ничего смешного. Ты же знаешь, что нам предстоит, не так ли?

— Нет. А что ты имеешь в виду?

— Начинается период очередного «Бермудского треугольника». И, поверь мне, это все смертельно опасно.

Риган нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Рождество, Новый год, а затем День влюбленных, День святого Валентина. Это наихудшие праздники для одиноких женщин. Вот ты, например, уверена, что получишь подарок на Рождество, что тебя пригласят на свидание или преподнесут хотя бы один цветочек на День влюбленных?

Риган рассмеялась.

— Мне кажется, что по всем трем показателям у меня к пятнадцатому февраля будет сплошной ноль.

— Почему?

— Да потому, что, например, вот сейчас я сижу и смотрю на кучу подарков, сложенных под елкой. Но дело в том, что почерк на всех них подозрительно напоминает мне почерк моей мамочки. Новый год в Аспене, я уверена, пройдет просто замечательно, но это точно будет коллективное времяпрепровождение. Но это, в общем, не так уж и плохо. Дело в том, что с того самого момента, как умер знаменитый Ги Ломбардо, Новый год перестал быть выдающимся событием. Что касается Дня святого Валентина, то я даже не хочу думать о нем. Так, ну ладно, — Риган помедлила немного, чтобы придать следующим своим словам особое ударение, — ты решилась, наконец, приехать к нам в Аспен? Или я ошибаюсь?

— Пожалуй, стоит попробовать.

— Твой ответ меня совершенно не устраивает. Что значит: «стоит попробовать»? Я ведь прекрасно знаю, что ты совершенно свободна на следующей неделе.

— Видишь ли, мне действительно придется завершить кое-какие дела до конца года.

— Мне-то казалось, что ты уже разослала куда надо все свои знаменитые фруктовые пироги.

Кит рассмеялась.

— Я только что проверила расписание самолетов. Я приеду к тебе в середине следующей недели, наверное.

— Что значит — «наверное»? Разве тебя еще что-то задерживает?

Кит поколебалась.

— Да нет…

— В чем дело? Ты купила себе омелу. Ты что — встречаешься там с кем-нибудь?

— Знаешь, если честно, то я несколько раз встречалась с тем парнем из нашего спортивного клуба. Он мне кажется действительно симпатичным. Я просто подумала, что если он вдруг захотел бы вместе со мной провести праздники, то я…

— Ага, понятно, — сказала Риган, — ну, а если он вдруг не пригласит тебя провести вместе новогодние праздники, то тогда ты попросту будешь в одиночку сидеть и, как говорится, «стучать горшками» в новогоднюю ночь?

— Об этом варианте я тоже уже думала.

В телефонной трубке прозвучал характерный сигнал.

— Подожди секундочку, Кит.

— Алло!

— Куколка, это я.

— Луис! — Риган живо представила себе своего друга — как он зачесывает прядь волос за ухо, проводит по волосам ладонью, потом хлопает себя по лбу. — Подожди, я как раз разговариваю с Кит.

— Так она собирается приехать?

— Надеюсь. Подожди-ка. — Риган переключила телефон обратно на Кит. — Это Луис звонит. Давай я свяжусь с тобой попозже.

— Хорошо, я буду дома — развешивать омелу.

Переключившись обратно на Луиса, Риган услышала, как он дает кому-то указания.

— Луис? Эй, Луис!

— Да, дорогая. Извини, мы тут немножко сходим с ума.

— Да это просто здорово! — воскликнула Риган. Для ее друга явно наступили важные времена. Популярность его нового ресторана в выходные дни, а также успех церемонии открытия двадцать девятого числа будут очень многое значить для дальнейшей судьбы всего дела Луиса.

— Да, пожалуй, дорогая. Не очень обращай на меня внимание. Я — старый, несчастный, разбитый, усталый человек. Вообще-то я просто решил тебе позвонить и удостовериться, что ты точно будешь тут у нас в рождественскую ночь.

— Я приеду к вам, — подтвердила Риган. — Мои родители и я прилетаем завтра во второй половине дня на личном самолете Вудов.

— Постой-ка, Риган. Подожди. Что это там горит, черт возьми? — заорал вдруг Луис. — Выньте хлеб из печки, черт вас побери!

Риган усмехнулась.

— Ты там, чувствуется, всем здорово руководишь. Пожалуй, лучше будет, если я оставлю тебя в покое. В общем, я буду у вас вечером перед Рождеством, примерно после обеда.

— Может быть, тебе приготовить какое-нибудь особенное блюдо в честь твоего пребывания здесь, а?

— Не беспокойся. Я съем все, что у вас там подают. Хотя нет, об одной вещи я, пожалуй, попрошу.

— О какой же?

— Мне очень нравится, когда хлеб к столу подают горячим, мягким, свежим.

Луис проворчал в ответ что-то себе под нос, что, как показалось Риган, было неким ругательством, и бросил трубку.

Нью-Йорк-Сити

Суббота, 24 декабря

— Ларри, а это не больно? — пробормотала Нора Риган Рейли из-под маски, которая закрывала ее ноздри, посылая сильный запах азотистой кислоты, казалось, прямо ей в мозг.

— Потерпи буквально еще пару минут, Нор, — мягко ответил доктор Ларри Ашкинази, держа в руке инструмент, подозрительно напоминающий нечто вроде анатомического ножа. — Просто попался очень неприятный зуб, так что мне придется добавить чуточку обезболивающего.