Кэрол Хиггинс Кларк

Снега

ПРОЛОГ

— Мы почти приехали, — тихо сказал Джадд Уиллин, своей партнерше по преступлениям и любовнице, поворачивая с главной дороги на частную аллею, которая вела к дому Боннелов. Было без пяти три пополудни, и тучи над окрестными горами обещали любителям покататься в уик-энд на лыжах в Вейле очередной снегопад. Джадд быстро осматривался. Он пребывал накануне очередного преступления, и поэтому каждый его нерв был напряжен до предела. Дело, на которое они сейчас шли, тщательно планировалось и должно было пройти без всяких проблем.

Он вошел в контакт с господином Боннелом, используя в качестве прикрытия имя одного авторитетного продавца произведений искусства, известного своими деловыми связями, не вызывающими сомнений. Господин Боннел с радостью пригласил Джадда в свой дом для должного, внимательного изучения картин кисти Бизли, которую ему предлагалось купить за два миллиона долларов.

— Итак, запомни, — сказал Джадд Уиллин, когда они уже подъезжали к просторному двухэтажному, отделанному лепниной дому, — мы знаем, что экономка ушла в час дня, однако на случай, если там все же кто-то остался, ты должна иметь наготове свою дубинку.

— Она наготове, не беспокойся.

На тот случай, если господин Боннел вдруг увидел бы, как они подъезжают к дому, Джадд и его подруга решили должным образом замаскироваться. Оба были в пепельного цвета париках, дополнявшихся наклеенными густыми бровями, сделанными так же, как и парики, из самого настоящего человеческого волоса. К тому же Уиллин была в огромных темных очках, которые скрывали последние признаки ее половой принадлежности. В темных очках, но только спортивного типа, был и сам Джадд.

Они припарковали автомобиль — темно-серый седан — недалеко от входных дверей, расположив его таким образом, чтобы удобнее было быстро скрыться с места преступления. Они торопливо поднялись по ступенькам к парадному входу и позвонили.

Ответа не последовало.

Пронизывающий ветер заставил Уиллин зябко переступить с ноги на ногу.

— Неужели Клод что-то сделал не так и все завалил? — нетерпеливо спросила она.

— Клод никогда и ничего в жизни не заваливал, — проворчал в ответ Джадд. Голос его звучал глухо и раздраженно. — Ты же слышала, как я разговаривал с Боннелом час назад. Он подтвердил нашу с ним встречу.

Джадд нетерпеливо уставился на ручку двери и вдруг заметил, что она неплотно прилегает к косяку. Он осторожно положил ладонь на ручку. Та поддалась легко, без проблем. Джадд толкнул дверь, она открылась. Быстрым движением он выхватил свою дубинку из кармана.

Кивнув Уиллин, он прошептал:

— Пошли.

Когда они переступили порог, Уиллин дотронулась до руки Джадда и показала на щиток системы сигнализации, прикрепленный у входной двери. На щитке горела зеленая лампочка, подтверждающая, что сигнализация в доме отключена.

Они двинулись по коридору.

— А может, надо все же подать голос, позвать хозяина? — высказала свои сомнения Уиллин.

Она внезапно замолчала, потому что из стенного шкафа справа раздался сдавленный стон. За этим звуком последовал громкий стук в дверь шкафа. Это было очень похоже на действия отчаявшегося человека, желающего во что бы то ни стало привлечь внимание к своему положению.

Страшное подозрение закралось в закаленную многочисленными преступлениями душу Джадда. План, который приготовил для него Клод, указывал, что нужная ему картина располагалась над камином в гостиной, справа от передней.

— О-о-о, пожалуйста, только не это! Только не это! — воскликнул он.

С этими словами он бросился вперед по коридору, через арку в комнату, обежал диван, перепрыгнул через коктейльный столик и резко остановился перед высокой плитой камина. На протяжении всего этого маршрута Уиллин не отставала от него ни на шаг.

Джадд взглянул вверх и остолбенел. Огромные, почти детские слезы заполнили его глаза. Теперь он едва видел сквозь контактные линзы, которые также были частью его тщательно продуманной, но теперь уже совершенно бесполезной маскировки.

Покрытая орнаментом золотая рама была все еще на месте, бесполезно замыкая пустое ныне пространство, лишенная главной своей функции — подчеркивать красоту великолепного творения великого художника. Теперь, вместо того чтобы обрамлять картину Бизли, изображающую вокзал города Вейла девятнадцатого века, она демонстрировала грубые серые камни широкой трубы камина.

— Опять, опять это с нами приключилось! — простонал Джадд. — Этот чертов Койот опять нас обставил!

Аспен

Суббота, 24 декабря

Ибен Бин любил кататься на лыжах. Его приводили в восторг волшебство, радость, вдохновение быстрого движения. Оно позволяло ему чувствовать себя совершенно свободным. А чувствовать себя свободным было очень важно для человека, который провел пять лет за решеткой. Лыжные склоны горы Аспен, захватывающие виды окружавших ее хребтов Скалистых гор, здешняя природа во всем своем величии и роскоши оказывали на его душу самое благотворное влияние. Наконец, все это было очень хорошо для его нервной системы, значительно лучше, чем порождающий клаустрофобию вид, открывающийся с нижних нар в его крошечной тюремной камере. Там он ни разу так и не уснул без пугающей, глубоко засевшей в голове мысли о том, что мощная туша сокамерника может как-нибудь взять да и продавить раму верхних нар, и так неизвестно каким образом выдерживавшую вес бесконечных заключенных, побывавших в этой камере раньше.

«И теперь я ложусь спать,

Я молю Господа о спасении моей души.

Если же меня раздавят прежде, чем я проснусь,

То пусть тогда Господь возьмет мою душу».

Так молился он каждую ночь перед сном.

Заключение заставило Ибена горячо полюбить любую погоду, какую только ни посылало небо. Теперь с его лица не сходила улыбка ни в дождь, ни в слякоть, ни в темную ночь. Главное, чтобы при этом он не был окружен со всех сторон забором с колючей проволокой под током. В результате даже вынос мусора до свалки превратился для Ибена в приятное занятие.

Конечно же, один тот факт, что Ибен любил лыжи, не мог означать, что он хорошо катался на них. На самом деле, катался на лыжах он неважно. Как раз на прошлой неделе он даже однажды потерял контроль над спуском и выехал наперерез несущейся параллельным курсом лыжнице. Она попыталась увернуться от столкновения, но неудачно, неловко упала и в результате сломала себе лодыжку. Ибен тогда смиренно наблюдал, как патруль спасателей аккуратно привязывал пострадавшую к носилкам. При этом он очень старался игнорировать все те ругательства, которые несчастная адресовала ему, его родственникам, их чертам характера. «Ну что ж, — думал Ибен, — иногда человеку просто-напросто необходимо дать волю своей злости».

Он попробовал немного смягчить ситуацию и помириться с пострадавшей. Однако ему стало известно, что букет диких цветов, на собирание которого он потратил минут пятнадцать и который поручил отнести несчастной женщине в госпиталь, был ею вышвырнут с глаз долой тотчас же, как только она увидела его имя на карточке, приложенной к цветам. При этом он, конечно же, понимал ее чувства. Не без этого. Еще бы — ей теперь суждено было недель шесть провести в гипсе. Не большое удовольствие.

Для себя же Ибен решил, что начавшаяся неделя будет неделей отдыха и развлечений. Он только что завершил первый свой спуск с горы Аспен за сегодняшнюю вторую половину дня. Этот спуск занял у него несколько больше времени, чем обычно. После лыж он решил заехать перекусить немного «У Бонни» — в шумном кафетерии-ресторане на одном из склонов. Это заведение всегда было полно народу — лыжников, заезжавших сюда подкрепиться после больших нагрузок на свежем воздухе. Это было одно из тех немногих мест на земле, где даже самые большие знаменитости плелись в общей очереди, нагружая каждый для себя собственный поднос с едой. Ибен обычно располагался за одним из столиков на открытой веранде, где предпочитали садиться и некоторые другие лыжники. Многие из них были одеты в спортивные костюмы оригинального дизайнерского покроя и носили солнечные очки, как бы специально предназначенные для того, чтобы подчеркивать особенность персон, их выбравших.