— Да ты что, с ума сошел?!

— Как ты вообще до такого додумалась? — продолжал сокрушаться Боб. — Знаешь, если бы моя мать застала тебя в таком виде, она бы никогда… В Америке нельзя кормить детей у всех на виду, нужно отойти в сторонку или, может быть, в туалет.

Я не верила своим ушам. Это звучало абсурдно — кормить ребенка в туалете! Я сказала:

— Слушай, Боб, ничего страшного не случилось. Мой ребенок проголодался, а уж если мой ребенок хочет есть, я его накормлю в любом месте!

Через несколько лет женщинам в США пришлось устраивать манифестации, чтобы добиться права кормить детей грудью прилюдно.

Когда приехали Седелла и Эдди Букер, они были поражены, что мы справились — с детьми, вещами и всем остальным. Мало того: кроме наших вещей я привезла всевозможных ямайских продуктов, по которым, я знала, миссис Букер очень соскучилась, — жареных плодов хлебного дерева, манго, аки, всего-всего. Она только повторяла:

— Как тебе удалось? Как ты умудрилась?

Она еще больше была потрясена, когда получше ко мне присмотрелась, потому что, по ее словам, я была как две капли воды похожа на нее в молодости. Позже, когда мы оказывались рядом, люди спрашивали:

— Так кто же твой ребенок, Рита или Неста? — Как и все семейство Боба, мать называла его Неста.

Тогда я начала догадываться, почему он меня полюбил. Возможно, он на самом деле искал замену матери, которая оставила его и уехала в Америку. И когда он увидел меня, настолько похожую на нее и такую же целеустремленную, как он сам, он, наверное, подумал: «Вот то, что мне нужно, это моя девушка».

Это была любимая песня Боба, когда он старался привлечь мое внимание: «Девушка моя, девушка моя. / Она была девушкой моей…» Он часто пел ее мне, и я понимала, что у него кое-что на уме. Как у любой молодой пары, у нас были свои маленькие тайные способы сообщения. Единственное отличие заключалось в том, что музыка давала нам всё. Музыка была для нас и мерой вещей, и даром. Но мы ничего не ждали от нее, у нас не было грандиозных планов или фантазий о том, как мы станем богатыми и знаменитыми. Нас не манила жизнь суперзвезд, мы просто пытались утвердиться и стать независимыми единственным доступным нам способом.

После короткого пребывания в Уилмингтоне мы оставили детей Эдди и матушке (как я потом стала называть Седеллу Букер) и сели на поезд, идущий в Нью-Йорк. Должна признаться, я была напугана. Когда мы сошли с поезда в Нью-Йорке и направились на квартиру Маргарет и Джонни Нэша, где должны были остановиться, я буквально боялась идти по улице. Я повторяла:

— Не нравятся мне эти дома, они будто вот-вот рухнут нам на голову! Они слишком высокие! Я не хочу их видеть — это Вавилон, и он падет!

Но все мне говорили: не дрейфь, все обойдется. Но даже после того, как я перешагнула через свой страх, впечатление было настолько сильным, что я не верила своим глазам. Это была Америка. Все казалось идеальным — тротуары, витрины магазинов, одежда, которую здесь носили люди. Даже гостевая комната у Джонни и Маргарет — в ту первую ночь мы с Бобом занялись любовью, но побоялись запачкать кровать и предпочли кухонный стол!

Еще на Ямайке, когда Маргарет узнала, что мы приедем в Нью-Йорк, она очень обрадовалась этой перспективе. «Я тебя приодену как следует!» — пообещала она. Когда мы добрались, покупка одежда оказалась необходимой, потому что стояла зима, а я была недостаточно тепло одета. Даже если бы я знала, чего ожидать, я не смогла бы себе позволить такую одежду. Так что на следующий день Маргарет повела меня по магазинам. Мы отправились в «верхнюю» часть города — помнится, она специально мне об этом сказала.

По дороге туда я внимательно смотрела по сторонам. К моему удивлению, я замечала все больше людей, похожих на меня, черных. И до меня стало потихоньку доходить, что я многого не знаю об Америке. Она совсем не походила на то, что мы видели в кино, но это тоже была Америка. Я даже видела нищих на улице, да и бездомные нам встречались. В Америке! Я-то думала, что такое может быть только в Тренчтауне. Наверное, Маргарет повела меня туда не только за покупками, но и по другим причинам — в частности, чтобы показать мне, что из одного гетто я попала в другое (пусть даже мне там нравилось).

В течение полудня она одела меня с ног до головы, включая пальто, чулки и обувь. Потом она отвела меня еще куда-то, где меня научили краситься и привели в порядок мою прическу. Потом мы вернулись в квартиру, и Маргарет занималась со мной еще некоторое время. Думаю, ею владело такое же возбуждение, как и мной, потому что, помнится, она сказала:

— Сейчас мы им покажем класс!

Когда мы пришли в студию, Боб был поражен.

— Эй, Маргарет! — сказал он строго. — Что ты сделала с Ритой?

Я не только была одета по-другому, но даже брови подкрасила, чего никогда прежде не делала (да и после тоже очень редко).

Так что у меня был новый внешний вид — и, несмотря на трех детей, я удостоилась нового интереса со стороны мистера Марли. Позже, когда мы остались одни, он долго и внимательно меня разглядывал и наконец сказал:

— С ума сойти, у тебя просто новое лицо!

Прошло много лет, но я по-прежнему благодарна Маргарет за это лицо.

В прежние времена, когда я была девчонкой, все истории в журналах, которые я читала, говорили мне об одном: когда выходишь замуж, это раз и навсегда. Несмотря на то, что мои мать с отцом разошлись, тетушка развелась с мистером Бриттоном, да и Седеллу Букер тоже не миновали трудности, я была совершенно уверена — может быть, потому, что была еще молодая и зеленая, — что наш брак с Бобом будет крепким. Конечно, мы иногда ругались, обычно когда он начинал флиртовать с другими женщинами. Иногда, просто чтобы его попугать, я говорила: «Думаю, мне лучше пожить отдельно и подальше от тебя». (На этом месте я начинала плакать.)

Когда мы оказались в Нью-Йорке, в наши отношения добавился новый элемент: звукозаписывающая компания рекомендовала, чтобы фэны не знали о нашем браке. Как можно одновременно быть верным мужем и продавать пластинки? Я об этом не знала, пока не прочитала в газете. Боб давал интервью, и ему задали вопрос:

— Боб, мы слышали, что ты женат, — правда ли, что вы с Ритой муж и жена?

Ответ был:

— Нет, она моя сестра!

Я дождалась момента, когда мы остались наедине, и спросила его об этом интервью. В тот вечер мы сидели в гостиной и смотрели на огни Нью-Йорка. Газета лежала на столе. Я сунула ее ему в руки.

— Да, я уже видел, — отмахнулся он. Похоже, его это нисколько не занимало, а может быть, он думал о чем-то другом.

— И что это все означает? Почему ты говоришь журналистам, что мы не женаты?

— Это шоу-бизнес, — пожал он плечами. — И потом, зачем выставлять напоказ наши отношения? Ты моя и только моя!

Должно быть, у меня на лице не отразилось немедленного и полного удовлетворения, потому что Боб поднялся и взял меня за руку.

— Слушай, — сказал он, — не горячись, все по кайфу. — Это было его любимое выражение, «по кайфу».

— Потому что… Вот смотри, — продолжал он, — хочу тебе кое-что показать.

Он привлек меня к себе, так что мы оказались близко-близко друг к другу, на расстоянии поцелуя. Мы любили целоваться, это было одним из самых наших главных занятий! Так что я сказала себе: «Ой-ой, сейчас он меня поцелует, вот сейчас… сейчас…»

Но на этот раз он начал чертить на своей ладони что-то вроде круга.

— Смотри, Рита, — сказал он, — вот это как будто жизнь, где мы должны ездить в разные места, встречаться со всякими людьми. А внутри этого круга — там мы с тобой, ты и я. И вот эта линия вокруг нас — ее никто не сможет разомкнуть и войти сюда, здесь мы под защитой, ты, я и дети, все, кто нам дорог, находятся внутри этого круга. И все, что случается снаружи, не имеет настоящего значения и не может попасть внутрь. Так что не изводи себя, ты в безопасности, ты моя радость, моя жена, моя жизнь.