записать то, что услышу. Сейчас крысы инструкции изучают – думают, как бы все это сделать.

Долго уже думают. Мне гордиться, конечно, нечем – меня только, как передатчика взяли: я должен

все прослушивать, записывать и им информацию передавать. Они бы и сами смогли, наверное, но

решили, что так проще, – я рад, что они так решили.

Вот они засуетились… В памяти шарят – ищут все записи, связанные с нашим Айнером. Но

что-то пока… Здесь только конфискованная память – записи людей в факторе риска (не знаю точно,

что это значит). Есть в памяти и имя нашего Айнера… Его записей нет, но имя есть… И не зря его

в такой раздел поместили… Уверен, что человек, не помещенный в раздел фактора риска, никогда

бы не совершил такого подвига.

– Кот, а вдруг бледные нас найдут?..

– Все нормально. Иди сюда! Я тебе дублированную линию сделаю…

– Наш лаз – это дверь… Ее точно заклинило? У нас от них уже десять предупреждений…

– Их число не ограничено.

– Кот, моя двоюродная тетка здесь сгинула недавно – это они ее…

– Наверное, она просто в воронку залезла и облучилась. Почти весь центр Штрауба – заражен.

Приятно – она за меня волнуется… Но нас уже не раз ловили – бледные за всем здесь

присматривают, а за нами – особенно. Крысам они доверяют, а нам… Раз уж мы с крысами, ничего

с нами не сделают. А что она про тетку сказала?.. А вдруг?.. Шерсть дыбится на позвоночнике…

Из-за этого я уже чуть не лишился уважения Айнера… Он даже пытался меня утопить – не со зла,

конечно. Просто он считает, что от страха смерти избавляет только смерть. У людей, может, и так –

они умеют возвращать жизнь даже мертвым, но у нас по-другому. Что у котов девять жизней –

13

предрассудок. У нас все не как у людей. И стараньями Айнера, я не стал меньше бояться ни смерти,

ни воды – только стал больше бояться самого Айнера… Он прав только в том, что от страха смерти

котов избавляет только сама смерть. Да и то я в этом не уверен, но проверять не собираюсь.

Все готово? Крыса села рядом со мной и смотрит… Ну а дальше что? Теперь я должен запись

запросить… А как?

– Прием! Прием! Слушаю вас! Отвечайте!

Ничего… Но меня отметили, компьютер настроил передачу на мой фон… Я, получается, имею

доступ к записям… Все должно работать. А что тогда не так? Может, память пострадала?

– Крысы… Я читать не умею…

Когда их много, я с ними в ментальный контакт вступить не могу, – их общая связь для моей

головы невыносима, в их ментальном фоне слишком много помех. Мы с ними общаемся в

основном… Крыса стучит по столу лапой… Но я еще не выучил этот язык стуков достаточно

хорошо…

– Оставьте передатчика – я не понимаю.

Крысы разбредаются, выходят из радиуса восприятия передатчика, оставляя его одного…

Далеко им убегать приходится… Но теперь через мысли передатчика не проходят сигналы связи

всех других крыс.

– Загрузи память Героя Великой Победы, Почетного Штурмовика Подземного Штурмового

Отряда, Славного Разведчика, Спутника и Соратника Героя…

– Крыса, ты про Герфа?

– Да.

Не любят они, когда я их перебиваю, – это еще заслужить надо… Герф – боец Айнера. Мы его с

почетом погребли в Шаттенберге… вместе с остальными. А его сломанный ошейник здесь… Но

починить его крысы не могут – его память только в этом компьютере осталась… Если честно, мне в

его память попасть как-то… Нет, не страшно. Я отважный хищник.

– Загрузи первую запись отчета бойца N2-8090.

Получилось? Да!

Запись№3 00 00 000 00:00

01. 04. 205 год Новой Техно-Эры 02:30

Лесовский еще раз просветил тоннель – лишь расколотый блок-отражатель остановил белый

свет в километре отсюда: там темной горой свалены обломки корпусов “разрушителей”. Он снял

шлем и, опершись на излучатель, неловко опустился на седло сбитой “стрелы”, вспоровшей при

падении коридор черной прямой.

– Чисто, Герф.

Не смог даже кивнуть ему в ответ – шею от перенапряжения свело. Доложил взводному

командиру, что сектор проверен, и руки сразу начали дрожать. Боль еще звенит в ушах – будто мои

предплечья до сих пор располосованы теми остриями… Но от осколочных ранений и следа не

осталось – это только память о той боли. И еще о другой… Чертовы штуковины эти регенераторы

тканей – как не обезболивай (допустимыми средствами), каждый раз мучают хуже ран. Еще десять

минут назад я этой боли не замечал, но сейчас, когда зачистка завершена…

Я остановился посреди лужи моей крови – она уже подсохла и загустела, но все еще липнет.

Как только я дезактивировал шлем, запахло палеными волосами и обгоревшей кожей, но этот

тошнотворный запах почти не ощутим за раскаленным маревом расплавленных перекрытий. Я

ухватил сержанта за руки и попытался поднять – его словно держит что-то… Заливший его сплав

застыл – спаял с панелями пола и осколками шлема оплавленные волосы и погасшие погоны…

– Влад, давай помогай! Сплав застыл!

– Резак активируй.

Черт… Я просто упал на колени рядом с сержантом – от моих усилий его плечо хрустнуло,

затрещали связки – так я ему сустав сверну. И правда, резаком придется пройтись… Тонкий луч

14

задрожал у меня в руках. Лесовский подошел ко мне, повесил излучатель на плечо и

сосредоточенно уставился в пол, опустив обожженные руки – он никак поверить не может, что наш

несокрушимый сержант мертв.

– Влад, так и будешь стоять, пока его андроиды не заберут?!

– Он ни кому-то, а нам с тобой жизнь отдал…

– Теперь мы обязаны доказать, что его смерть была ненапрасной. Помоги мне его вытащить!

– Смерть всегда так же напрасна, как и полезна…

– Черт! Влад! Просто помоги мне его вытащить!

Фонарь Лесовского снова пробил светом бесконечный коридор… Я кивнул ему в сторону

оцепившего пустой дверной проем дракона. Затащили сержанта в зал и положили на квадратный

стол, зависший в воздухе посреди пустого помещения тяжелой плитой. Лесовский уселся рядом с

сержантом, а я как-то неприкаянно остановился перед ними… Андроиды еще на периметре,

командиры – на командном пункте… медработники заняты теми, кто на грани смерти… Штурм

закончен, но посты не выставляют… и нас не отзывают… Тишина мертвая…

– Они скоро истребители вышлют… К рассвету воздух точно прорвут…

– Могут и раньше, Влад… Тут мы оборону долго не продержим…

Тишина стала еще мертвее. Лесовский вперил в лицо сержанта синие глаза… Здесь никого нет,

но мы говорим каким-то сдавленным шепотом, будто обращаясь к мертвецу… Влад разбил белым

лучом мрак, осветив бескрайний простор зала. Но остановил он этот обрывок света не на едва

обозначенном дохлым прожектором выходе, а на замершем где-то в недосягаемой вышине

вечернем небе. Звезды бледно мерцают в сером сумраке, гладкий диск полной луны подкрался к

противоположной стене и затаился в каком-то пыльном ореоле…

– Герф, это реальное небо – точная проекция пространства над Небесным городом…

– Только что-то с отображением здесь не то…

– Ночь тут тускнеет серостью, звезды блеклые, и луну почти не видно… А стуженые ночи

Небесного темны… И они просто сияют этим зеркальным лунным светом – холодным,

безразличным…

– Это точно поломки…

– Точно. И разбитый потолок, и небо, которое он отображает, – все изувечено… И луну мы

тоже…

– Нет, с луной порядок.

– Мы стерли кратеры… Сровняли лунные шрамы до того, что теперь… С тех пор…

– С тех пор мы получили мощный прожектор.

– Мы получили отражатель… Но похож он на зеркало, в котором нет отражений – один свет…

чужой и далекий.

– Влад, держи эти мысли подальше от моей головы…

Этот отшлифованный обломок отходит от нашей планеты – отступает дальше, к пустой

черноте… Его отступление трудно заметить – вернее, увидеть. Но по картам – проследить просто.