Помнится, в Иванове у меня закончился кандидатский стаж в партию. Так как для вступления в члены ВКП(б) нужны были две рекомендации коммунистов, знающих меня не менее года, их пришлось запросить по прежнему месту службы - в Хабаровске. Рекомендации дали командиры звеньев нашей эскадрильи - коммунисты Гусев и Лещинский, которые меня хорошо знали. В апреле 1941 года я был принят в члены ВКП(б). Вскоре мне вручили партийный билет, с которым я не расставался всю Великую Отечественную войну и который с гордостью ношу и сегодня.
Получая партийный билет, клянусь перед своими старшими товарищами не уронить звание коммуниста ни в труде, ни в бою. Это была, по существу, клятва перед боем, так как ровно через два месяца я, молодой член партий, отправился на выполнение первого боевого задания.
С тех пор прошло три с лишним военных года.
Теперь, прибыв в эту же школу, прямо у проходной (вот так встреча!) вижу своего бывшего командира роты капитана Баранова. Оба мы обрадовались неожиданной встрече. По моей просьбе он проводил меня к начальнику школы генералу И. Т. Спирину.
Узнав, что я приехал для ознакомления с методикой [160] подготовки экипажей АДД и передачи боевого опыта, И. Т. Спирин много расспрашивает меня о фронтовой жизни, о том, как воюют его питомцы. Рассказываю. В свою очередь он вкратце знакомит меня с тем, что меня интересует. Иван Тимофеевич спрашивает, не требуется ли мне какая-либо помощь. Я говорю, что хотел бы повидать мать, проживающую в Борисоглебском районе Ярославской области, а добираться к ней очень долго, да и дни командировки уже истекают. Вот если бы по пути, на самолете…
- Если там есть подходящий аэродром посадки, - сказал генерал, подумав, - то могу дать Ли-2. Его после смены моторов нужно облетать.
Я ответил, что в нескольких десятках километров от моей деревни был полевой аэродром, который можно бы использовать для посадки. Генерал посмотрел на карту и согласился со мной.
…И вот Ли-2 берет курс на Углич… Минут через десять я перешел в пилотскую кабину - одному в салоне сидеть непривычно. К тому же у меня не было карты и, значит, возможности ориентироваться.
Маршрут проходил несколько в стороне от моей родной деревни. Я не удержался и попросил пилота «довернуть», сделать над деревней круг, и он это сделал.
Выйти на древний Углич легко. Издалека видны купола его церквей и плотина на Волге. Не злая точного местонахождения аэродрома, делаем сначала малый круг, затем - большой, но аэродрома не видим. Покружившись так минут 15 - 20, летчик уже стал поговаривать о возвращении обратно, но сделал еще контрольный круг, теперь уже на меньшей высоте. На этот раз замечаем на поле зеленую полосу шириной метров пятьдесят. По краям этой полосы - вспаханное поле. Пилот надеется сесть. Пролетев над полосой и посмотрев, какой здесь грунт, он дает команду борттехнику выпустить шасси. Приземлились.
К самолету уже бегут вездесущие мальчишки. Они сообщают нам, что аэродром только что вспахали, а невспаханной осталась пока одна эта полоска. Вовремя же мы сели!
Горячо благодарю экипаж. Жду, пока самолет взлетит. На попутке добираюсь до центра города, чтобы искать транспорт уже до своей деревни. Однако туда машины не ходят. Надо что-то придумать. Так близко от цели и не попасть, куда нужно, - не может такого быть! Решаю зайти в райком партии. Секретарь райкома отнесся ко мне очень внимательно. Созвонившись с кем-то, пообещал мне, что я попаду домой - скоро подойдет полуторка, которая следует [161] в село Ильинское, что на полпути от Углича до моей Чухолзы. Позвонил он и в Борисоглебский райком партии:
- Ваш герой находится у меня в кабинете. Встречайте его.
Признаться, я не ожидал такого ко мне участия и очень был благодарен секретарю райкома.
Добрался до Ильинского, где подождал присланную за мной повозку. Возницей оказалась девушка лет пятнадцати. Да, девчата военных лет многое умели. Война заставила их вместо учебы работать и за себя, и за тех, кто на фронте. Часов в 12 ночи я у родного дома. Мама меня уже поджидала…
- Наутро, не успел я еще встать, вбежал председатель сельсовета - узнать, когда устраивать митинг. Оказывается, такая команда поступила «сверху». Я посоветовал не устраивать митинга: народ и так устал, да и народу-то - почти одни женщины. Согласившись со мной, он поспешил по своим делам. А дел у председателя хоть отбавляй: обеспечивать фронт продовольствием, ремонтировать дороги, по которым оно отправлялось. Да мало ли еще дел?!
Хотя митинг не состоялся, были беседы с земляками. На их лицах я видел не только усталость. Они чем могли помогали фронту, и это делало колхозников твердыми, решительными, способными вынести все, что понадобится для победы.
Вот и кончилась моя короткая встреча с родиной. На другой день на присланном за мной из Борисоглебского райкома «козлике» добрался до Ростова, чтобы сесть на московский поезд и следовать в свою часть.
В Москве мне тоже повезло. На центральном аэродроме стоял наш корпусной транспортный самолет. На нем я и прибыл в свой полк, чтобы продолжать боевую работу. Шел октябрь 1944 года. Впереди уже виднелась желанная победа. [162]
Глава VIII. Конец войны
На Кенигсберг, Одер
Начало 1945 года ознаменовалось проведением ряда крупных наступательных операций Красной Армии против гитлеровской Германии. Из них особо выделялась Висло-Одерская, целью которой было завершить освобождение Польши и выйти на подступы к Берлину. Не менее важная операция - Восточно-Прусская.
В результате стремительного наступления наших войск 17 января была взята столица Польши - Варшава. Это радостное сообщение «От Советского информбюро», зачитанное, как всегда, диктором Ю. Левитаном, мы услышали по радио как раз в тот момент, когда собрались, чтобы отметить день моего рождения. Впервые за всю войну у нас появилась такая возможность - раньше было не до того.
Наши боевые усилия в это время сосредоточены на северном участке советско-германского фронта. Это Восточно-Прусская операция. Активное участие в ней принимают и экипажи нашего полка. Вместе с опытными, ветеранами посылают на боевые задания молодых, продолжающих прибывать к нам из ивановской школы, и они очень скоро начинают летать не хуже нас.
В феврале - марте наш 10-й гвардейский полк совершает бомбовые удары по войскам противника в районе Кенигсберга, где были окружены основные силы восточно-прусской группировки неприятеля.
Боевые задания полк выполняет теперь не только ночью, но и днем. Невольно вспоминается 1941 год. Но теперь наступаем мы, и мы подходим к столице противника. Только в результате одного полкового вылета на вражеские войска обрушиваются сотни фугасных и зажигательных бомб.
И вот мы снова летим на Кенигсберг, но уже окруженный и не являющийся теперь объектом глубокого тыла Германии, как это было, скажем, при бомбовых ударах по нему в 1942 и 1943 годах. [163]
Стараясь удержать свой форпост от воздействия нашей авиации, неприятель укрепил его большим количеством зениток разного калибра. Но, несмотря на это, наши экипажи, используя все боевые возможности ДБ-3ф, смелым маневром преодолевают это противодействие, метко поражая оборонительные позиции окруженных войск.
Но без потерь не обходится. Из одного такого боевого вылета не возвращается экипаж вновь назначенного командира полка А. Аверьянова. Самолет попадает под сильный обстрел, и прямым попаданием снаряда в штурманскую кабину вражеские зенитки сбивают его. От осколков зенитных снарядов гибнет штурман самолета Емец, ранен воздушный стрелок-радист Кутах, повреждено управление самолета. Только Аверьянову удалось спастись с помощью парашюта. Приземлился он в расположении гитлеровских войск. После войны вернулся из плена.
Весь полк переживал гибель любимого штурмана, способного офицера и чистой души человека, гибель воздушного стрелка. Еще смелее идем мы в бой и своими делами, меткими ударами стараемся нанести врагу как можно больший урон.