Командующий 1-й воздушной армией решил немедленно нанести по этому аэродрому удар группой штурмовиков под прикрытием эскадрильи 18-го авиаполка. Для того же, чтобы с аэродрома не взлетели истребители противника, заблокировать их предстояло силами полка «Нормандия». Получив такой приказ, 37 истребителей «нормандцев» взлетели и взяли курс на запад. Первая [180] группа из 20 «яков» шла под командованием Пуйяда, а вторая - в ней было 17 самолетов - во главе с Дельфино.

Истребители врага встретили группу Пуйяда на подлете к аэродрому и попытались связать ее боем, но подоспела группа Дельфино, и фашистов удалось рассеять. Противник ввел в бой новую группу истребителей. Теперь уже необходимо было не блокировать аэродром, а связать боем истребителей гитлеровцев, чтобы обеспечить удар штурмовиков по аэродрому.

Разгорелся на редкость трудный бой. С обеих сторон в нем участвовало около 80 истребителей. Небо гудело от рева моторов и пулеметно-пушечной стрельбы. И все, казалось, в нем смешалось - наши «яки», вражеские «фоккеры» и «мессеры». Бой длился около четверти часа. Это была схватка не на жизнь, а на смерть. Четыре сбитых и пять подбитых истребителей врага. Наши потери - Ж. Гастон и два подбитых «яка». Таков итог этого боя.

Пока он шел, группа штурмовиков под прикрытием эскадрильи Василия Барсукова нанесла мощный бомбово-штурмовой удар по самолетам на аэродроме врага. 20 истребителей и бомбардировщиков были сожжены и примерно столько же получили повреждения.

В ночь с 26 на 27 июня мы получили очередную информацию. Наши войска освободили Витебск и вели бои по уничтожению окруженной группировки южнее и юго-западнее города. На богуглевском направлении соединения 5-й гвардейской танковой армии, развивая наступление вдоль минского шоссе, овладели районными центрами Сенно и Толочин. В ту ночь, слушая по радио приказ И. В. Сталина с объявлением благодарности войскам, освободившим Витебск, и сообщение о салюте в Москве по этому поводу, мы чувствовали себя именинниками.

Утром из Политуправления 3-го Белорусского фронта поступила листовка, в которой рассказывалось о зверской расправе, учиненной гитлеровцами над рядовым Юрием Смирновым, который, будучи участником танкового десанта, получил тяжелое ранение и попал в плен. Фашисты жестоко пытали воина и, не получив от него никаких сведений, распяли на кресте, оставили в блиндаже. Через несколько часов наши войска заняли этот район и обнаружили распятого на стене бойца…

С утра погода оказалась нелетной, и мы решили провести митинг, на который пришли и французские летчики вместе с нашими советскими техниками, механиками и мотористами. [181]

Открывая митинг, майор К. Ф. Федоров рассказал об акте зверского вандализма фашистских варваров над пленным Юрием Смирновым и зачитал текст листовки. Этот документ потряс всех. Выступавшие на митинге летчики Пинчук, Калюжный, Репихов, французы Риссо, де Жоффр, бойцы и сержанты обоих полков заклеймили позором гитлеровских вояк. Они говорили о беспредельной преданности Родине, верности воинскому долгу, давали клятву бить врага нещадно, до полного его разгрома.

Негодованию и возмущению людей не было предела. Чудовищные преступления, творимые гитлеровцами на советской земле, требовали справедливого возмездия.

Наши политработники, партийные и комсомольские организации начали разъяснять личному составу подразделений, что наша армия несет немецкому народу не месть, а освобождение от фашизма и мы не должны ставить знак равенства между фашистами и немцами вообще. Разъяснение этих вопросов было весьма важным, так как до земли германской, в частности до Восточной Пруссии, было совсем уже недалеко.

Продолжая наступление, наши наземные войска приближались к Борисову, к Березине. Им необходима была информация о том, что делает противник, какие резервы, откуда, куда и в каком количестве подтягивает, где они сосредоточиваются. Вышестоящий штаб требовал от нас вести непрерывную разведку на направлении главного удара наших войск, где действовала 5-я гвардейская танковая армия. Выполняя эти требования, мы с утра 28 июня, несмотря на мелкий моросящий дождь и низкую облачность, приступили к полетам на разведку.

Первыми за линию фронта ушли Серегин и Шалев. Враг не ожидал, что в такую погоду могли появиться советские самолеты. Маневрируя и время от времени маскируясь облаками, истребители вели разведку и тотчас же передавали по радио полученные данные.

Очередной вылет Пинчука с Калюжным оказался менее удачным. Противник встретил их ураганным огнем зенитной артиллерии, а при попытке пройти поглубже в тыл врага наших «яков» атаковала четверка ФВ-190. Отбиваясь от «фоккеров», Пинчук и Калюжный вынуждены были вернуться на свой аэродром.

Задачу пройти глубже в тыл гитлеровцев должны были выполнить Барсуков и Репихов. Поначалу их полет шел нормально. Сильный огонь зенитчиков не помешал им осмотреть район, где уже побывали обе наши пары. Когда [182] же они попытались проникнуть в тыл врага подальше, их атаковали из облаков две пары Ме-109. Завязался бой. Наши летчики израсходовали горючее и вернулись на свою «точку», не выполнив задачу до конца. Тем временем погода ухудшилась. Облака опустились до высоты 100 метров. Видимость не превышала 1000 метров.

Позвонил генерал Г. Н. Захаров. Командира полка на КП не было, и комдив приказал мне передать А. Е. Голубову срочно выделить наиболее подготовленных летчиков для ведения разведки шоссейных дорог, шедших от Борисова к Смолевичам и Логойску. Туда, как выяснилось позже, должны были двигаться части 5-й гвардейской танковой армии после форсирования Березины.

Приказание комдива я передал командиру полка тотчас же.

- А вы доложили генералу, что в таких условиях мы давно уже не летали? - спросил подполковник Голубов.

- Разумеется. Однако он настоял на своем. Командованию фронта крайне необходимы эти данные.

- Рискованно лететь в такую погоду. Кто, по-вашему, может выполнить это приказание?

- Предлагаю направить Сибирина или Запаскина.

- Опытные летчики. Но выполнять задания в таких условиях им тоже давно не приходилось. - А. Е. Голубов ненадолго задумался, затем сказал: - Слетаю, пожалуй, сам. Один. - И обратился к старшему инженеру А. З. Нестерову: - Прикажите срочно подготовить для меня истребитель Як-девять «д».

Этот самолет мог находиться в воздухе около 4 часов.

- Вы тоже в таких условиях давненько не летали, - сказал я командиру. - Да и разрешение комдива на ваш вылет требуется.

- Все верно, Федор Семенович. Но командованию фронта необходимы разведданные. Значит, выход один - лететь. Генералу Захарову докладывать не буду. Когда вылечу, доложите сами.

Представляя трудности этого полета, я пожелал:

- В таком случае ни пуха вам, Анатолий Емельянович. Не увлекайтесь. Осмотрительность там - прежде всего.

Через 15 минут командир взлетел и взял курс на запад. Полет шел под нижней кромкой облаков. Я позвонил в штаб дивизии и доложил о вылете А. Е. Голубова. Начштаба Ф. И. Сажнев строго спросил:

- У вас что - других летчиков нет? [183]

- Это решение принял сам командир.

- Разве комдив разрешил ему лететь?

- Это мне неизвестно, - покривил я душой.

- Ладно, вернется Голубов - разберемся!

Между тем Голубов находился уже за линией фронта и передавал по радио разведданные о движении вражеских войск по шоссе Борисов - Смолевичи. Эти данные были чрезвычайно важны для 5-й гвардейской танковой армии, начавшей форсирование Березины. Погода в том районе оказалась получше. В облаках - нижний край их находился на высоте 400 метров - появились разрывы. Важное задание командования армии было выполнено. Голубов развернул «як» на обратный курс: пора возвращаться на свою «точку».

В этот момент командир заметил между облаками пару Ме-109. Фашисты с ходу накинулись на разведчика. Выполнив «нисходящую бочку» в сторону виража, Голубов сорвал атаку ведущего «мессера» и оказался в хвосте его ведомого. Анатолий Емельянович в мгновение ока поймал гитлеровца в прицел и сбил его первой же очередью.