Последний полет вспоминался до мельчайших подробностей. Все запечатлелось в его памяти до того самого момента, когда взорвались бензобаки и его сбросило с крыла. Обо всем остальном он узнавал от навещавших его однополчан.

Долгими бессонными ночами Голубов старался не думать о том, что будет после госпиталя. Нередко ему вспоминалось тяжелое полуголодное детство. Разруха после гражданской войны. В то время ради куска хлеба он все лето пас коров богатеев. Зимой батрачил. Когда подрос, стал рабочим завода «Охра». Днем работал, вечером учился. Вступил в комсомол. В 1925 году уехал в Донбасс добывать «черное золото». Трудился на руднике «Октябрьская революция» коногоном, затем стал забойщиком. Закончил горный техникум.

Пришла пора службы в армии. Анатолия направили в артиллерийский полк знаменитой Чапаевской дивизии. Его зачислили в полковую школу - учиться на младшего командира. На показательных стрельбах в 1931 году Голубов удивил всех: шестью снарядами поразил шесть двигавшихся мишеней. Присутствовавший на стрельбах командующий войсками военного округа И. Э. Якир наградил молодого артиллериста именным серебряным портсигаром.

А. Е. Голубова приняли в члены Коммунистической партии. Казалось, артиллерия станет его судьбой. Но Родина бросила клич: «Комсомолец - на самолет! Дадим стране 100 тысяч летчиков!» И Анатолий Голубов поступил в авиашколу. С той поры и связал он жизнь с авиацией. Был инструктором в Борисоглебской авиашколе, командиром звена, отряда. Заочно учился в Военной академии командно-штурманского состава ВВС. В 1940 году он перешел на очное отделение.

21 июня 1941 года состоялся выпускной вечер. Веселились всю ночь. Ранним утром 22 июня в академии объявили тревогу. Началась Великая Отечественная война…

Находясь в госпитале, Голубов внимательно слушал по радио сообщения Совинформбюро. Вести приходили отрадные, и это действовало на раны как бальзам. Силы прибывали с каждым днем. [192]

Из госпиталя Анатолия Емельяновича направили в подмосковный санаторий, и там к нему пришла уверенность: «Буду летать!» У врачей, однако, мнение на этот счет оказалось противоположным. Он не стал ждать их заключения. Оформил документы, уехал в Москву. Оттуда на попутном самолете прибыл в полк.

Встреча была сердечной. У трапа самолета стояли Сибирин, Федоров, Нестеров, командиры эскадрилий, летчики. Я подошел к командиру полка с докладом. А он, счастливо улыбаясь, раскинул руки и начал поочередно нас обнимать.

На другой день подполковник А. Е. Голубов был уже на стоянке самолетов и с помощью инженера А. З. Нестерова изучал истребитель Як-3. Дня через три он отозвал меня в сторону от КП, сказал:

- Хочу на По-два по кругу с кем-нибудь слетать.

Скажите оперативному дежурному, чтобы на КП дивизии не докладывал.

Через три-четыре дня он уже летал на двухместном учебно-тренировочном истребителе. А 6 октября при перебазировании полка самостоятельно вел Як-3 на новый аэродром.

Так отважный командир гвардейцев снова вернулся в строй, сел в кабину новейшего истребителя.

27 августа связанная с освоением нового истребителя передышка для нас закончилась, и мы перелетели поближе к фронту, на аэродром Меречь. Неподалеку от нас располагалась «Нормандия».

Перед нами была Восточная Пруссия - осиное гнездо германского милитаризма, где готовились нацистские офицерские кадры, где зарождались, вынашивались и откуда осуществлялись разбойничьи планы порабощения других народов. Здесь же находилась «вольфшанце» («волчья яма») со Ставкой Гитлера.

Не было у нас бойца, командира и политработника, который все эти годы не мечтал бы о том часе, когда война будет перенесена на вражескую территорию. И вот этот долгожданный час настал - земля, породившая страшную войну, была перед нашими воинами.

Прибыв на прифронтовой аэродром, наши летчики горели желанием поскорее испытать наши новые Як-3 в воздушных боях. Однако в сентябре авиация гитлеровцев на гумбинненском и гольдапском направлениях активности не проявляла, и нам пришлось выполнять в основном задачи по ведению «свободной охоты» и воздушной разведке. [193] Гвардейцы соскучились по небу, летали охотно. Нередко они наносили удары по эшелонам, колонная машин и другой технике врага.

24 сентября майора С. А. Сибирина, временно исполнявшего обязанности командира полка, и меня вызвали в штаб дивизии. Он располагался в Мариямполе, километрах в 30 от нашей «точки». Вылетели на По-2 и пошли на малой высоте. В тот период вражеские истребители редко заходили на нашу территорию, и мы беспечно отнеслись к осмотрительности в полете. Это едва не стоило нам жизни. При подходе к посадочной полосе штаба дивизии я обратил внимание на то, что летевший на такой же высоте правее от нас военно-транспортный самолет Ли-2, не выпуская шасси, стал неожиданно садиться в поле. Бросив взгляд ввысь, я увидел пикировавшего «фоккера». «А где же его напарник?» - подумал я и, оглядывая небо, увидел еще один ФВ-190. Он пикировал прямо на нас.

Я тронул плечо Сибирина, выкрикнул:

- «Фоккеры» атакуют!

Летчик резко отклонил По-2 в сторону. В следующую секунду прогремели пулеметно-пушечные очереди. Снаряды ударили в крыло. Оно обломилось у основания, и наш самолет рухнул на землю. «Фоккер» с ревом пронесся над нами. Затем все стихло.

- Вы живы? - услышал я голос Сибирина.

- А вы? - ответил я вопросом на вопрос, выбираясь из-под обломков.

- Нужно укрыться, иначе фашисты расстреляют нас.

Едва мы спрятались в кустарнике, как снова появились ФВ-190. Ударили из пушек по севшему в поле Ли-2, и тот загорелся. По нашему По-2 стрелять не стали.

На посадочной площадке штаба дивизии всю эту картину видели и направили к нам санитарную машину, полагая, что если мы не убиты, то ранены. Однако увиден нас живыми и невредимыми, обрадовались. А нам до обидного было жаль наш По-2.

5 октября войска соседнего 1-го Прибалтийского фронта перешли в наступление. На следующий день начала наступать 39-я армия нашего фронта в направлении на Тильзит.

Для прикрытия войск этой армии наш полк перелетел на аэродром Буды. Здесь активность авиации обеих воюющих сторон была довольно высокой. Особенно напряженный характер боевые действия ее приняли 9 и 10 октября, когда войска 1-го Прибалтийского фронта вышли к побережью [194] Балтийского моря и отрезали группу армий «Север» от Восточной Пруссии, а 39-я армия заняла Юрбург, Таураге и вклинилась на территорию Восточной Пруссии.

Для нанесения бомбовых и штурмовых ударов по нашим войскам из-за нехватки «юнкерсов» и «хейнкелей» фашисты начали использовать истребители ФВ-190. Они действовали обычно без прикрытия, лишь изредка их сопровождали небольшие группы «мессеров».

9 октября восьмерка Як-3 под командованием В. Н. Барсукова, вылетев на прикрытие наземных войск, встретила на подходе к линии фронта 16 «фокке-вульфов» с подвешенными бомбами. Они шли под прикрытием четырех Ме-109. Оценив обстановку, Барсуков принял решение первый удар нанести всей восьмеркой сверху на встречно-пересекавшихся курсах по «фоккерам», чтобы заставить их сбросить бомбы, не доходя до цели. Пикируя, наши летчики открыли мощный огонь. Николаю Герасименко в этой атаке удалось сбить вражеский самолет. Расчет Барсукова оказался верным: «фокке-вульфы» немедля сбросили бомбы и, не вступая в бой, пикированием до предельно малой высоты стали уходить обратно. Преследуя их, Николай Герасименко сбил еще один ФВ-190, Петр Калинеев уничтожил другой. Сопровождавшая «фокке-вульфы» четверка «мессеров» ушла восвояси, не предприняв даже попытки вступить в бой с нашими «яками».

День 10 октября оказался для наших воздушных бойцов еще более удачным. Они сбили 10 вражеских самолетов. У нас потерь не было.

События в тот день разворачивались так. Утром на прикрытие наземных войск вылетела шестерка «яков» 1-й эскадрильи. Ее вел Александр Захаров. Патрулируя в заданном районе, Захаров получил с передового КП нашей дивизии команду:

- С запада подходит группа самолетов. Атакуйте!