Может, я и впрямь была не так уж и виновата перед Габриэллой, но поделать с собой ничего не могла – на душе скребли кошки, и униматься не хотели, как бы я не уговаривала их перестать. Пуще прежнего они взялись за дело, когда я поймала на себе полный ненависти взгляд старшей Вермаллен. Дочка наверняка рассказала ей о том, что Габриель взял свои слова назад, и уж точно не смогла промолчать, кто послужил тому причиной. Желчная графиня обжигала меня взглядом, а я почему-то впервые за долгое время не смогла сделать вид, что ничего не происходит.

Это Габриель так влиял на меня. Рядом с ним у меня всё хуже получалось притворяться. А это плохо. Оборону нужно было держать. Я поприветствовала опоздавшую Франсуазу, мельком глядя на дверь за её спиной – ну? Где же остальные? Где Габриэлла? Поскорее бы уже она пришла, что ли – всё лучше, чем сидеть так, в ожидании.

– Я разговаривала с комиссаром! – Поведала моя подруга, когда Эрикссон вознамерился, было, придраться к ней по поводу опоздания. Из её уст эта фраза прозвучала так раболепно, словно она разговаривала не с жалким полицейским, а с королём Франции Людовиком Четырнадцатым! Меня это покоробило.

– И что же он хотел от вас, право? – Осведомился доктор с подозрением. – Неужели ему пришло в голову и вас подозревать?

– У него сейчас все французы на подозрении, – ответил Габриель. – В первую очередь я. Следом за мной, увы, Арсен, идут русские. Сначала ты, потом Тео и мсье Бэгёль [22]…

– Моя фамилия Ватрушкин! – С негодованием поправил уже жующий что-то русский толстячок.

– Ах, да, – Габриель очаровательно улыбнулся, – совсем запамятовал!

Сначала Арсен, а уж только потом Тео с Ватрушкиным? Отчего такая странная последовательность?! На мой взгляд, Тео самый подозрительный из этой троицы, что лишний раз подтверждает его побег! Ватрушкин никоим образом не вписывается в этот круг, а вот мсье журналист…

Я украдкой взглянула на него, вспоминая их подозрительный обмен взглядами с покойной Фальконе, которая ещё вчера не была покойной, а, наоборот, блистала жизнерадостностью, и направо и налево разглагольствовала о том, что знает, кто убийца. Неужели Арсен?! Неужели правда он?

– Ещё кто-нибудь явится, или можно начинать? – Поинтересовался Эрикссон, покосившись на невоспитанного Ватрушкина, который, собственно, уже начал, не дожидаясь остальных. Тот, впрочем, жевал до того увлечённо, что взгляда доктора не заметил. – Мадам Вермаллен, ваша дочь спустится?

Да-да, мне тоже хотелось бы это знать! Я поёрзала на своём месте, и мельком взглянула на Габриеля – а тому хоть бы что, вот это выдержка, однако! Более того, поймав на себе мой взгляд, он улыбнулся мне с нежностью, как ни в чём не бывало, и сказал:

– Мадам Лавиолетт, не будете ли вы так любезны передать мне сахар?

Я, подавив улыбку, исполнила его просьбу, и сделала вид, что не слышу язвительной реплики графини Вермаллен, рассказывающей о том, что у Габриэллы разболелась голова и она вряд ли выйдет к завтраку.

– А где же мадам Фальконе? – Опять проявил любопытство Лассард. Как я поняла, он неровно дышал к итальянке, просто изо всех сил старался скрыть это. Жаль. Надо было признаться ей, пока была такая возможность, глядишь, что-то и получилось бы из этого. А теперь уже поздно.

– А вы не знаете? – Спросил русский журналист мрачно.

– Чего… не знаю? – Испуганно ахнул Лассард, и затряс лысой головой из стороны в сторону. – О, нет, нет, мсье Планшетов, прошу вас, не говорите, что и её тоже…

– Вчера вечером, – ответил Арсен, с сочувствием кивнув. Похоже, и он понял, что Лассард имел тайную страсть к мадам Соколице, и теперь ему было жаль бедного венгра.

– Боже мой! – Воскликнул тот, резко встав из-за стола. Стул опрокинулся и упал, а после наступила удручающая тишина. Старшая Вермаллен прижала руку к груди, тараща глаза на Арсения, а доктор Эрикссон болезненно поморщился. Что, стыдно стало за свои дуракцие шутки в адрес Соколицы? То-то!

– Причём, её тело нашли именно у озера, – негромко добавил Арсен. – Как вы и предсказывали, мсье Лассард.

– Что?!

– А рядом лежала маргаритка, – добавил русский журналист, пристально глядя на Габриеля. – Как и предсказывал ты, Габриель.

Гранье нахмурился, выдерживая его взгляд, и спросил холодно:

– И на что же это ты намекаешь, мой дорогой друг?

– Мне гораздо интереснее, откуда вы об этом узнали, – я решила заступиться за Габриеля и приняла огонь на себя. – Полиция не намеревалась предавать дело огласке, и о смерти мадам Фальконе знал только ограниченный круг лиц. И вы в их число не входили.

– Мадам Лавиолетт, вы подозреваете меня? Право слово, это смешно. Я же почти всё время был с вами, или вы уже забыли об этом? Я скажу вам, откуда я узнал, вспомните, вы ведь сами говорили, что люди моей профессии отличаются бесцеремонностью и вечно всюду суют свой нос!

Да?!

Дружище, я слишком хорошо знаю де Бриньона – такой человек как он не позволил бы тебе и близко подойти к телу Фальконе! И уж точно не дозволил бы тереться рядом с местом преступления и что-то вынюхивать! Его помощник, Жан Робер, тоже производил впечатление парня дельного. Кто ещё мог проболтаться?! Грандек?! Как правая рука хозяина отеля он первый заинтересован в неразглашении. И кто тогда? Витген? Вы, право, шутите?

– Откуда вы узнали? – Не сдерживая волнения, спросила я.

– У меня свои источники, милая Жозефина, и было бы непрофессионально выдавать их, – с улыбкой ответил Арсен. Он, похоже, ничуть не волновался и ломал эту дурацкую комедию, словно не догадываясь, до чего подозрительной кажется его осведомлённость со стороны.

– Хартброук ему сказал, – ответил мне Габриель, вмиг приоткрыв завесу напускной таинственности. – Ричард Хартброук, доктор, англичанин. Они с Арсеном успели подружиться за то время, что он гостит в отеле. Так ведь?

– И ничего-то от тебя не скроешь, Габриель! – Русский журналист обезоруживающе улыбнулся и развёл руками. – Я вынужден попросить у тебя прощения, когда я говорил об этой проклятой маргаритке, я вовсе не имел намерения тебя оскорбить. Я лишь хотел обратить ваше внимание на этот момент. Озеро, маргаритка… Кто-то ведь слышал, как мы об этом говорили. И воплотил в жизнь ваши слова. Кто-то, кто вчера сидел вместе с нами за этим самым столом.

– Выходит, Фальконе говорила правду? – Заинтересованно спросил вредный швед Эрикссон. – Убийца среди нас?

– Боже мой, я больше так не могу! – Застонал Лассард, наконец-то выйдя из своего ступора. – Виттория! Как же так?! Да у кого же рука поднялась… Виттория! О, моя Виттория!

С криком отчаяния он выбежал из столовой, придерживая пиджак, накинутый поверх перевязанного плеча.

…плеча…

«Я ранил убийцу, когда гнался за ним», зазвучал в моей голове такой знакомый голос.

– О, боже мой! – Вырвалось у меня. Я заметно побледнела, и это не на шутку перепугало Габриэля и Франсуазу, разом повернувшихся ко мне.

– Что с тобой, Жозефина? – Озадаченно спросила моя подруга, а Гранье заботливо коснулся моей руки. Но я лишь отрицательно покачала головой, и поспешно встала из-за стола.

– Мне срочно нужно к де Бриньону! – Никогда бы не подумала, что когда-нибудь скажу эту фразу, да вот, поди ж ты, свершилось!

– Что?! – Габриель с таким подозрением посмотрел на меня, что я замерла на несколько секунд. Он ревновал меня?! В самом деле, ревновал? Какая глупость, право!

– Я скоро вернусь, – пообещала я, коснувшись его плеча. Кажется, этот жест привлёк внимание лишней пары глаз, но мне в такой момент было не до тонкостей. – Мне просто нужно кое-что сказать ему, вот и всё. Не волнуйтесь. – И, обращаясь теперь уже ко всем, а в частности к любителю приличий Эрикссону, я добавила: – Прошу прощенья!

Графиня Вермаллен сказала что-то о моей невоспитанности, и в подтверждение оной я очень захотела послать её к чёрту, но сдержалась. И, придерживая полы своей длинной юбки, выбежала из ресторана в коридор. Слева стойка бара, напротив – фойе, где приветливый, но чуточку грустный Фессельбаум кивает входящим и выходящим гостям? Справа – лестница, а на лестнице, о чудо, Грандек! Я готова была расцеловать его в ту секунду.