Изменить стиль страницы

Андрей неожиданно почувствовал, что противен сам себе… Тоже, блин, суперсамец! Охотник за юбками! Несколько недель без женщины обойтись не может! Да что это с ним делается?! Зачем ему все это? С женщинами лучше не шутить: не многие из них согласны переспать с тобой одну ночь и расстаться. В большинстве они как раз стремятся любыми способами привязать к себе мужчину, тем более если он отменный любовник и человек хороший. Так зачем он будет Кате голову морочить? Не женится на ней ведь, не озолотит. А может быть, и жизнь ей сломает. Она, скажем, в него влюбится, а он ее начнет избегать — это же станет ее трагедией!

Чего он от нее хочет, собственно? Да понятно чего — не стоит себе самому-то врать! Переспать с ней хочет и почему-то решил, что ей, кроме этого, ничего не нужно. А если как раз нужно?..

Андрей наконец заснул, постаравшись отвлечься от мыслей о Кате.

Утром он бодро вскочил с постели, умылся, сделал зарядку, выпил кофейку и сел с зажженной сигаретой к столу — еще раз просмотреть план на день, в деталях.

Все было просчитано до минут — по крайней мере до самого отъезда на дачу. Там он уж позволит себе расслабиться. А пока впереди — трудный день…

Так, сначала сборы на концерт — взять стихи, книги, тетрадь отзывов, блокнот, ручку, продумать костюм и обувь. Он должен сегодня выглядеть безупречно! Затем — трамвай, метро. Что надо не забыть купить — ага, кофе и сигареты кончились. Еще взять денег. Не мешало бы граммов пятьдесят коньячку принять перед концертом, чтобы дрожь перед залом не била. А это может случиться, запросто, — когда на тебя уставились сотни глаз, трудно не потерять самообладание. Что еще?.. Ах да, паспорт — иначе его в типографию не пропустят.

Так, ну вроде собрался. Костюм… А, ладно, пусть будет тот же, что и вчера — весьма модные черные широкие брюки, белый пиджак, черная майка с портретом Пушкина. Обувь: можно было бы надеть легкие английские туфли — но во что они превратятся после посещения дачи? Нет уж, лучше ботинки — на толстой подошве, подкованные сталью-нержавейкой, шнурованные.

Еще раз проверил все перед уходом из квартиры — не горит ли где забытый в суматохе сигаретный окурок, не включена ли плита. Ничего не должно произойти здесь в его отсутствие! А то потом со спонсором не рассчитаться, до гроба ему должен будешь…

Да, все хорошо, можно ехать… Ярый сложил вещи в сумку, вышел на лестничную клетку, запер дверь И выбежал на улицу.

Ох, какая жара! Хоть бы ветерок подул. Еще, не дай Бог, дождь польет после такой духоты. Тогда многие могут не прийти на вечер… Добрался до метро, поехал на «Баррикадную», но, разумеется, маршрут включал в первую очередь посещение типографии.

Андрею выписали на проходной типографии пропуск. Он, минуя хозяйственные здания и заводские помещения, зашел в бухгалтерию: оплатил ту часть тиража, что собрался забрать сегодня; затем побежал в здание, которое здесь все называли «экспедицией». Там долго возился с какими-то бланками — и наконец ему вывезли на тележке книги — три пачки, запечатанные в плотный картон.

Он присмотрелся — да, его книга, и бумажка к картонкам приклеена: «Андрей Ярцев. «Лава». Книга стихов». Сунул пачки в сумку, попрощался со всеми, глянув на часы: о, пора спешить в ЦДЛ! Кажется, на метро он уже не успевает…

Проголосовал на улице, поймал частную машину, спросил:

— Шеф, добросишь до «Баррикадной»?

— А там куда — в зоопарк, что ли? — лениво спросил шофер.

— Нет, в Центральный Дом литераторов, я покажу, — ответил Андрей, разглядывая шофера — молодого усатого парня в кожаном пиджаке и с часами невероятных размеров на запястье.

— Садись, поехали, — открыл ему дверцу шофер.

Домчались быстро. В пути Андрей не сдержался: любопытство взяло верх — распечатал одну пачку и дрожащими руками раскрыл свою книгу… Конечно, в верстке он ее вычитал, но вот так, в переплете, только что отпечатанную, еще не видел.

Ага, все отлично. Все его замечания учтены, ошибок нет! Рисунок какой-то даже на обложку присобачили — раньше об этом не говорили. А может быть, он просто забыл об этом?..

В ЦДЛ к нему сразу же подошли брат Саша с женой, спонсор и знакомый музыкант, обещавший сегодня поторговать книжками. Андрей был возбужден, как в бою, перед решительным наступлением. Крепко пожал всем руки, усадил музыканта — тот привык, чтобы его называли «Колек», — за стол, вывалил на стол книжки. Отнес список бабульке, проверяющей билеты, пояснил: эти, мол, бесплатно пройдут.

И тут же увидел Катю — она вошла своей плавной походкой через главный вход и направилась сразу к нему. Подойдя, обняла:

— Поздравляю! Все в порядке? Книгу-то привез?

— Да! — Ярый оценил ее дорогой наряд: она была снова затянута во все черное, и, надо сказать, это ей очень шло; у него сильнее забилось сердце, но он взял себя в руки. — Катенька, сразу приношу извинения, если не смогу тебе сейчас уделить должного внимания. Очень много гостей!..

— Ерунда! — улыбнулась она. — А книгу подаришь?

— Не вопрос!

Они подошли к Кольку, и Ярый надписал Кате книжку: «Желаю любовных безумств! Андрей Ярцев — Кате».

— Хм-м… — Катя прочла надпись и чмокнула его в щеку, одарив при этом еще и многообещающим чувственным взглядом.

В холл повалили новые люди. Катя отошла в сторонку и стала наблюдать, как Андрей раздает автографы, здоровается с известнейшими артистами и музыкантами, бардами и поэтами. Со многими из них он познакомился, уже работая журналистом. Других знал давно, очень любил и уважал их творчество.

Кому-то Андрей дарил книги, кто-то покупал их у Колька, паренька с улыбчивым, но грубоватым лицом (понимая, что поэту нужно помочь по части финансов). Когда все книги были раскуплены, Андрей вернул часть денег спонсору, который был немало этим удивлен. А часть взял себе. И еще дал некоторую сумму Кольку.

Прозвенел третий звонок — пора была идти на сцену.

Андрей услышал Катин шепот над ухом — он наклонился, зашнуровывая покрепче ботинки:

— А можно к тебе за кулисы, Андрюша?

— Пойдем, только быстро! — Андрей взял девушку под локоть, и они почти бегом рванулись к лифту, где уже находились приглашенные Андреем барды и поэты.

Все поднялись наверх и оказались за сценой. Стали шептаться, смеяться. Кто-то сунул в руку Андрея фляжку коньяку: он сделал несколько глотков, а затем передал ее Кате. Она тоже приложилась. Наконец все пошли на сцену, где их приветствовали аплодисментами зрители. Катя осталась наблюдать за участниками концерта со своего места за кулисами.

Друзья Андрея — тут были и куртуазные маньеристы в полном составе, то есть Степанцов, Добрынин, Григорьев, Пеленягрэ; и классные барды, такие, как О’Шеннон, Тенишев; и поэты: Фомин, Гребенкин, Скиба — все они поздравили виновника торжества с первой книгой, выступили сами…

И вот Андрей вышел к микрофону. Стал читать, чувствуя, как внимательно слушает его весь зал. Отчитал, что хотел, легко, ни разу не сбился, даже несколько раз очень остроумно пошутил, — и почувствовал всеми фибрами души: он это сделал! Он завоевал эту публику!..

Его долго не хотели отпускать со сцены, требуя новых и новых стихов. Один раз он обернулся и увидел, как восторженно, закусив от волнения губу, наблюдает за ним Катя. Это только прибавило ему уверенности.

В финале литературного вечера он запустил по рядам тетрадь отзывов; а когда она к нему вернулась, ответил на все вопросы.

Успех был ошеломляющий — Андрея завалили цветами, и он снова раздавал автографы. Подходили к нему и спонсор, и Мерингер с Яной, и Саша с Мариной, и композиторы, предлагавшие сотрудничество. Еще он много давал интервью журналистам с радио и телевидения. Почти всех интересовало — если он так популярен (а в этом нет сомнений), то почему он еще где-то работает, скажем, в прессе? Андрей иронично улыбался и пожимал плечами — мол, попробуйте только стихами семью прокормить! Приводил примеры из истории. Ведь среди поэтов буквально единицы жили за счет своего творчества…