Через час, посоветовавшись со своим экипажем, Виленский принес три пачки черных сухарей.

С каждым днем ширится объем научных работ экспедиции. Федоров сегодня закончил монтаж палатки и приборов для гравитационных наблюдений и вечером засел за определение силы земного притяжения на полюсе. Аппарат его вызывает всеобщее восхищение. Он учитывает кусочки времени, равные одной десятимиллионной доле секунды. Но чтобы определить силу тяжести, Федорову придется провести у этого [152] прибора, наблюдая за качающимся маятником, сутки.

- А глубину когда будете мерить? - заинтересовался Ритсланд. - Может быть, тут спать опасно, глубоко? - пошутил он.

- Спите спокойно, - успокоил его Ширшов. - Здесь не больше четырех километров (Петр Петрович ошибся: глубина при промере оказалось 4290 метров). Точно промерим, как только прилетит Мазурук. У него лебедка.

Мазурук сообщал, что строительство его аэродрома заканчивается. Снесено шестьдесят семь ропаков, некоторые из них достигали высоты четырех-пяти метров. Козлов, Шекуров и Тимофеев рубили ропаки топорами. Последние двое суток товарищи уничтожали центральный ропак - сейчас добрались до его основания. Командиры кораблей, вместе со Шмидтом, тревожно подсчитывают запасы бензина эскадры. Результат один: всем долететь до острова Рудольфа не удастся. Слишком много горючего ушло на полеты в районе полюса. Одну машину придется, видимо, посадить на пути к острову Рудольфа и затем доставить ей бензин.

Вечером Федоров рассказал результаты магнитных и метеорологических наблюдений на полюсе. На 70-м меридиане магнитная стрелка отклонялась от истинного направления на север на 110 градусов к западу. Горизонтальная составляющая - в пять раз меньше, чем в Москве, и, примерно, такая же, как в районе мыса Челюскин. Преобладающие ветра дуют с севера, северо-запада и запада. Южных ветров до сих пор не было.

Шмидт, жертвуя ночами, разработал математические методы определения направления и скорости дрейфа льдов. Уединившись со Спириным [153] и Федоровым, он попросил их подвергнуть свои вычисления строжайшей критике. Товарищи сделали все, что могли, пытались - в интересах истины - опровергнуть сложные вычисления академика, вносили поправки на ветер, приливно-отливные течения, климатические условия, но через несколько часов Шмидт вышел из палатки веселым: теория оказалась несокрушимой.

2 июня - восьмой день на полюсе

Пуржит. Низкая облачность. Туман. Но тепло, термометр поднялся до 0. И это полюс?

- Прямо хоть в Антарктику за холодом отправляйся, - пошутил Шевелев.

Утром с мрачного неба сыпалась ледяная крупа. Плоскости самолета теплы, крупа растаяла, по желобам металла побежали ручьи. Стенки палаток промокли, спальные мешки стали влажными. На полюсе сразу сделалось неуютно. Сушиться негде, все ходили скучные, угрюмые. Днем ударил небольшой мороз, и крылья машин немедленно обледенели. В продолжение нескольких часов мы ползали по плоскостям, отдирая стамесками и зубилами ледяную корку.

Федоров сегодня обошел на лыжах всю льдину. Кругом трещины; мы на острове. Его размеры - два с половиной километра на полтора. Прочность льдины ни у кого не вызывает сомнений. Ей не страшно даже очень сильное сжатие льдов. Торосы, нагроможденные по краям поля, являются своеобразной броней, защищающей лагерь от всяких неприятностей. Толщина льдины столь велика, что Папанин беспечно заявил: «Ее можно перенести даже в Черное море, она и там не растает». Однако, промолвив эти слова, он вместе с Кренкелем отправился на [154] лыжах куда-то на север и, вернувшись через несколько часов, удовлетворенно заявил:

- Нашли рядом хорошее поле. В крайнем случае перенесем лагерь туда.

Изучая и наблюдая характер дрейфа, Шмидт сделал вывод, что льдину вынесет к берегам Гренландии. Это ее предположительный путь. Но не исключена возможность, что какое-нибудь встречное течение повернет весь окружающий ледовой массив в другую сторону, куда - сказать сейчас невозможно. Скорость дрейфа значительна, но, выраженная в абсолютных цифрах, невелика.

С Мазуруком разговариваем по нескольку раз в день. Нас разделяет всего сто километров. Но мы не можем соединиться - такова Арктика. Ходим сумрачные. Невольно вспоминается лагерь челюскинцев. Их лишь 170 километров отделяло от берега, но понадобилось два месяца, чтобы самолеты доставили челюскинцев к мысу Ванкарем. Погода непрерывно ставит нам палки в колеса.

Пользуясь некоторым затишьем оперативной радиопереписки, я передаю довольно много материала в «Правду». Пишу сам, пишут другие участники экспедиции. Стараемся излагать свои мысли коротко, лаконично, тезисно. Порой наши корреспонденции напоминали просто набор заголовков. Навстречу им с материка несся радостный поток приветствий, поздравлений, пожеланий. Вся страна вместе с нами радовалась успеху экспедиции. И за каждой телеграммой мы чувствовали огромную заботу и ласку могучего советского народа. Мы знали: где бы и что бы с нами ни случилось, родина придет нам на помощь. Это сознание вызывало гордость и неподдельное волнение. [155]

Ночью, перед сном, я зашел в самолет. Стромилов передавал в Москву бесчисленные частные радиограммы участников экспедиции, благодарности за внимание, приветы, поцелуи, объятия. На камбузе сидел Орлов и строчил радиограмму.

- Сын у меня должен родиться в июле, - сказал он мечтательно, - хорошо бы успеть к этому сроку.

3 июня - девятый день на полюсе

Альтиметр ушел под землю. Стрелка показывала, что мы находимся на 50 метров ниже уровня моря. Мы отчетливо знали, что живем выше уровня моря, но что же случилось с этим точным, испытанным прибором? Жуков объяснил:

- Давление растет и отклоняет стрелку прибора влево. Значит, будет хорошая погода.

Жизнь в лагере не утихала ни на миг. Казалось бы, все уже сделано. Научная зимовка в основном подготовлена. Дрейфующая станция оборудована, самолеты разгружены. Но неутомимые полярники ежеминутно находили себе работу, механики в десятый раз осматривали механизмы воздушных кораблей, и хотя все оказывалось в образцовом порядке, они продолжали что-то чистить, подкручивать и поправлять.

Только что в палатку вбежал взволнованный Ширшов и сообщил сенсационное известие. Он и Федоров видели, как над широкой трещиной мимо лагеря пролетел чистик - водяная птица. Ни один из полярных исследователей, добиравшихся до широт, лежащих близко к полюсу, никогда не встречал признаков жизни. Они не видели ни птиц, ни зверей. И в науке безраздельно [156] господствовало мнение, что на полюсе нет никакой жизни, что его воды и льды бесплодны и необитаемы. Но мы видели и слышали несколько дней назад пуночку, сегодня обнаружили присутствие второго живого существа. Папанин, торжествуя, обещает вернуться в Москву со шкурой полюсного медведя.

На всех кораблях подробно обсуждались планы обратного перелета. Самолеты наши - на лыжах, колеса оставлены в Нарьян-Маре. А без них мы не сможем в летнее время совершить посадку на Большой Земле. Днем Шмидт распорядился по радио о посылке навстречу ледокола с колесами. Шевелев и Гутовский обошли поочередно все корабли, спрашивая, что кому привезти с ледоколом? Механики жадно заказывали уйму всяких запасных частей, которые наверняка не понадобятся им никогда в жизни, но таково уже сердце наших технических хозяйственников. Они желали иметь в своем распоряжении все, на все случаи жизни. Шевелев весело выслушивал их нескончаемые просьбы, исписал заявками целые тетради, а вернувшись к себе в палатку, составил лаконичную заявку:

«Пришлите четыре пары колес зпт восемьдесят тонн бензина зпт пять тонн масла зпт козлы для установки колес зпт пятьдесят летних комбинезонов и шлемов зпт газеты зпт фрукты зпт овощи тчк привет Шевелев».

Мазурук сообщил, что в результате теплой погоды его аэродром раскис. Пилот снова опасается, что на перегруженной машине ему взлететь не удастся. Поэтому настойчиво просит прислать самолет Молокова, который снимет с борта машины Мазурука часть груза и облегчит таким образом старт с небольшого аэродрома.