Изменить стиль страницы

Казацкие слободы и хутора были богаче убогих селений панских подданных, так как свободные люди, гораздо более заинтересованные в результатах своего труда, чем крепостные, получали большие доходы. Это усиливало стремление крепостных крестьян стать казаками. Между тем сбросить с себя панское ярмо становилось все труднее, а чем труднее было это сделать, тем привлекательней выглядела казацкая жизнь. В одном из произведений народной поэзии находим такое противопоставление крепостнических порядков «казацкой вольности»:

Зараз тая серед рая слобода засіла,
Там тишина, вся старшина (шляхта. — Ред.)
Не має к їм діла,
Там сипуга, війт-п’янюга вже не докучає,
I в підводу там ізроду ніхто не хапає.
Bci подубли, що їx скубли, сільськії нахали,
Подеречі, колотнечі вci уже пропали,
Утік кураж, здирства нема ж, пропали вci драчі,
Щезло лихо, живуть тихо, не дають подачі.

В действительности казацкая жизнь была далека от той, какой представлял ее себе крепостной крестьянин. Во-первых, казачество никогда не было однородным социальным слоем. Экономическое неравенство в среде казачества возникло вместе с его появлением, так как казаками становились разные по своему имущественному положению слои населения. В этом смысле казачество в момент его возникновения отражало ту степень имущественной дифференциации, какой достигло к тому времени украинское село. В массе крестьян (и ремесленников), которые могли на новых местах сразу же основать небольшое хозяйство, т. е. мелких собственников, были и зажиточные и богатые люди. О последних С. Грондский писал: «Наиболее состоятельные из крестьян, даже отцы семейств, накопив известное имущество, забирали его и, не спрося разрешения у своих панов, устремлялись в казаки, откуда их было невозможно вернуть». Богатые хозяева часто бежали вместе со своими батраками. Среди беглецов-переселенцев было немало таких бедняков, которые совмещали труд в своем хозяйстве с работой у состоятельных людей.

На новых местах процесс социальной дифференциации протекал значительно быстрее, чем на прежнем месте жительства. Не каждый переселенец мог основать самостоятельное хозяйство. Чтобы вспахать, например, целину, нужно было иметь не одну пару волов. Таким образом, бедный человек был вынужден либо «спрягаться» с другим хозяином, либо наниматься к богатому соседу или идти к нему в «подсуседки». Богатому же казаку наличие свободной земли и отсутствие ограничений, связанных с феодальной зависимостью, открывали широкий простор для эксплуатации казацкой бедноты. Уже в первой половине XVI в. документы упоминают наемных людей у казаков. Так, в грамоте Сигизмунда I от 14 августа 1544 г. говорится, что черкасский староста взимает пошлину с казаков и их наймитов.

Свободные поселенцы создали на новых местах свою общественную организацию — казацкую общину (громаду). Каждый прибывший на казацкие земли беглец считался свободным человеком, получал формально равное со всеми другими право пользоваться хозяйственными угодьями и принимать участие в самоуправлении, в частности в выборах стар, шины — атаманов, судей, писарей. В то же время каждый должен был с оружием в руках охранять селение, выступать в поход и пр. Понятно, что как в пользовании земельными угодьями, так и в других случаях все преимущества были на стороне богатых хозяев, в том числе при выборах старшины. Богатые казаки с самого начала захватили старшинские должности и пользовались общинным самоуправлением в своих интересах. Но несмотря на преимущества богатых казаков в хозяйственной жизни, на беспощадную эксплуатацию ими бедноты, на засилие их в самоуправлении, казацкая община сохраняла известные черты крестьянского демократизма — патриархальности.

Общественная организация, где не признавалось крепостничество, сразу же противопоставила себя феодальному государству и превратилась в притягательную силу для угнетенного крестьянства — она будила в нем стремление к свободе.

Казачество в Среднем Поднепровье. Заселение казаками Среднего Поднепровья происходило в упорной борьбе с литовскими, польскими и украинскими панами, с одной стороны, и татарскими ордами — с другой. Паны стремились любыми средствами ликвидировать казачество как социальную силу, вернуть казаков в прежнее ярмо и вместе с тем захватить освоенные ими земли. Стремление магнатов и шляхты к приобретению новых, уже заселенных и освоенных пространств, росло по мере развития фольварочного хозяйства в центральных районах страны. К концу XV — началу XVI в. магнаты захватили часть казацких земель на Подолии и Киевщине. Пытаясь превратить их в наследственную собственность, они добивались у польских королей и великих князей литовских подтвердительных грамот на эти земли. В разное время такие грамоты получили князья Язловецкие, Острожские, Вишневецкие, а также Струси, Претвичи и др. Точных границ пожалований грамоты не определяли — право установить их предоставлялось самим магнатам.

Казаки мужественно защищали свою свободу и право на землю, но сдержать натиск панов не могли. Часть казачества была вынуждена отступить дальше на юг. В первые десятилетия XVI в. начало увеличиваться казацкое население в юго-восточном пограничье Украины, преимущественно в районе Канева и Черкасс. Чтобы преградить татарам дорогу в Литву, в Каневе и Черкассах, тогда еще небольших местечках, были сооружены деревянные замки, служившие также местом пребывания администрации староств.

Каневский замок представлял собой небольшой прямоугольник (длиной около 80 м, шириной 40 м). Его стены были сложены из 26 городен — заполненных землей срубов. На стенах, обмазанных для защиты от огня глиной, и на шести башнях стояли пушки, бочки со смолой и водой. Замок опоясывал ров, через который был переброшен подъемный мост. Но все это сооружение, как писали в 1552 г. правительственные ревизоры, обветшало, даже при малейшем ветре шаталось и скрипело, угрожая рухнуть и похоронить под собой людей. Гарнизон замка не превышал нескольких десятков бояр (мелких служилых людей). Черкасский замок был немного больше Каневского, и в 1552 г. при нем кроме бояр-конников была рота жолнеров и 60 служебников. Жалкое состояние пограничных крепостей объясняется нерадивостью литовского правительства, которому всегда не хватало средств и желания для того, чтобы позаботиться об охране южной пограничной полосы.

В южные районы, несмотря на опасность со стороны кочевников, чаще всего переселялись те, кому наступление панов угрожало неизбежным закрепощением. Район Канева и Черкасс украинские современники считали основным местом сосредоточения казачества, а в России с XVI в. само название «черкасы» стало нарицательным для украинских казаков (позднее «черкасами» в России называли вообще всех украинцев.) Местное казачество было почти единственной силой, противостоявшей татарским захватчикам.

Вскоре, однако, магнатско-шляхетское колонизационное движение, начавшееся вслед за народной колонизацией, достигло и этой местности. Уже в первой половине XVI в. на южном пограничье осели крупные феодалы, занявшие вместе с землями должности старост и подстарост. За магнатами тянулись мелкие панки. Они оседали в Каневе и Черкассах в качестве служилых людей, получали от великого князя земельные пожалования или попросту захватывали земли. Уже в начале XVI в. в Каневском старостве было 21 панское село, а также уходы — речные и другие промыслы. Став владельцами земель, феодалы принуждали население платить денежную и натуральную дань: от дыма — 7 грошей, за пасеку — 12, за пользование бобровыми гонами — половину добычи, из рыбного улова — треть.

Не менее тяжелыми были повинности, которые отбывало население местечек, в частности Канева и Черкасс, а также разные платежи. Meщане ремонтировали замки, нанимали за свой счет стражу для охраны замковых ворот (на это брали с дыма по грошу и четверти ржи), выставляли сторожу «в поле» и посылали отряд «конно» и «збройно» в погоню за неприятелем. Кроме того, мещане предоставляли содержание и подводы великокняжеским чиновникам, платили старосте по шесть грошей на рождество (колядки), три дня в году ходили в пользу его «на ловы» и т. д.