А на противоположной восточной стороне у плавучих пирсов были пришвартованы пузатые «щуки» и «агешки» (так назывались старые подводные лодки типа «АГ»). На них грузили баки аккумуляторных батарей, торпеды и другую боевую технику…
На 22- й дивизион нас, штурманов, попало четверо: я -на подводную лодку «М-53», лейтенант Б. Кудрявцев - на подводную лодку «М-54», лейтенант В. Лознев - на подводную лодку «М-55» и лейтенант Д. Суров на подводную лодку «М-56». Это были малые подводные лодки 6-бис серии, так называемые «малютки».
Командир 22-го дивизиона подводных лодок капитан 3-го ранга Андрей Васильевич Крестовский приветливо встретил нас у себя в кабинете:
- А!… Новое пополнение штурманов прибыло! [14]
- Точно так! - доложил ему дежурный по дивизиону инженер - старший лейтенант Павел Петрович Волокитин.
Каждый из нас представился комдиву, как того требовал устав.
Андрей Васильевич просто и незаметно, будто мы знали его давно, втянул всех нас в беседу о состоянии дел на каждой подводной лодке. По всему чувствовалось, что он знал обстановку в дивизионе досконально. Он был грамотным подводником, в совершенстве владел искусством подводного плавания и необычной, только ему присущей методикой боевой подготовки на этих строгих и сложных в управлении подводных кораблях.
- Даю вам пару дней на устройство семей и ознакомление с нашим прекрасным городом. Начните с площади Нахимова, она здесь недалеко, - сказал на прощание Крестовский.
Мы поднялись на гору западной стороны Южной бухты и не спеша направились в указанную сторону. Вскоре вышли на площадь Нахимова, к которой с одной стороны примыкает Графская пристань, а с другой - Приморский бульвар.
Графская пристань - одно из самых интересных мест Севастополя - была построена в 1787 году к приезду Екатерины II. Приморский бульвар, любимое место отдыха севастопольцев, был заложен на месте артиллерийской батареи. В нескольких метрах от уреза воды высился памятник затонувшим кораблям. На другой стороне - Константиновский равелин. В сентябре 1854 года, когда англо-французские войска приближались к Севастополю, между Константиновским равелином и Приморским бульваром были затоплены корабли Черноморского флота, закрывшие своими корпусами вход в Севастопольскую бухту.
Осмотрев Приморский бульвар, мы направились на Исторический бульвар, к знаменитой Севастопольской панораме. Здесь каждая пядь земли была обильно полита русской кровью, все свидетельствовало о доблести наших солдат и матросов…
На следующий день мы прибыли в штаб дивизиона. Про службу на этих маленьких подводных лодках в то [15] время на флоте существовала такая поговорка: «Кто на «малютке» не бывал, тот и горя не видал». Действительно, условия на этих подводных лодках оставляли желать лучшего. Достаточно сказать, что, кроме единственного небольшого диванчика и крохотной подвесной койки, спальных мест у личного состава на этих лодках не было. Поэтому в море команда не раздеваясь отдыхала кто где: торпедисты - под торпедными аппаратами, мотористы - за дизелем, электрики - за электромотором. Я спал во втором отсеке (на центральном посту) под штурманским столом.
Внутри подводной лодки было холодно и сыро. Когда лодка уходила под воду, корпус постепенно отпотевал, и в скором времени холодные капли дождем начинали сыпать на личный состав, приборы, механизмы, и все промокало насквозь.
Кока на этих подводных лодках не было, и горячие блюда стряпали торпедисты, в распоряжении которых находились три электрических бачка: по одному для каждого блюда. Торпедисты, разумеется, не имели достаточной кулинарной подготовки. Приготовленная ими даже из отличных продуктов пища была невкусной, и команда предпочитала есть консервы.
Помню, как однажды наш кок, то есть торпедист, Ерохин дал мне эмалированную кружку, как мне показалось, с какао - на его поверхности отчетливо бликовали масляные пятна.
- Товарищ Ерохин, какое жирное у вас какао сегодня! - похвалил я его.
Он смутился, потом заглянул в кружку, молниеносно выхватил ее из моих рук и опрометью кинулся в первый отсек. Через минуту он виновато вручил мне кружку, но уже с компотом.
- В чем дело, товарищ Ерохин? Я хочу какао, а не компот.
- Это и был компот, только в вашу кружку тавот попал. Совсем малость… - ответил окончательно сконфуженный торпедист.
Всем было известно, что тавотом смазывают торпеды, поэтому догадаться, как злополучный тавот попал ко мне [16] в кружку, было нетрудно. Все-таки Ерохин прежде был торпедистом, а уже потом коком.
Впрочем, я, как и Ерохин, помимо своей основной обязанности штурмана исполнял ряд смежных обязанностей: помощника командира подводной лодки, вахтенного командира, артиллериста, минера, связиста, шифровальщика, химика и, наконец, фельдшера. После возвращения с моря в базу мы, штурманы «малюток», буквально валились с ног от чрезмерной усталости.
Дивизионные и флагманские специалисты в начале нашей службы на этих подводных лодках «долбали» нас, молодых лейтенантов, нещадно, но с течением времени, когда мы оперились и стали опытнее, все постепенно притерлись, установились хорошие отношения.
Командовал подводной лодкой «М-53» капитан-лейтенант Иван Петрович Бочков. Добрый и отзывчивый человек, он имел слабую тактическую и командирскую подготовку. Командиром электромеханической части (БЧ-5) был инженер-старший лейтенант Павел Петрович Волокитин, вдумчивый и талантливый инженер, в совершенстве знавший свою технику.
Тяжелая служба на «малютках» научила нас многому. Но на первых порах нашего становления случались очень серьезные, я бы даже сказал, аварийные ситуации.
Так, однажды при отработке срочного погружения из-за неисправности машинного телеграфа мы погрузились с работающим дизелем. Дизель стал стремительно поглощать из подводной лодки воздух. От вакуума, быстро захватившего лодку, у подводников начали болеть уши. Только благодаря своевременной реакции инженера-механика и хорошей подготовке мотористов, быстро принявших меры, мы избежали серьезной аварии.
В другой раз, всплывая в надводное положение, мы не полностью продули среднюю цистерну и, отдраив рубочный люк, обнаружили, что комингс люка оказался почти вровень с поверхностью моря, а палубное орудие - под водой. При свежей погоде такое всплытие, без сомнения, окончилось бы катастрофой…
Осенью каждого года на флоте проходили тактические учения. Во время учений в море мы выходили, как правило, [17] три-четыре раза в недели: во вторник, среду, четверг и иногда в пятницу. Выходили утром, после подъема военно-морского флага, а к вечеру возвращались в базу.
Близ Севастополя у нас были два района боевой подготовки. В начале учений, выйдя в назначенный район, мы развертывали подводные лодки на позициях ожидания, где терпеливо ждали появления «противника». При проходе корабля «противника» через позицию подводной лодки мы его «атаковали», обозначая торпедный залп воздушным пузырем из средней цистерны главного балласта.
Особое внимание уделяли отработке двух задач. Задача номер 1: плавание в надводном положении; и задача номер 2: плавание в подводном положении. Много времени мы уделяли отработке срочного погружения, хотя при этом не обходилось и без казусов, о чем, впрочем, уже было сказано выше. В район боевой подготовки и обратно шли над водой. Электроэнергию и воздух высокого давления строго берегли.
Для экономии электроэнергии мы заходили в районы с так называемым «жидким грунтом», которых особенно много было у Судака и Ялты, «Жидкий грунт» - это глубинный район моря, где слои воды значительно различаются по плотности. При этом плотность нижнего слоя должна была быть больше верхнего, в таком случае подводная лодка стояла между этими слоями на месте без хода, не погружаясь и не всплывая.
Торпедами в ходе боевой подготовки стреляли редко, только при зачетных стрельбах, в специально отведенных неподалеку от Севастополя мелководных районах. Если торпеды, пройдя заданное расстояние, тонули, то приходилось вызывать водолазов, а стрелявшие подводные лодки оставались в этом районе и ждали, пока не найдут затонувшие торпеды. Иногда ожидание тянулось неделями.