Пробравшись сквозь сизый дым, наполняющий помещение, Нюма занял столик. Впрочем, сказать, что это столик, это было бы неправильно. Поскольку столы были длинные деревянные крепко сколоченные. По обе стороны от них располагались лавки. В 80-е годы прошлого столетия Гамбринус выглядел таким, как его описывали различные русские и советские писатели. Пивная состояла из двух длинных, но чрезвычайно низких сводчатых зал. На сводах смутно можно было различить следы настенной живописи — несколько картин, изображавших сцены пикников. В глубине, справа от входа, располагалась небольшая эстрада, на которой стояло видавшее виды пианино. На нем, едва касаясь клавиш, играл тапер Рома. Ему аккомпанировал на скрипке маэстро Моня. Одетый в засаленный черный фрак, этот кроткий человек, нацепив круглые очки, походил более всего, не на скрипача, а на работника юстиции. Ему так, бывало, кричали: «Играй, маэстро Моня, — скрипач всегда в законе»…. И он играл, да как. Если бы великий Паганини мог бы услышать игру маэстро, то он точно прослезился бы от умиления. В данный момент, замысловато водя смычком по струнам, Моня заставлял скрипку плакать навзрыд.
С головой, окунувшись в этот незатейливый мотив, усевшись за стол, Нюма с нетерпением стал ожидать прихода Чапы. Взглянув на выкупленные часы, он отметил, что друг опаздывает. Требовалось оглядеться. Заказав три бокала пива, он начал изучать обстановку. Как всегда, народу было много. За крайним столиком пировала компания рыбаков, разводя руками и показывая улова, они обменивались рыбацкими байками. За столиком напротив пили пиво с таранькой филиппинские моряки. За соседним столом компания пьяных матросов делала ставки на скорость выпивания. А далее художественная богема, вела беседы об искусстве и раскуривала свои трубки.
Среди клубов этого сизого дыма он разглядел знакомую внешность. Лысую голову и пьттттную каштановую бороду напарника. При встрече друзья обменялись рукопожатием. Чапа присел за стол, и они начали разговор. Оказывалось, что, товарищ пришел в «Гамбринус», гораздо раньше его и успел пропустить пару бокалов пива. А его отсутствие было вызвано посещением гальюна. Гальюн Гамбринуса — это еще одна достопримечательность. Здесь находилась всего пара писсуаров, и к ним всегда стояла огромная очередь. Выстоять в очереди и успеть справить малую нужду не в штаны было удачей. Постоянно пополняясь новыми посетителями, очередь исчезала только с закрытием заведения. Выстояв в очереди, подгоняемый нетерпеливой толпой, Чапа потерял за этим занятием полчаса. Но это мало волновало Нюму. Его больше тревожило сегодняшнее дело, а не опоздание друга. Также ему было интересно, как справился Чапа с поручением — найти деньги. Приятель объяснил: Виктора Рафаиловича не было дома, и, не дождавшись профессора, он поехал к их общему знакомому Чиполино. Тот помог деньгами, понимая, что если Чапе и Нюме понадобились деньги, то это серьезно. Даже не спрашивал, зачем и когда вернут — настоящий друг. С этими словами Чапа передал Нюме триста долларов. Собеседник сообщил, что мастерская и художник подготовлены к приему иностранных гостей. Теперь только бы капитан «Загреба» не подвел. Но Братишек всегда отличался пунктуальностью. Точность — вежливость королей! И когда стрелки Нюминого Ролекса показали пять часов, он возник на пороге «Гамбринуса». Иованович явился не сам, а в сопровождении полнощекого бородатого господина, одетого в твидовый костюм. Сам капитан вырядился в парадный китель. Двое солидных господ в убогой обстановке, скрестили на себе взгляды всех присутствующих. Иностранные гости готовились к встрече с коллекционером. Оглядев вошедших, Нюма подумал: нужно было встретиться у бабы Ути. Там их одежда была бы кстати, а здесь выглядела нелепо. «Гамбринус» — это больше пивная, чем бар. Увидев посредников, Братишек с попутчиком направились к ним. Гости присели за стол к напарникам.
— Мой компаньон, мистер Вацлав, — представил капитан, своего попутчика. — Эксперт и специалист в области искусства. Сможет осмотреть и оценить шедевр. Не то что я вам не доверяю, но, как подсказывает жизнь, доверяй, но проверяй, — перевел Чапа.
— Ноу проблем, — сказал Нюма, — пусть проверяет.
Мистер Вацлав пролепетал что-то на своем языке. Чапа сказал:
— Он спрашивает, чего здесь время терять, может, сразу поедем к коллекционеру?
На что Нюма возразил:
— Побывать в «Гамбринусе» и не хлебнуть пива — это противоречит традициям заведения. Чапа перевел на югославский язык. Капитан и мистер Вацлав согласились. Пробыв некоторое время в «Гамбринусе» и выпив по бокалу, веселая компания покинула гостеприимный паб. Поднявшись по истертым не одной тысячей ног ступеням, они вышли на улицу и, сев в Нюмину машину, поехали к художнику.
Мастерская Митрича находилась в живописной части города. Приютилась она под крышей старинного здания, и дорога к ней пролегала по винтовой деревянной без перил лестнице. Проделав такой нелегкий и опасный путь, четверка любителей прекрасного остановилась перед железной дверью. На ней умелой рукой был намалеван человеческий череп с перекрещенными костями, вокруг были нарисованы красные молнии и пугающая надпись «Не влезай — убьет». Такой своеобразный вход в электрощитовую. Нюма постучал по рисунку условным стуком. Послышался звук отодвигаемых засовов, и металлическая дверь отворилась.
Открывший был мужчиной солидной внешности. Одет он был со вкусом, элегантно. Темный костюм, белая рубашка и бабочка, а также туфли на высоком каблуке, превратили Митрича из бедолаги в респектабельного господина. Нюма не зря провел сегодняшний день. Заехав домой позавтракать, он опустошил свой гардероб. И поехал к художнику. И теперь Митяй Иванович был облачен в один из лучших его костюмов. Но сперва они сделали большую работу. Навели порядок в мастерской, а затем проделали путь от бани к парикмахерской. Там знакомый парикмахер навел лоск на художника. Митрич давно не был у парикмахера. Его волосы и борода представляли жалкое зрелище. Требовалось срочное вмешательство ножниц мастера. Стилист Аркаша в замысловатом танце вертелся вокруг своего подопечного в течение нескольких часов. Танец его не прошел даром. За укладку, маникюр, стрижку и частичное бритье старика, посредник дал мастеру червонец. Нюма был доволен результатом работы парикмахера: Митрич изменился до неузнаваемости. Из загнаного пьянством в угол существа он превратился в довольного жизнью человека. По крайней мере, по виду. От него несло хорошим парфюмом. Единственное что огорчало, Нюму — это обувь. Она была на два размера больше, но эта проблему они быстро решили с помощью ваты, подложенной в носки туфель.
Жестом пригласив гостей в мастерскую, Митрич повел всех в комнаты. Высокие стрельчатые окна с разноцветными витражами располагались на дальней стене. И когда на улице был ясный день, на паркете выкладывался причудливый узор. Но в данный момент на дворе наступили сумерки, и иностранцы не могли полюбоваться этим великолепием. По обе стороны от окон, на стенах в деревянных рамах висели копии с известных полотен, выполненные по госзаказу, и различные этюды Митрича. Чтобы скрыть убогость помещения, комната была погружена во мрак. Игрой света и тени выгодно были освещены только художественные произведения. Свет падал на них, исходя от театральных софитов, что придавало полотнам особенно благородный вид.
Мистер Вацлав начал прохаживаться между ними с видом знатока. Водрузив на нос очки, он переходил от одного полотна к другому. То приподнимая очки, то опуская на кончик носа, а то морщась и поглаживая свою бороду или поцокивая языком, он приступил к осмотру шедевров. Картин было десятка два: Сезан соседствовал с Рерихом, Ван Гог с Врубелем, Васнецов с Айвазовским… Чапа при виде такого количества художественных произведений аж чертыхнулся. Только русский человек при виде красивой картины может материться от восхищения. Капитан тоже был поражен коллекцией. Митрич чувствовал себя хозяином. Он прохаживался с довольным видом, рассказывая о картинах. Заложив одну руку за спину, как вождь народов тов. Сталин, покуривал трубку. Хороший понт — дороже денег. На иностранцев он призвел сильное впечатление. Вдруг Митрич сказал: