Январские события в Азербайджане развивались в русле того же синдрома. Появление «линии фронта», использование боевой техники враждующими сторонами, захваты военнослужащих в качестве заложников, погромы — всего этого еще было недостаточно, чтобы ввести чрезвычайное положение. Даже когда оно кое-где вводится, стрелять по-прежнему нельзя. Войска, прибывающие для его обеспечения, оказываются «блокированными» и не в состоянии сдвинуться с места. Начинают вырезать семьи военных, погромщики врываются на территорию военных городков — и опять им все сходит с рук. Наконец на выстрелы разрешено отвечать, войска ценой потерь восстанавливают порядок и… сражавшихся с ними боевиков торжественно хоронят в городском парке, а глава азербайджанского руководства заявляет, что «азербайджанский народ никогда не простит Советской Армии»! Виновата, конечно, опять армия… «Огонек» помещает фотографию возмущенной толпы вокруг трупов убитых боевиков с надписью «Баку. Утро 20 января 1990 года после ввода войск» и пишет: «Еще узнаем на каком-нибудь очередном Съезде народных депутатов подробности осады города войсками… Нам еще доложит очередной генерал, кто отдал приказ о срочном призыве резервистов, как Советская Армия и граждане СССР стреляли друг в друга на улицах столицы Азербайджана… И, хочется верить наступит день суда…»

События эти знаменуют новый этап безответственности по отношению к армии. Мало того, что полтора года играли в поддавки с «народными фронтами», пока не вспыхнул пожар, мало того, что заливали его солдатской кровью, но лишить тех, кому приходится расхлебывать последствия этих «демократических» игр, возможности защищать собственные семьи, позволить вырезать их безнаказанно, а вывезя кое-как, бросить на произвол судьбы, дав по сотне рублей в зубы и предоставив им собирать средства с помощью добровольных пожертвований, — можно ли представить большую меру издевательства над защитниками Родины?

Положение нашей армии, в сущности, глубоко трагично. Преданная теми, кого она обязана защищать, армия превращена в громоотвод для недовольства всех групп населения. Будучи естественным гарантом государственности, но традиционно лишенная самостоятельной роли и даже права голоса, она не способна осознать себя в качестве единственного защитника целостности и суверенитета державы и сплотить вокруг себя всех государственно мыслящих людей.

На что же можно надеяться?

Единственная надежда — на энергичное президентское вмешательство и принятие таких мер социального и нравственного свойства, которые помогли бы военному человеку поднять голову, возродить в Вооруженных Силах здоровые традиции и здоровый воинский дух, предупредить возможный разброд в армейских и флотских рядах. Сплоченная армия не даст воцариться хаосу и никому не позволит помыкать интересами безопасности страны. Для таких мер время пока еще есть. Однако приходится ли рассчитывать на них всерьез?

Александр Проханов

Достаточная оборона

Явления, захватившие сегодня наше внимание, — всеобщая мука, конвульсии, митинги, стачки, разрушение общественного порядка, социальный страх — суть внешние проявления фундаментального процесса передачи власти. Страна меняет кожу. Утомленные, полуразрушенные, утратившие волю к власти централистские структуры сдают ее без боя другим, новым, дееспособным, сформировавшимся в последние двадцать лет нашего иллюзорного благополучия.

Мы вдруг обнаруживаем, как в экономике, социологии, общественном сознании проявляет себя мощный упитанный пласт, условно именуемый «криминальной буржуазией» или «буржуазным социумом», накопивший в себе громадные жизненные силы, финансовые ресурсы, опыт управления этими ресурсами, сформировавший свою структуру, идеологию, методы выхода «на поверхность». Именно этот динамичный, агрессивный, знающий свои цели пласт принимает сейчас власть у одряхлевшего аппарата, еще недавно претендовавшего на выражение общенародных, общегосударственных интересов.

Экономических централистских структур практически не существует. Социальная справедливость погребена. Экономика антинародная. Государственный сектор тает на глазах, как весенняя льдина. Действует и развивается только буржуазный сектор. Он зажигает рекламы на площадях больших городов, закупает телеканалы, издает законы и уложения. Нарастает благополучие и преуспеяние буржуазии, нищает народ.

Советские органы, и прежде выморочные и эфемерные, заявляют о себе только на Съездах народных депутатов, которые после всех ожиданий обернулись огромной говорильней, вязким болотом плохо переваренных концепций, лепкой непродуманных, часто бесполезных законов.

Поразительна трагичная судьба партии. За годы своего существования партия, утратив интеллект и теорию, теряя из виду грядущее, многократно перерождалась меняла сущность и сегодня по воле своих собственных лидеров приходит к драматическому финалу. Ныне партия напоминает хорошо проложенные по всей территории страны линии электропередачи, укрепленные на прекрасно сконструированных стальных опорах, однако вся эта грандиозная, многомерно разветвленная сеть отключена от источников тока, от электрических станций и не подключена к двигателям, электромоторам, моторам, «лампочкам Ильича». По этой опустевшей сети уже не идет стратегическая инициатива центра. В этих проводах нет тока, энергии идей, приказов и замыслов. Эта сеть мертва, на нее безбоязненно садятся черные птицы, каркая, расклевывают ее — от арматуры до повисших к земле проводов.

Коммунистическая партия, как я вижу, распадается на три разнородных фрагмента. Из ее рядов выламывается мощная социал-демократическая фаланга — вышедшие на поверхность буржуазные круги, предпочитающие не создавать свои политические структуры, а воспользоваться частью уже существующих, с их собственностью, кадрами, организационным опытом. Этой партии жить и цвести, владеть заводами, землей и культурой.

Второй, обреченный фрагмент партии — коррумпированный, ущербный, мыслящий эгоистично и кастово — не нужен уже никому. Он будет выдуваться, как легкая костная пыль исчезнувшего скелета.

Последний, третий фрагмент — та часть партии, которая мыслит себя централистски, все еще ждет инициатив из центра, готова стать партией единомышленников, взять на себя бремя власти в рассыпающейся, гибнущей стране. Она готова на жертвы, она чутко ищет созвучных ей лидеров, трагически ощущает свой удел. Она, крепкая, верящая в социализм, будет отдана на растерзание общественному сознанию, взвинченным народным фронтам, обездоленной публике, когда от коммунистов потребуют ответа не только за ленинский эксперимент в начале века, не только за кровь сталинизма, не только за стагнацию Брежнева, не только за дилетантизм и катастрофу первых лет перестройки, но и за то, что она, партия, заведя страну в тягчайший кризис, покидает штурвал управления, самораспускается, уходит с арены, предав поверивший ей когда-то трудящийся люд. Этот страшный и справедливый упрек будет предъявлен последним партийцам, необратимо устранит их от власти, обречет их самих на роль изгоев, заставит испить чашу политических гонений.

Единственной, последней из всех централистских структур, сохранившей общенациональный идеал, действующей во имя всей страны, всего народа, остается армия. Она, армия, в силу этого тоже подвергается сегодня интенсивному давлению и нападкам. Ее разрушают как последний оплот соборного централизма, последнее вместилище народности.

Сегодня, в дни паралича и деградации власти, армия, как и десять лет назад, остается единственной силой, способной выполнять грозные, предельные функции, вмененные ей трагическим веком. В застойные годы, когда буржуазия наворовывала свой капитал, а бесконтрольный аппарат проедал национальный доход, когда изолгавшаяся интеллигенция тихо ныла, а рабочие и крестьяне молча саботировали распоряжения так называемой народной власти, лишь армия выполняла предназначенный ей исторический долг. К середине семидесятых годов был наконец установлен военно-стратегический паритет с противниками, достигнут тот баланс оборонительных сил, о котором мечтали вожди, создавая государство и армию. Армия, установив паритет, завершила им период конфронтации, открыла путь к осмысленному в недрах паритета разоружению.