С другой стороны, если взять ту же Ильзу, то Ильзочка — просто-напросто потаскуха. Она довольствуется ничтожными доходами и не хочет ничего, кроме новой сумочки, например, или трех пар шелковых чулок, или шикарного платья от Робинзона. И переполненная этими желаниями, подстегиваемая ими, она идет к Бацке, рассказывает ему о том, о сем и обо всем. Но Вилли ничего не знает, и вынырнувший олух в кепке тоже говорит, что Куфальт ничего не знает, потом раздается треск мотоцикла у подъезда, но уместятся ли в коляске два человека? И сколько времени ехать до Юнгфернштига? Если все время попадать на красный свет — тридцать пять минут, а если все время на зеленый — то двадцать. А быть там надо в одиннадцать часов сорок две минуты, и ни в коем случае нельзя привлекать внимания.

Время бежит: тик-так, тик-так — и это очень досадно, но в то же время отрадно. Одни опустили голову, а другие держат ее высоко, и между Иннен- и Аусенальстером есть мост, который называется Ломбардсбрюкке, и трамвай по нему идет долго. Вообще это очень оживленная улица. По прямой отсюда до Юнгфернштига меньше трех минут. И молодой человек на мосту обращается к девушке:

— Фройляйн, что мы будем делать?

Но еще до того, как был нанесен удар, до того, как исказилось робкое нежное лицо, протарахтел мотоцикл и зазвенело разбитое стекло, и старик с тюленьими усами пришел в отчаяние, и древняя, похожая на курочку, удивительная госпожа Флеге улеглась в постель между верхней и нижней перинами, и звездный каскад из ста пятидесяти одного бриллиантового кольца стоимостью в сто пятьдесят три тысячи марок сверкнул над улицей — но нежное ласковое лицо изменилось, свет фонарей померк…

Нашелся ли хоть один человек, который в этот момент приподнялся в постели? Время шло, и часы на темной немой стене громко и назойливо стучали: тик-так, тик-так?

Нашелся ли хоть кто-нибудь? Много квартир, бессчетное количество кроватей, но кто думает о тех, кто на улице, кто не может спать, кого носит в ночи?

Опять избили девушку: она уже никогда не сможет спать так, как спала раньше, когда считала себя в безопасности. А ты, ты иди домой с дамской сумочкой, ты ведь тоже не сможешь спать, как когда-то, когда ты был еще дома и у тебя была мать. Мотоцикл едет, едет и едет. Его треск как сердцебиение города. Он уносится вдаль. Он уносится вдаль, и потом вдруг кажется, что его шум заглушили. Может быть, ветер, налетевший откуда-то. Или земля с озерами и лесами.

Так тихо.

И все вздыхают.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Перед арестом

— А сейчас я хочу вам кое-что сказать, — заявил господин Воссидло и сердито посмотрел на обоих служащих уголовного розыска. — Вы вот уже несколько часов допрашиваете меня, моего управляющего, всех моих служащих. Вы с плохо скрываемым недоверием отнеслись к моим показаниям о стоимости украденных бриллиантовых колец. Вы подозревали одного за другим всех служащих моего магазина в соучастии в этом налете, вплоть до моего бедного сторожа, который уже больше двадцати лет работает в моей фирме. Потом вы несколько часов разбирались на улице и в магазине, как произошло ограбление. Вы так тщательно исследовали этот несчастный булыжник, будто он единственное в своем роде орудие взлома.

Пусть это и соответствует вашим криминалистическим приемам. Я же, некоторым образом профан в этих делах, считал бы более важным постараться поймать скрывшихся воров. Шесть или семь часов, проведенных вами в моем магазине за расследованием и допросами, дают преступникам шесть или семь часов форы. Позволю себе задать еще один вопрос, занимались ли тем временем ваши коллеги поимкой этих людей?

— Не имею права дать вам такие сведения, — проворчал служащий уголовного розыска.

— Позвольте еще вопрос, — сказал господин Воссидло, кивнув головой, как будто он ожидал именно такого ответа, — позвольте еще вопрос: вы напали на какой-нибудь след?

— И об этом я не могу вам сказать в интересах нашей работы, — заявил тот же служащий.

— Прекрасно, — сказал господин Воссидло. — Как вы думаете, что же будет дальше?

— Об этом вас известят.

— Я хочу вам сказать еще кое-что, — громко крикнул господин Воссидло. — То, что вы здесь у меня делали, вы делали только для того, чтобы создать видимость деятельности, чтобы меня как-то успокоить.

Я не успокоился, господа. Я никогда не изучал криминалистических методов. Но я вижу, что вы так же, как и я, бродите в темноте и ждете какого-нибудь случая. Но я вовсе не собираюсь ждать, пока полиции представится случай. Я заявляю вам, что буду действовать самостоятельно и попытаюсь самостоятельно поймать грабителей и вернуть свои кольца.

— Сыщик? — спросил второй служащий.

— Об этом я не могу вам, к сожалению, ничего сказать в интересах моего розыска, — заявил господин Воссидло. — Во всяком случае, вы скоро услышите новости обо мне из ежедневных газет.

— Что же вы все-таки хотите предпринять? — спросил первый служащий быстро и озабоченно. — Мы же должны работать рука об руку.

— Вы так полагаете?..

— И если вы хотите назначить вознаграждение, мы, разумеется, тоже его назначим.

— Итак, я ничего не могу сказать, — подчеркнул господин Воссидло.

— Это могут быть рецидивисты, — сказал задумчиво второй служащий, ставший вдруг общительным. — Но это могут быть и люди, совершенно случайно узнавшие о трех минутах, в течение которых магазин практически не охраняется. Как раз поэтому мы должны были снять дознание и с ваших служащих. Надо быть совершеннейшим пройдохой, чтобы без наводки разобраться в этих трех минутах.

— Я не верю во все эти домыслы, — сказал господин Воссидло. — Я тоже читал детективы, но не думаю, что преступления — такая уж сложная вещь. Не надо быть никаким преступником-рецидивистом, и не надо никаких долгих наблюдений, чтобы бросить камень в окно магазина.

Служащие полиции, явно имевшие другую точку зрения, покачали головами.

— Мы просим вас, — сказал один служащий в заключение, — направить нам в ратушу, по возможности еще сегодня, как можно более точное описание украденных колец со всеми подробными сведениями. Мы его сразу же распространим.

— Хорошо, хорошо, я сделаю это, — сказал господин Воссидло. — Всего доброго, господа.

— Проклятая история, — сказал один служащий.

— Высокомерная падаль.

— Он еще сыграет с нами шутку, — мрачно сказал первый.

— Да еще какую! — согласился второй.

— Сейчас нельзя ничего сделать, — сказал первый.

— Да, — подтвердил второй. — Надо подождать, пока товар где-нибудь вынырнет.

— За это время Воссидло своей болтовней натравит на полицию весь Гамбург.

— Не думаю, чтобы это был кто-то из профессионалов. Кроме того, сейчас никого из этой публики нет в Гамбурге.

— И чтобы накануне не было никакого звона?! Их должно было быть, по крайней мере, четверо. Четыре вора и чтоб не проболтаться, так не бывает.

— Дело было сделано чертовски быстро.

— Но какова наводка! — крикнул другой. — Эта идея с тремя минутами! Должно быть, выслеживали, по крайней мере, недели две!

— А сторож, конечно, никого не видел, — гневно сказал первый.

— Что ты скажешь шефу?

— Я предложу облаву. Можно посадить и допросить двадцать или тридцать приблатненных. Может быть, кто-то из них слышал звон и проболтается, чтобы выкарабкаться.

— Это самое лучшее.

— У людей, — сказал первый свирепо, — сложилось странное представление о полиции! Как будто мы сразу все узнаем! Конечно, когда-нибудь парней сцапают. Но когда?

— Будем надеяться на случай, — сказал второй. — Обычно он помогает.

— Да, что бы мы делали без него! — подтвердил первый.

Случай звался Куфальтом, и, пока оба служащих уголовного розыска бродили по зимним улицам Гамбурга в своих широких растоптанных ботинках, он уже сидел в ратуше на скамейке и ожидал их.