Однако самое важное свойство подобных слов, сохранявшее их, мы можем заметить только в наше время. Эти слова, подчиняясь законам русской семантики, становясь терминами, расширяли значение, в современном просторечии став знаками выражения бесконечного множества подобий, еще больше теснящих старинные русские слова. Что сегодня не салон? Что теперь не кафе? Что нынче не кайф?

ЗНАЧЕНИЕ ЗВУЧАНИЯ

За спиной каждого большого города стоит говор окрестных сел и деревень. Разноликая крестьянская речь накладывала свой отпечаток и на петербургский говор. Особенно много здесь сложностей с ударением, которое ведь на письме не обозначается, но сильно расходится в разных местах России. Она несен?, или н?сена, или, быть может, несёна? Говорят по-разному, но просторечное ударение прин?сен(а), прив?зен(ы) сегодня как-то вдруг получило силу. В словарях найдем тысячи расхождений в ударении слов и грамматических форм, и в разных городах особенности свои, местные, заимствованные еще из народных говоров (которых ныне может уже и не быть!).

Сложно с причастиями: это категория книжного языка, в устной речи встречается редко. Так, ун?женные или унижённые? р?звитый или развит?й).

Много колебаний ударения у глаголов, существительных, наречий. До конца XIX в. все говорили пр?вленье (ибо пр?вить), р?нение (ибо р?на, р?нить), приобр?тение (ибо приобрёл) и др. В начале XX в. возникли колебания ударения между корнем и суффиксом, и сегодня нам рекомендуют произносить только так: правл?ние, ран?ние, приобрет?ние. Лишь в словах высокого стиля при наличии ряда приставок сохраняется ударение на корне: упр?чение, сосредот?чение и др. Но вот возникает сложность со словами, которые, используясь в просторечии, уже становятся словами разговорными. Возьмем, например, слово обесп?чение. Почти все стихийно стараются произнести обеспеч?ние. Слово, «понижаясь» в обиходной речи в стилистическом ряду, получает какие-то конкретные значения и стремится подладиться под общую модель, созданную просторечием: давл?ние, стремл?ние, правл?ние... следовательно, и обеспеч?ние. В одних случаях специалисты по культуре речи разрешают нам колебания: мы?шление и мышл?ние; в других же остаются непреклонными: обесп?чение, и никак иначе. Наличие приставки сближает слово с глагольными формами, а ударение в глагольных формах на корне — характерная особенность просторечия (прин?сен, прив?зен). Ведь почти все говорят зв?нит, а не звон?т, как следовало бы произносить. В подобных случаях вообще легко заметить как бы взаимное отталкивание просторечного слова (конкретного по смыслу) и высокого литературного (с отвлеченным значением). Так, ук?сит, но вкус?т, поч?нит, но учин?т, хор?нит, но сохран?т, повор?тит, но преврат?т и др. — слова стилистически высокие (как видно и по архаичной их форме) сохраняют исконное ударение на окончании. То же и в случае со зв?нит, если речь заходит о телефонном разговоре (в начале XX в. использовали глагол телеф?нить), но «По ком звон?т колокол». Казалось бы, мы нормируем грубое просторечие (знающие люди постоянно поправляют: звон?т, звоня?т...). Но за последние два столетия уже более полусотни глаголов перенесли ударение с окончания на корень, и это стало литературной нормой: г?бит, д?лит, к?рмит, к?рит, л?мит, пл?тит, п?ит, с?шит, т?щит, ?чит и др. (вместо губ?т, дел?т, уч?т...).

Стремление ударения остаться на корне свойственно многим глагольным формам, и проявляется это прежде всего в разговорной речи, горожан: гн?ла, д?ла, бы?ла... н?чался, род?лся и т.д. (вместо нормативных гнал?, дал?, был?... начался?, родился?...). Сколько подобных просторечных форм возникало как стремление упростить произношение образованных от общего корня различных форм!

У прилагательных — стремление обратное: ударение на окончании закрепляется необычно быстро, и вот уже говорим запасн?й выход, валов?й доход... Не все такие выражения признаются нормативными (к примеру, сельск?е хозяйство), но в терминологически новых сочетаниях разговорная речь все же увеличивает число подобных уклонений от исконного ударения прилагательных: зап?сный, в?ловый, с?льский. Возможно, это какое-то неясное стремление выделить ударением необычность употребления прилагательного.

Не будем забывать, что различные социальные группы горожан могли употреблять слова со своим особым ударением, иногда это произношение создавало своеобразныей «акцент». Т?карь, например, говорили рабочие, литературное ударение — ток?рь.

Об ударении в иностранных словах говорить не будем, но и тут просторечие твердо и неизменно сохраняет свое: док?мент, кил?метр, маг?зин, п?ртфель, сант?метр, ш?фер и др. Произношение тв?рог, тв?рога теперь разрешается даже словарями наряду с литературным твор?г, творог?.

Значение ударения важно еще в одном смысле. Распределение ударений в слове и в словосочетании обеспечивает чередование гласных звуков в потоке речи. Просторечие ведь существует лишь в устной форме, произношение для него — единственная форма реализации. Под ударением гласные звуки не изменяются, зато в безударном положении таких изменений довольно много (каждый и на своем произношении легко установит эту особенность устной русской речи). Характер подобных изменений и определяет особенности городского просторечия.

Произношение слова хорошо как харашо — обычное литературное, это и есть аканье (произносится а вместо о). Севернорусские говоры от всех прочих отличаются отсутствием аканья (произносят хорошо), но и акающее произношение в различных местах вовсе не одинаково. По-разному происходит растяжка безударных гласных, особенно в предударном слоге, длительность гласных, даже тембр и ритм важны, поскольку они определяют степень редукции (сокращения) безударных гласных, ослабление или усиление звуков. «Говорят па-масковски свысока», — замечал В. И. Даль, а в других местах окают «низким говором»; на севере народ «строит губы кувшином», акальщики же зовутся «полоротыми», поскольку «говорят открыто».

Со временем в московском произношении стали различать другие особенности, например сокращение безударных гласных (редукцию). Очень хорошо воспроизводит ее Е. Замятин: Уж видать: настоящий декадент (произносится дък?дънт). Усиление редукции было свойственно, по-видимому, манерной речи символистов, поскольку и москвич К. Д. Бальмонт произносил «только как бы согласные: прш сдаться, нн нрвца...». Ориентация на рифму с согласными звуками — тоже особенность русской поэзии начала XX в. У В. В. Маяковского многие стихи вообще построены на согласных: Дней бык пег.

Москвич говорил примерно так (говорит и теперь, но не каждый), как на качелях качался, предударный слог возносил выше подударного, протяжно тянул, как пел, с растяжкой, а остальные безударные гласные проглатывал: пыгляад?, хырааш? гываар?т, пымааск?фски, ныраасп?ф. Ф. М. Достоевский иронизировал над «мещанской» речью: «характерная слащавая растяжка гласных» — са-а-ма? па-а-шл?/

Москвичей, в свою очередь, удивляла равномерность, ровность петербургского произношения; они приписывали такое произношение сырости столичных каналов и ветреных набережных, у которых не хочется и рта раскрывать. Говорят как сквозь зубы, будто высокомерно (а на самом деле с достоинством и без лишних эмоций): ха-ра-ш? га-ва-р?т мас-кв?ч, кра-с?-ва, ум-н? га-ва-р?т. Здесь четкие линии переходов, ровность тона, без подъемов и падений, выпуклость каждого гласного, вокруг любого из них спокойно расположены согласные. «Прыгающая московская походка», о которой поговаривали недоброжелательные петербуржцы, в петербургском произношении никак не проявлялась.

Так при общей, казалось бы, особенности произношения (аканье) возникали различия между петербургским и московским говорением: в столице не просто аканье, но и ровность тона, как на севере, и равномерность в длительности безударных гласных, и особый тембр безударного гласного.