Вместо того чтобы сдаваться в плен под влиянием трудностей в тылу и на фронте, как на это рассчитывал СССР, некоторые военнослужащие финской армии предпочитали дезертировать из армии и уходить в «лесную гвардию». Некоторые партизанские отряды даже получали специальные задания разыскивать и устанавливать контакты с лесогвардейцами с целью привлечения их на свою сторону[201]. Впрочем, деятельность партизан в тылу, а точнее, их методы ведения боевых операций не вызывали у финнов ничего, кроме гнева.

Третий этап войны Продолжения начался весной — летом 1944 года. Ему предшествовали переговоры финской делегации в Москве по вопросу о выходе Финляндии из войны, а также жесткое давление со стороны Германии, стремившейся предотвратить сепаратный мир между СССР и Финляндией. Поражение немецких войск под Ленинградом изменило военную обстановку на северо-западном участке советско-германского фронта. В июне 1944 года советские войска перешли в наступление по всей линии советско-финляндского участка фронта. Операцию начинали и наносили основной удар войска Ленинградского фронта на Карельском перешейке при поддержке Балтийского флота и Ладожской военной флотилии.

Наступление Красной Армии обострило внутриполитическую обстановку в Финляндии. 1 августа президент Рюти ушел в отставку. Его сменил маршал Маннергейм. Новое правительство начало переговоры с СССР о выходе страны из войны. 4 сентября Финляндия объявила о прекращении боевых действий на советско-финляндском участке фронта и о разрыве отношений с Германией.

19 сентября 1944 года в Москве было подписано соглашение о перемирии между СССР, Великобританией и Финляндией. Его условия были несколько мягче, чем мирный договор 1940 года. Однако некоторые требования были очень жесткими. Это в первую очередь относится к требованию осудить военных преступников и виновников войны с СССР. По мнению профессора Вихавайнена, цель подобного шага была ясна: расколоть финское общество и привести к власти новые просоветские силы. Впрочем, не менее тяжелым был вопрос о послевоенных репарациях Финляндии Советскому Союзу, которые легли тяжким бременем на финскую экономику. Кроме того, СССР, в нарушение международного права, выставил Финляндии счет за репатриацию финских военнопленных и интернированных.

В целом, можно сделать вывод, что моральное состояние финского общества во время войны Продолжения несколько отличалось от периода Зимней войны. Это было вызвано в первую очередь тем, что изменился сам характер боевых действий. С переходом старой государственной границы изменилось отношение к стране со стороны западных держав. Финляндия становится агрессором по отношению к Советскому Союзу, что не могло не сказаться на тематике, например, английской пропаганды на страну. Затяжной характер боевых действий тяжелым бременем лег на экономику Финляндии. Уровень жизни населения снизился, в стране было введено нормирование продуктов питания и одновременно с этим выросли цены. Однако пропаганда внутри страны успешно справилась с трудностями, и моральный дух населения продолжал оставаться на достаточно высоком уровне.

Более того, на основании всех имевшихся в моем распоряжении документов из российских и финских архивов, а также из частных коллекций считаю, что настроения гражданского населения и его отношение к событиям войны Продолжения никак не влияли на сдачу военнослужащих финской армии в плен. Дезертирство — да, уклонение от службы в армии — да, но сдача в плен — нет. В этом, пожалуй, заключалось существенное различие между отношением к войне в СССР и Финляндии.

Начавшаяся 22 июня 1941 года война была для советских солдат и гражданского населения войной против агрессоров независимо от того, на каком фронте и против какого противника велись боевые действия. Однако, несмотря на то что большинство советского народа полностью поддерживали и осознавали справедливый характер войны, нельзя сбрасывать со счетов и сотрудничество граждан СССР с оккупантами, а также участие граждан Советского Союза в боевых действиях на стороне противника. Масштабность этого явления опровергает распространенные представления о «морально-политическом единстве советского общества» в 1939–1945 годах. Но если во время Зимней войны создание вооруженных воинских формирований из бывших военнослужащих Красной Армии ограничилось лишь РНА Б. Бажанова, то во время Великой Отечественной войны сотрудничество с противником было на несколько порядков выше. По нашим оценкам, граждане СССР, находившиеся в разнообразных частях и формированиях германских вооружённых сил в 1941–1945 годах, составили не менее 15 % от всех людских ресурсов Германии, мобилизованных для военной службы[202]. В свою очередь, сотрудничество с Финляндией не отличалось таким размахом. Хотя только за июнь — сентябрь 1942 года войска V и VI армейских корпусов зафиксировали 86 случаев перехода на финскую сторону военнослужащих Красной Армии. Впрочем, в составе финской армии действовало лишь несколько воинских формирований, набранных по национальному признаку.

В отличие от европейского коллаборационизма, разносторонняя поддержка, оказанная противнику гражданами Советского Союза, обусловливалась внутренними пороками сталинского общества. Поэтому, изучая различные аспекты поддержки, оказанной советскими гражданами противнику в годы войны, мне кажется, необходимо рассматривать этот процесс в качестве стихийного протеста части общества против внутренней террористической политики советского государства, усугубленной режимом личной власти И. В. Сталина. При этом стоит отметить, что в сознании участников антисталинского протеста личность Сталина нередко олицетворяла собой все общественное зло даже в большей степени, чем аббревиатура НКВД[203].

Начало войны вынудило руководство вышеупомянутого ведомства пойти на превентивные меры обеспечения безопасности во многих регионах Советского Союза. Так, например, из Ленинграда в 1941–1942 годах были эвакуированы лица немецкой, финской, прибалтийских национальностей, судимые в прошлом по ст. 58 УК РСФСР, часть была физически уничтожена. Аналогичные действия были предприняты и в Карелии. Бывших финских военнопленных периода Зимней войны, находившихся в Петрозаводске, «ввиду того, что часть из них ведет подозрительный образ жизни и может быть использована финразведкой», предполагалось интернировать[204].

Критическая ситуация, сложившаяся в первые месяцы на фронтах Великой Отечественной войны, и отсутствие достоверной информации привело к тому, что среди населения стремительно распространялись различные слухи и домыслы, причем нередко они исходили от противника. Таким образом, нейтрализация пропаганды противника и борьба с разного рода негативными настроениями среди населения были важнейшими задачами того времени. К тому же, как отмечает петербургский исследователь Н. Ломагин, «чрезмерный оптимизм, характерный для выступлений советских средств массовой информации в первые два месяца войны, резко контрастировал с тяжелейшими боями, отступлением советских войск, вызвал определенное недоверие к сообщениям газет и радио»[205].

В такой обстановке возникла особая нужда всеми доступными способами отслеживать общественные настроения. Впрочем, необходимо отметить, что для этого, уже начиная с первых лет советской власти, была создана развернутая система контроля за настроениями в стране. Наиболее подробные материалы, отражавшие общественные настроения, готовили органы госбезопасности. В ГПУ подготовкой таких материалов занимался созданный в 1921 году Информационный отдел; впрочем, материалы для него предоставляли и другие отделы, например Особый, Секретный, Контрразведывательный, Восточный и др. В 1931 году Информационный отдел вошел в состав Секретно-политического отдела. В годы войны его функции выполняло 3-е управление НКВД СССР, а с апреля 1943 года, когда был создан Народный комиссариат государственной безопасности, 1-5-й отделы 2-го управления НКГБ (возглавлял управление комиссар ГБ 3-го ранга П. В. Федотов).