В настоящий момент войска Конфедерации и местные внутренние войска с территорий провинций, лояльных планетарной администрации, входят в Либертию и занимают ключевые объекты, покрывая всю провинцию структурой блок-постов и опорных пунктов. Как только вопрос с этим решится (что не займет много времени – когда большим шишкам всерьез надо, все шустро делается и ресурсы на это как по волшебству находятся), последуют «свободные выборы», на которых победит правильный кандидат и «Магма» получит вожделенные месторождения обратно. А дальше – хоть трава не расти. Штабные использовали обтекаемые формулировки, и не все из расклада было произнесено открытым текстом, но домыслить недостающее было несложно.
– Так что же получается, нас за живца держали? Лутар успокоился, мы стянули на себя часть его войска, и этим воспользовалась вторая команда? – возмущенно спросил Боцман. – Браткам за атаку – хуй в сраку, а…
– Да, вот именно так и получается, что хуй стоит, а голова качается, – раздраженно прервал его Доплер.
– Я уж думал, ты там в драку полезешь и опять кому-нибудь челюсть сломаешь, такая у тебя зверская морда сделалась, когда все понял, – усмехнулся Слэш.
– А ты не особенно удивлен, как я погляжу, – заметил Штырь.
– Да так же, как и ты, полагаю. Все ж поняли, что нас наебали, просто только сейчас выяснилось зачем и как именно. В нашей работе такое бывает. Как верно подметила Шелли, дело сделано, – пожал плечами Слэш.
– Ну так что, здесь ночевать или как? Поставили нас на довольствие хоть? – спросил Боцман, возвращаясь к текущим проблемам.
– Все путем. Раз уж мы, паче чаяния, объявились, то имеем все причитающиеся права, с этим проблем не было, – ответил Слэш.
Подкатил санитарный фургон, забрал раненых. Какой-то капитан из постоянного штата базы отрядил им палатку, рассказал, где тут что и к кому обращаться, если что. Шелли до утра выделили комнату в пустующем по случаю выбытия постояльцев офицерском модуле. Бойцам предстояло провести несколько дней на базе, дожидаясь отправки в космопорт, оттуда на шаттле до корабля домой. Получили по случаю близкого дембеля новые форменные комплекты, помылись в душе, смыв липкий налет, оставленный на теле щупальцами джунглей, побрились, отоварились на кухне хавкой. Наевшись горячей цивильной пищи, Сплин отставил пустой котелок и, почесывая пузо, блаженно произнес:
– Бля, мужики, а жизнь-то налаживается – прям как заново народился…
– Однозначно, – поддержал Малой с набитым ртом, самозабвенно запуская зубы в кусок настоящего хлеба, выгодно отличавшегося по вкусу от галет из походного рациона, которые здорово смахивали на прессованные опилки. Воистину, если у человека все отнять, довести до предела, а потом малость вернуть и дать чуток оклематься, то он испытывает чистое незамутненное счастье и искреннюю благодарность судьбе.
Тут Сплин вдруг почувствовал, как же он зверски устал. Агрессивная и опасная внешняя среда больше не вынуждала к активным действиям, требующим полного напряжения сил, почти постоянное ощущение опасности ушло, и теперь выжатый организм буквально валился с ног, требуя полноценного отдыха. Сплин доплелся до отрядной палатки, направился было к пирамиде за своим автоматом, но увидел в свете тусклой ночной лампочки, что никто при оружии не спит. Спотыкаясь о чужой скарб, пробрался к своей раскладушке, сел на край, после некоторого раздумья скинул ботинки и завалился, с наслаждением позволяя сну полностью овладеть разумом и подарить покой измученному телу. Миссия завершена, всем спасибо – все свободны, рота, отбой…
Большая часть народу продрыхла завтрак и очнулась от летаргии лишь к обеду, остальных разбудили духота и жара раскалившейся на дневном солнце палатки, выгоревший тент которой образовывал сейчас своего рода парник. Едва пробудившегося Сплина на миг охватило острое чувство тревоги, словно он осознал, что преступно утратил бдительность, типа, как будто заснул на посту. Успокоившись, продравши глаза, и с кряхтением приведя свое ломящее тело в вертикальное положение, Сплин обработал и заклеил мозоли, после чего не без труда вколотил нещадно сбитые и стертые ступни в до сих пор влажные ботинки. И как он только носился с такими ногами с полной выкладкой? Однако, коли смертушка в затылок дохнет, еще и не такое силенок достанет…
– Так, рядовой Длинный, ты там навсегда сдох что ли? А ну-ка живо подъем – трибунал проспишь и без обеда останешься! – требовательно заглянул в палатку Хоу.
– Да иду я, иду уже… О, господи, ну что за жизнь – ни покоя, ни почтения к старому, насквозь больному, изможденному геройской службой человеку – вечно дергают по пустякам, даже в кровный выходной, – недовольно бурча, выбрался на улицу Сплин. – Ну что, братцы, какие новости?
– Главная новость дня – раз уж один широко известный в узких кругах симулянт снова в состоянии в полный рост ворчать, значит какое-то время еще жить будет – народная примета такая, – не упустил случая поглумиться Малой.
Офицеры в штабе обстоятельно отчитывались о проведенной операции, исходя из принципа, что больше бумаги – чище задница. Доплер договорился, чтобы Шелли докинула до города попутная вертушка. Почти весь взвод, включая ходячих раненых, приперся ее проводить, пока летчик, вяло переругиваясь с техником, готовился к взлету. Шелли смутилась, так как не ожидала такого внимания. Они стояли у вертолета и смотрели друг на друга, не зная, что сказать – все было как-то не к месту. Наконец вылез чумазый техник и сказал пилоту:
– Ладно, лети уже – я что мог сделал, до капремонта дотянешь поди…
– Эй, подруга, ты летишь или остаешься? Да не дрейфь, тут вся техника такая, мой аппарат, можно сказать, один из лучших – десять лет, а все как новый, – оглянулся из форточки кабины ехидно улыбающийся летчик, начали вращение винты.
Тут Зуб, единственный оставшийся в строю назначенный с начала похода командир отделения, вдруг вытянулся по стойке смирно, глянув на остальных. Остатки отряда почти синхронно вскинули кисть к виску в воинском салюте. Шелли смутилась еще больше, запрыгнула в вертолет и, махнув рукой из открытого проема снятой бортовой двери, сказала на прощанье:
– Бывайте, ребятки, ведите себя правильно, ни в какую гнилую войну больше не встревайте, не стоит оно того…
Вертолет улетел. Раненые поплелись обратно по палатам, целые – на обед.
– Матерая баба, таких не часто встретишь, – прокомментировал Малой.
– Да, хорошо шла, – согласился Сплин.
Хоу ткнул его в бок:
– Тоже мне эксперт, сам-то был – краше в гроб кладут.
– Осторожнее! Ребра болят… Ну, может и был… Так ведь не я один…
После обеда пошарились по базе, заглянули в финчасть за боевыми, какую-то долю обналичили для текущих нужд, наведались к парням в санчасть. Без неуместных здесь при себе оружия и снаряги Сплин чувствовал какую-то уязвимость, почти неполноценность, будто забыл что-то важное.
В местный госпиталь возили народ со всей округи, не только армейских. Бишоп временно подрабатывал здесь, так как спецов не хватало, а делать ему до отлета было особо нечего. Сейчас он отсыпался после ночной смены. Дрейк оклемался настолько, что лежа на здоровом боку, вовсю дулся в карты с Валетом, который, оказавшись снова за любимым делом, обыгрывал и его, и большую часть скучающих соседей по палате. Он втыкал свои карты между стянутых повязкой пальцев раненой руки, которую врачам едва удалось сохранить, как в держатель, глаза его азартно блестели.
– Смотри, доиграешься, опять на край света бежать придется, – поддел игрока Барни.
– Да мы ж без интереса, – хитро сощурившись, ответил Валет. – Тут ведь и так край света.
Из эвакуированных раненых, дотянувших до квалифицированной медпомощи в стационарных условиях, никто уже не погиб. Хэллорана врачи тоже спасли, но он все еще был «тяжелый» и посетителей к нему не пускали. Роуч зависал в палате интенсивной терапии, опутанный какими-то дренажными трубками. На вопрос о своем состоянии он ответил: