Начальник разошелся. Я понял, что меня ждет его любимая лекция о парадоксе “настоящего”. Придется слушать, хоть мы все в Трансмигранте знали ее наизусть…

— В нашем отсчете времени, — сев на любимого конька, говорил начальник, — настоящее существует в виде мига, мгновения. Фактически, настоящего, как такового, в нашей Вселенной, в нашем мире измерений, не существует. Иначе говоря, наше настоящее, являясь “мигом” — длительности не имеет.

Каждая секунда нашего бытия сдвигает нас в будущее, становясь прошедшим. Существующим является только прошедшее, ибо будущее гипотетично, а настоящее не длится. Заметь, Николай Борисович, что мы живем в вертикальной плоскости прошлое — будущее. А если условно принять настоящее за горизонтальную плоскость? Ведь и раньше наблюдали, что в момент стресса, катастрофы, смертельного положения, сознание человека вдруг начинало длить миг настоящего: в этот миг — вставала вся жизнь. Моцарт мог свою симфонию, длящуюся в реальном бытии двадцать — тридцать минут, услышать полностью в один миг. Эти минуты были свернуты в кратчайший промежуток времени. Время имеет три вектора: прошлое — настоящее — будущее, с загадочным, на первый взгляд, свойством длительности настоящего…

— Знаю, — смиренно, как на уроке, ответил я. — Именно это свойство длительности настоящего и позволило сконструировать Трансмигрант.

Начальник рассмеялся:

— Все-то мы знаем! Ну что ж, Николай Борисович, давайте пригласим Христоперскую. Она для вас так и останется под этой условной фамилией.

Нина была в строгом черном костюме. Деловитая, целеустремленная.

— Нина Евгеньевна, поговорите с Николаем Борисовичем. Спросите, согласен ли он переселиться вместе с вами во времена Андрея Боголюбского?

— Дорогой Николай Борисович! Я вас спрашиваю: согласны ли вы совершить со мной очередное путешествие в Древнюю Русь? она улыбнулась. — Прошу вас, не отказывайтесь, я уже вам простила, что в Смутной Руси вы связались с какими-то бродягами, с ватагой Харитона Лесовика. Это ни в коей мере не помешало вам проявить свое истинное дарование. Представляю, как развернутся ваши способности в двенадцатом веке!

Начальник постучал карандашом по хрустальному графину, наполнив кабинет нежным изумрудным звоном.

— Язвительности вам не занимать, Нина Евгеньевна, — сказал он. — К тебе, Николай Борисович, у меня личная просьба: согласись на это путешествие. Ты будешь осуществлять только функцию связи, ну, может, раз в полгода зайдет к тебе Нина. И все. Разносолов вам вместе не отведывать. Честно скажу: на вас большая надежда. Вам обоим легко удалось проникнуть в шестнадцатый век — с первой попытки. Да это единственный пока удачный случай в нашем эксперименте! Мы по шаблону искали родственные, созвучные пары. А тут удача в другом соотношении — в вашем противостоянии. Ну, друзья, удачи вам! Ведь вы первые приступили к главной задаче Трансмигранта — проникновению к истокам зарождения разума, к той Пражизни, о существовании которой интуитивно подозревали величайшие умы прошлого — Вернадский и Тейяр де Шарден. И мы знаем, что осуществить это проникновение можно только скачками. Заметьте, сначала шестнадцатый век, затем двенадцатый, второй век и так далее. И вы первые осуществите скачок в нашу Пражизнь. Знайте, с самого начала существования Трансмигранта — только познание Пражизни, было главным, академическим, заданием нашей организации. Мечта человека — это познание самого себя. Все остальные функцииэто побочное, но, увы, такое побочное, которое позволяло проекту “Трансмигрант” существовать экономически, которое давало нам деньги, так как было прибыльно… Ну как, согласен — в Древнюю Русь?

— Ради вас, — сказал я нарочито бесстрастным голосом, — я согласен отправиться в двенадцатый век хоть с крокодилом. Если, разумеется, это нужно.

— Спасибо, Николай Борисович! Очень тронута! — прокомментировала Нина.

— Ну вот, вот вы и квиты, — заметил начальник. — Итак, значит, решено! Еще раз хочу напомнить, что парадокс “настоящего” можно разрешить и в другом аспекте…

Я обреченно подумал, что шеф опять начал свою долгую любимую лекцию, посмотрел на Нину, и наши взгляды встретились. Мы сочувственно улыбнулись друг другу…

Наталья Мусина

ПОСЛЕДНЯЯ ПРОВЕРКА

Они медленно пробирались, то и дело глубоко увязая в сугробах. Мужчина шел впереди, держа под мышкой катушку с проводом. Девушка, стараясь попадать в его следы, — чуть сзади.

Послышался нарастающий гул. Мужчина и девушка одновременно остановились, провожая взглядами проносящиеся над ними самолеты с черными крестами на крыльях.

— Щас их шуганут, — произнес мужчина.

И тут же вокруг самолетов заплясали белые об лачки разрывов.

Мужчина и девушка к тому времени уже дошли до столба, высившегося на небольшой заснеженной поляне. Девушка забралась на самую макушку, принялась медленно, видно, из последних сил, прикручивать проволоку. Закончив, она соскользнула вниз, прижалась к столбу и, обхватив его обеими руками, заснула.

Мужчина, заметив над собой развернувшийся точечный веер летящих бомб, перевел взгляд на девушку, громким, срывающимся голосом закричал:

— Ложись!..

Но девушка не слышала его. Уронив голову на руки, она спала.

Мужчина ткнулся ничком в сугроб.

Бомбы стремительно неслись к земле, к этой небольшой заснеженной полянке среди промерзших сосен. Их падение было неумолимым, а девушка, привычно слыша сквозь сон все происходящее вокруг, никак не могла заставить себя открыть глаза и тоже зарыться поглубже в сугроб, чтобы попытаться использовать последний свой шанс выжить…

В это мгновение небо прочертил тонкий яркий луч, и вокруг замерло все: и ветер, и самолеты, и бомбы. А луч образовал вокруг девушки едва заметное светящееся полусферическое облачко, которое стало быстро разрастаться, поднимаясь все выше. Вот оно коснулось замерших в небе бомб, и те бесшумно и мгновенно исчезли. То же самое произошло и с попавшими в эту зону самолетами.

Мужчина, так и не дождавшись неизбежных взрывов, поднял голову, недоуменно уставился на чуть светящееся, слегка подрагивающее облако. Протер кулаком глаза, но видение, растворив бомбы и самолеты, неожиданно исчезло, и он, обшарив взглядом вмиг опустевшее серое небо, поднялся, стряхнул с себя снег, потом посмотрел на девушку, прижавшуюся к столбу, командно закричал, дробя на кусочки непривычную тишину;

— Машка! Ефрейтор! Ты что, уснула там, что ли, свирис телка?! А ну — быстро ко мне!

Девушка вздрогнула, ойкнув, упала в сугроб, вскочила.

Усталая и виноватая улыбка скользнула по ее губам. Она в растерянности стояла перед мужчиной. Тот судорожно спросил:

— Ты ничего не заметила?

Девушка потупила взгляд, смущенно переступила с ноги на ногу, негромко ответила:

— Простите, товарищ старшина, но я, наверное, действительно задремала немного там… — она кивнула в сторону столба и вздохнула.

Старшина проследил за ее взглядом, еще раз оглядел пустое небо, потом посмотрел на девушку, пробурчал:

— Набрали свиристелок на мою голову, а я возись с ними… Детский сад и только! — Покачал удрученно головой: — И что интересно: никому и не расскажешь, засмеют ведь. Со страху, скажут, привиделось такое… — Он недовольно встопорщил седые усы, расстроенный собственными мыслями, неожиданно набросился на девушку: — Ну, чего стоишь, как елка замерзшая? Докладывай. Коли связь в порядке, то пошли, щас кипяточку бы, горяченького…

Я тихонько засмеялась, выключила монитор, соединенный одновременно с компьютером и дисплеем, и почувствовала себя удивительно хорошо, так хорошо, что захотелось обнять всю вселенную со всеми ее планетами и звездами.

Засветился экран моего рабочего журнала, и на нем появилось изображение Фила. Что-то неуловимо изменилось в его лице. Или я увидела нечто такое, на что раньше не обращала внимания. Эта короткая мысль заняла у меня какое-то мгновение, поэтому я не сразу нажала кнопку приема.