— Вы так думаете?

— Войну выигрывает тот, у кого лучше поставлено производство.

— Вот поэтому-то всякий, кто любит армию, чокнутый, — сказал Уорден.

— Думаю, вы правы, — согласился Росс. Он опять потер грязной рукой лицо, на котором теперь уже былн разводы грязи, затем встал и взял карабин и шлем. — Мне нужно еще пойти посмотреть, как там, у Макапуу. Не представляю, что Криббидж будет делать без сержанта Карелсена. Думаю, поначалу ему придется нелегко. В случае чего — вы знаете, где меня искать.

— Вы не пришлете оттуда Андерсона или Кларка, чтобы подменить меня у коммутатора?

— Кого первого?

— Мне все равно. Пусть сами решают. Только я хочу, чтобы Розенберрн был в последней смене: он торчал здесь все время, пока я уезжал.

— Ладно, — сказал Росс и вышел.

Через несколько минут вошел ротный горнист Андерсон, с заспанными глазами и взъерошенными волосами. У него был мрачный вид, какой бывает у человека, взявшего прикуп с картами не той масти.

— Проиграл, а? — спросил Уорден.

— Кларк не снял колоду, — сказал Анди в ответ. — Его никогда не обыграешь.

— Сейчас полночь. Осталось всего восемь часов. Подежурь сам часа три, и Кларк пусть подежурит столько же, а последние два часа — Розенберрн, — распорядился Уорден. — Он торчал здесь весь вечер, пока вы, друзья, болтались без дела. — Уорден взял стоявшую в углу винтовку.

— Ладно, — сказал Анди. Нельзя сказать, чтобы он уж очень обрадовался полученному заданию, но ведь препираться с Уорденом — все равно что спорить с самим господом богом, особенно, когда старшина, как и сейчас, не в духе.

— Послушай, старшина!

— Ну?

— Это правда насчет Прюитта?

— Правда.

— Подумать только! Вот не повезло парню в жизни! — сказал Анди, вынимая из заднего кармана брюк сборник юмористических рассказов и устраиваясь поудобнее у коммутатора. — Надо же так!..

— Да уж хуже некуда… — ответил Уорден.

Выйдя из фургона, он сразу же почувствовал аромат свежего морского воздуха. Поздняя луна только-только поднималась над горами за мысом Коко, и оттого, что все вокруг было залито излучавшимся ею серебристым светом, рощица густых, разлапистых деревьев, где был разбит командный пункт, казалась большой темной пещерой. Начиная от фургона, местность круто спускалась в темноту, царившую иод сенью деревьев рощи, и резко переходила в ярко освещенную луной ровную площадку на вершине скалы. На этой площадке, которая использовалась теперь как стоянка для автомашин, они с Карен останавливались однажды и наблюдали оттуда, как школьники веселились на пикнике.

Чувствуя себя очень одиноким и ощущая тяжесть висевшей на плече винтовки, Уорден наугад выбрал одну из новых тропок, проложенных в песчаном грунте. Эти тропинки становились с каждым днем все более ровными и утрамбованными и образовывали разветвленную паутину дорожек, пересекавших рощицу во всех направлениях и соединявших вновь поставленные палатки, старый фургон и две ранее построенные здесь уборные. Уорден с удовольствием вдыхал морской воздух, а легкий ветерок приятно освежал его голову.

Он шел по затемненной — с прогалинами лунного света — роще и чувствовал, что на душе у него становится гадко. Он шел теперь по другой тропинке, ведущей к палаткам ротного бивака.

В штабной палатке было темно: Кларк и Розенберрн лежали на своих конках и спали. Тогда Уорден направился к палатке, отведенной под вещевой склад.

Там он застал Пита и Мэйлоуна Старка, сидевших при свете затемненного одеялом фонаря за привезенными Питом из Скофилда бутылками. На придвинутом к задней стене импровизированном столике, сделанном из козел для пилки дров и широких досок, стоял портативный радиоприемник — собственность Пита, — из которого лилась танцевальная музыка. В злополучный день седьмого декабря Пит тщательно упаковал этот приемник и привез с собой на позиции.

— От нашей роты почти ничего не осталось, — мрачно произнес Старк.

— А! Милт! Входи, входи, — обрадовавшись приходу Уордена, сказал с койки Пит и встал ему навстречу. — А мы как раз говорим, что рота здорово изменилась за последнюю пару месяцев.

— Чепуха! — пренебрежительно усмехнувшись, сказал Уорден. — Если она и меняется, то ничуть не быстрее, чем раньше. — Он снял с плеча винтовку, сел рядом с Питом и взял протянутую ему чарку — крышку фляги, до половины наполненную виски. Уорден быстро выпил чарку и попросил наполнить снова. — А где Рассел? Я думал, что он здесь.

— Был, — угрюмо отозвался Старк.

— Он сейчас в кухонной палатке, через дорогу, поварам рассказывает, — сказал Опт.

— Интересно, что он будет делать, когда станет уже некому рассказывать? — поинтересовался Старк.

— Наверно, запьет, — сделал предположение Пит.

Слышавшаяся из глубины палатки танцевальная музыка оборвалась, и послышался голос диктора.

«Сигареты «Лаки Страйк» в бывшей зеленой упаковке теперь тоже на войне», — говорил диктор.

— В жизни еще не видел, чтобы в воинской части личный состав менялся, как у нас: люди приходят и исчезают прямо на глазах, — мрачно изрек Старк.

— Э, я думал, вы тут веселитесь, а у вас похоронное настроение. Прямо как на поминках, — съязвил Уорден.

— А почему бы и нет? — воинственно сказал Старк.

— Немного смеха не помешает, я думаю. Даже на поминках. Надо покрутить приемник и найти настоящий джаз, такой, чтобы внутри все заходило. А то передают какую-то дрянь.

— Не надо, пусть, — запротестовал Пит. — Это передача «Лучшие пластинки за неделю».

— Как, в понедельник? — удивился Уорден.

— Между прочим, Прюитт был мой близкий друг, — плохо скрывая раздражение, сказал Старк.

— Это повторение передачи из Штатов в записи, специально для военнослужащих, — объяснил Пит.

— Правда? — ухмыльнулся Уорден. — Повторение в записи? Для военнослужащих? Скажи пожалуйста, они нас прямо на руках носят. Если так пойдет дальше, то скоро они нам зады будут подтирать, а?

— Может, тебе он близким другом и не был, — продолжал Старк, — а мне был.

— И хорошо, что не был, черт бы его побрал! — зло сказал Уорден. — У меня из-за него были один неприятности.

— У тебя, сукина сына, сердца нет, понял? — все больше задираясь, сказал Старк.

— Не стоит так говорить о солдате твоей же роты, Милт, — сказал Пит, — после того как его убили. Даже если он и дезертир. И даже в шутку не стоит.

— В шутку? — сказал Уорден. — Какие тут шутки!

— Я просто не могу, все время только об этом и думаю, — заговорил опять Старк. Он начал перечислять знакомые имена. — Лева переведен в тринадцатую роту на должность каптенармуса, Блюм покончил жизнь самоубийством, Маггио уволен из армии, Холмс и О’Хейер ушли в штаб бригады. Потом начали прибывать все эти молодцы из корпуса подготовки офицеров резерва. А теперь вот Прюитт…

— Чепуха, — с издевкой продолжал Уорден. — Иногда мы за месяц теряем не меньше людей — когда увольняем выслуживших срок службы.

— По-твоему, никакой разницы нет: умер человек или уехал домой, отслужив свой срок, — наседал Старк.

— Ну, как хотите, а для роты действительно никакой разницы нет, — заключил Уорден. — А ну, Пит, налей еще по одной.

— А вот теперь через пару дней уезжает старина Пит, — с унылым видом проговорил Старк.

— Не забудь и старину Айка, — ухмыльнулся Уорден.

— Если хотите знать, лично я буду до смерти рад выбраться отсюда, — сказал Пит. — Думаете, мне нравится ползать на брюхе, как ящерица, по каменным щелям у Макапуу?

— А главное, теперь наша рота уже не та, — продолжал твердить свое Старк.

— Вы прямо как маленькие дети! — фыркнул Уорден. — Возьмите любое подразделение: люди там приходят и уходят. А вы что хотите? Чтобы мы все до старости вместе служили, в один день уволились и жили потом где-нибудь всем кагалом?

Музыка по радио прекратилась, и опять послышался голос диктора.

«Не пытайтесь искать на прилавках табачных ларьков свои любимые сигареты «Лаки Страйк» в знакомой вам зеленой упаковке, — говорил диктор. — Ваши любимцы оделись теперь в другой цвет».