Афинам снова предстояла опасная война, и никто не мог сказать, какие размеры она примет. Только быстрые и энер­гичные действия могли предотвратить катастрофу; и дейст­вительно, тотчас по получении известия о восстании на Са­мосе Перикл вышел в море с 60 триерами. Самосцы, которые с 70 кораблями двинулись было против Милета, теперь, при приближении афинского флота, немедленно вернулись об­ратно. Тщетно Перикл пытался перерезать им путь, надеясь кончить войну одним ударом; при небольшом острове Трагее между Милетом и Самосом самосцы прорвали непри­ятельскую линию. Значительные подкрепления из Афин, из Хиоса и Лесбоса скоро дали Периклу возможность запереть город Самос и с моря, и с суши.

Не было сомнения, что восстание Самоса, если только оно останется изолированным, постигнет такая же участь, как и все прежние возмущения союзников против афинского владычества. Надежда на общее восстание членов союза не оправдалась; Хиос и Лесбос, единственные значительные морские державы, остались верны Афинам; здесь страх пе­ред персами еще превозмогал опасения перед возрастающим могуществом Афин. Оставалась надежда только на государ­ства, не принадлежавшие к союзу, — на Спарту и Персию. Действительно, в Спарте, тотчас по заключении тридцати­летнего мира, власть перешла к военной партии. Она доби­лась того, что виновники мира, царь Плистоанакт и его со­ветник Клеандрид, были обвинены в подкупе со стороны Перикла и осуждены; Плистоанакт и Клеандрид отправились в изгнание, первый — в Аркадию, второй — в только что основанные Фурии; освободившийся престол занял сын свергнутого царя, Павсаний. Восстание Самоса представля­ло, по-видимому, удобный случай наверстать то, что было упущено 6 лет назад. Но на собрании пелопоннесских союз­ников, которое было созвано для решения вопроса о войне или мире, коринфяне так энергично воспротивились разрыву с Афинами, что Спарта принуждена была отказаться от вся­ких военных планов, тем более что, вероятно, и в самой Спарте многие не решались нарушить только что заключен­ный мир без вызова с противной стороны.

Теперь самосцам оставалась одна надежда — на персов, но и ей не суждено было осуществиться. Правда, сардский сатрап поддержал восстание против Афин; но действитель­ную помощь мог доставить только финикийский флот. Обе стороны ожидали, что персидский царь воспользуется слу­чаем, чтобы нанести удар Афинскому морскому союзу. Вви­ду этой опасности Перикл решился разделить флот и с 60 ко­раблями пойти навстречу финикийцам, оставив 65 триер пе­ред Самосом. Этим моментом воспользовались самосцы; под предводительством своего полководца Мелисса, который был известен и как философ, они неожиданно бросились на эскадру, осаждавшую город, и принудили ее снять блокаду. Самос снова мог запастись провиантом. Но это был минут­ный успех. Ожидаемый финикийский флот не явился; Пе­рикл, получив известие о поражении осадного флота, тотчас вернулся к Самосу, а из Афин, Лесбоса и Хиоса подоспели подкрепления. Теперь, когда Перикл имел в своем распоря­жении 200 кораблей, об открытой морской битве нечего бы­ло и думать; самосцам не оставалось ничего другого, как за­переться в своих стенах. Город держался до последней воз­можности; наконец, ниоткуда не получая помощи, он при­нужден был сдаться после восьмимесячной осады (439 г.). Самос потерял свою самостоятельность и господство над Аморгом; демократия была восстановлена, зачинщики вос­стания изгнаны, военный флот выдан афинянам и стены го­рода срыты. Военные издержки — 1200 талантов — Самос обязался уплатить по частям.

Афины победили; но своей победой они были обязаны главным образом лояльности пелопоннесцев и вялости пер­сидской политики. Притом, восстание самосцев повлекло за собой тяжкие потери для морской державы, Афин. Правда, Византия покорилась тотчас после падения Самоса; но мно­жество союзных городов на азиатском материке — особенно Анэа в Ионии, где утвердились самосские изгнанники, и ряд общин в Карии — с помощью персов удержали свою незави­симость. Ликия также с этих пор перестала платить дань; остатки Карийского податного округа были теперь включе­ны в Ионийский округ; Тем не менее, в общем могущество Афин вышло из борьбы невредимым, и Перикл имел полное основание быть довольным победой, которая упрочивала как его собственное положение в Афинах, так и авторитет Афин среди союзных государств.

Вне союза мир обеспечивался добрым согласием с пелопоннесцами, которое только что счастливо выдержало тя­желый искус; и если дружественные отношения с персид­ским царем во время Самосской войны на минуту поколеба­лись, то в конце концов и Персия не решилась предпринять против Афин какого-либо серьезного шага. Таким образом, ничто не мешало Периклу искать на севере вознаграждения за те потери, который союз понес в последние годы в Греции и Малой Азии. Фракийский Херсонес уже в 447 г. был засе­лен аттическими клерухами; теперь (437 г.) удалось занять и область нижнего Стримона, которую тщетно пытался поко­рить уже Кимон. В том месте, где река выступает из Керкинитидского озера, аттические и халкидские поселенцы осно­вали колонию Амфиполь, новую столицу афинской Фракии (437 г.). Новая крепость господствовала над единственной дорогой, которая вела из Македонии в геллеспонтские об­ласти; золотые рудники соседнего Пангея сделались для Афин крупным источником доходов. Около этого же време­ни сам Перикл предпринял экспедицию в Понт; в Синопе и Амисе на Пафлагонском берегу были основаны афинские колонии; важнейшие из греческих поселений на северном берегу Черного моря были включены в состав союза и обло­жены данью.

Еще несколько ранее Афины начали распространять свое владычество на запад. В 453 г. потомки бежавших си­баритов сделали попытку восстановить свой город, но через 5 лет (448 г.) были изгнаны кротонцами. Они обратились за помощью к Греции, приглашая всех, кто пожелает, посе­литься в их стране. Слух о плодородности равнин Кратиса и Сириса скоро привлек сюда множество колонистов со всех концов Эллады; Афины стали во главе предприятия, и на высотах вблизи разрушенного Сибариса возникла колония Фурии (445 г.). Впрочем, сами сибариты скоро принуждены были отказаться от надежд, которые они возлагали на осно­вание города; новые поселенцы вовсе не были склонны при­знать за старыми владельцами страны права на лучшие уча­стки земли и вообще на привилегированное положение в общине. Это привело к междоусобной войне, и сибариты снова были изгнаны из отечества. Они поселились у подош­вы Треиса (Трионто), на границе владений Кротоны и Фу­рий; но новый Сибарис никогда не достиг большого значе­ния.

Понятно, что близость Фурий не могла быть по сердцу ни Кротоне, ни Таренту, ни туземным луканцам, и новой коло­нии пришлось вынести долгую борьбу за существование. Тарентинцы удержали за собой Сиритиду и в 433 г. основали здесь колонию Гераклею. По отношению к Афинам Фурии также отстаивали свою полную независимость; и действи­тельно, афинские граждане составляли едва десятую часть населения, тогда как пелопоннесцы и беотийцы — добрую треть. Даже почетное звание метрополии города не было при­знано за Афинами; Дельфийский оракул, который был избран третейским судьею в этом деле, объявил, что основателем го­рода должен считаться сам Аполлон (434 г.).

Больших успехов добилась афинская политика в Сици­лии и в халкидских городах Италии. С элимийцами Сегесты и Галикии Афины уже около 450 г. вступили в дружествен­ные сношения; в 433 г. были заключены союзные договоры с Леонтинами и Регием. Неаполь (в Кампании) также примк­нул к Афинам и был усилен аттическими колонистами. В своем дальнейшем развитии эта политика неизбежно должна была привести Афины к столкновению с Сиракузами; точно так же и пелопоннесцы, которые на востоке уже были окру­жены владениями Афинского союза, не могли безучастно относиться к стремлению Афин распространить свое влия­ние и на запад. Таким образом, в поводах для войны не было недостатка, и она не заставила долго ждать себя.

В 435 г. между Коринфом и Керкирой вспыхнула война из-за обладания их совместной колонией Эпидамном. Вна­чале победа осталась за керкирцами; у мыса Левкимма ко­ринфский флот потерпел тяжелое поражение, и одновремен­но Эпидамн сдался осаждавшему его керкирскому войску. Коринф не мог примириться с этим поражением, которое грозило подорвать все его влияние на Ионическом море. С величайшим напряжением сил он начал готовиться к войне, и через два года мог выставить внушительный флот в 150 военных кораблей, из которых сам Коринф снарядил 90, колонии у Амбракийского залива — 38, соединенные госу­дарства Мегара и Элида — 22. Керкира не чувствовала себя в силах противостоять такому врагу, и так как Коринф не хотел и слышать о мирном соглашении, то керкирцам не ос­тавалось ничего другого, как обратиться за помощью к един­ственному государству, которое могло оказать им деятель­ную поддержку, — к Афинам. Керкира делала этот шаг очень неохотно, потому что она тем самым отказывалась от своей политической независимости, которую ей до сих пор удавалось сохранить при всех превратностях судьбы; но она не имела другого выбора. С другой стороны, для Афин было чрезвычайно важно воспрепятствовать переходу Керкиры под коринфское владычество, потому что морская сила Кер­киры — первая в Греции после афинской и пелопоннесской — сделалась бы тогда опасным орудием в руках Коринфа. Не менее важно было обладание Керкирой и с точки зрения отношений Афин к Италии и Сицилии. Ввиду этих выгод все другие соображения должны были отступить на задний план. Афинское народное собрание, хотя и после оживлен­ных споров, приняло предложение керкирцев, но, чтобы не раздражать пелопоннесцев, стороны ограничились заключе­нием оборонительного союза (летом 433 г.). К Керкире тот­час была послана эскадра из 10 триер; очевидно, думали, что нравственной поддержки Афин будет достаточно, чтобы удержать Коринф от продолжения военных действий.