Этого Гинеку было достаточно. Из своего опыта он знал, что в подобных ситуациях до истины быстрее докопается тот, кто возьмется за решение проблемы с ясной головой, свободной от ненужных мыслей. Они заглушают логику, затрудняют спокойное мышление. В то время как остальные строят в голове самые невероятные комбинации, пытаясь найти причину неполадки, свежий человек начинает с простейших вещей. Поэтому Гинек спросил:

— Проверили параметры блоков питания?

Главка буквально оцепенел и только бросил внимательный взгляд на техника. Тот, однако, уверенно ответил инженеру дивизиона:

— Разумеется, товарищ капитан. Мы делаем это каждое утро.

Гинек уже хотел было резко заметить, что учить его нечего, но сдержался и только спросил:

— Вы присутствовали при этом лично?

— Нет, — сразу потерял уверенность техник. — Обычно это делают солдаты…

Ридл прервал его:

— Ну тогда не обычно, а как можно быстрее проделайте это сами.

Уши у техника стали красными. Он убежал, а когда вернулся, красными у него были не только уши, но и все лицо.

— Кажется, нам придется контролировать и то, что раньше считалось ненужным, — сказал Гинек, подчеркнув слово «раньше». — Всем нам есть над чем подумать.

Он заспешил в штаб, в свою комнату. Вызывать КРАС, какой позор! До такого он еще не дошел. Техника слушается только тех, кто ее понимает, дружит с ней, обращается с ней на «ты», но никогда не допустит халатного к ней отношения. «Иначе она ожесточится и перестанет слушаться, как упрямый осел», — повторял он про себя прописную истину. А иметь технику в состоянии постоянной боевой готовности было для дивизиона наипервейшей задачей. За любую недоработку, половинчатость можно крепко поплатиться.

Гинек поприветствовал майора Сойку, стоявшего о надпрапорщиком Марешем, секретарем партийной организации.

— Гинек, подойди на секунду, — позвал Сойка капитана. — Это тебя наверняка заинтересует.

Инженер дивизиона подошел, подал руку надпрапорщику.

— Тут секретарь нашей организации имел разговор с партийным комитетом строительного предприятия. Пообещали, что до рождества квартиры будут готовы, — сообщил с радостным видом Сойка.

Гинек задумчиво кивнул, как бы говоря, что принял информацию к сведению.

— Ты ведь тоже писал заявление на квартиру! — с некоторой досадой произнес Сойка, так как полагал, что его сообщение приятно удивит инженера дивизиона.

— Я бы не стал чересчур надеяться, — покачал головой Гинек.

Заместитель командира по политчасти и надпрапорщик удивленно уставились на него.

— Интересно, где вы достанете столько оберточной бумаги, километровой длины ленточку и огромную елку, под которую поставите этот дом в качестве рождественского подарка?

Все трое засмеялись.

— Хорошо веселитесь!

Способность подполковника Менгарта очутиться там, где что-то происходит, была для всех загадкой.

Майор объяснил командиру причину их веселого настроения. Подполковник и бровью не повел, услышав добрую весть, хотя прекрасно знал, насколько меньше у него станет проблем, если строители выполнят свое обещание.

— О чем же мы тогда будем разглагольствовать в жилищной комиссии? — спросил он язвительно. — Через несколько минут весть разнесется по всему дивизиону, к новости все привыкнут, и на ближайшем собрании я снова услышу, что командование ничего не делает для подчиненных.

«Сосулька он и есть сосулька», — подумал Гинек.

— И то правда, — согласился Сойка. — Действительно, давайте поднесем эту новость людям в качестве рождественского подарка.

Подполковник больше уже не возвращался к этому вопросу. Он повернулся к Гинеку:

— Что у нас нового? Придется вызывать КРАС?

— Все в порядке, товарищ подполковник, машина работает, — отчеканил Гинек с небольшим акцентом по-русски, встав по стойке «смирно».

Сойка с Марешем удивленно взглянули на него. Лицо Менгарта задергалось.

— Хорошо, хорошо, товарищ капитан, я был этим серьезно озабочен. — Он еще что-то пробурчал невразумительное и пошел к штабу.

Гинек хитро улыбнулся, будто хотел сказать майору и надпрапорщику, что подполковник совсем не такой холодный, как некоторые думают, и пошел в том же направлении, что и командир. Менгарта он догнал на лестнице. Ему показалось, что подполковник поджидал его, потому что он повернулся и предложил:

— Если у вас есть несколько свободных минут, зайдите ко мне. Я хочу с вами кое о чем поговорить…

Они сели в кресла друг против друга. Помолчав, командир спросил:

— Не считайте это вмешательством в вашу личную жизнь, но уверены ли вы в том, что ваша жена, я имею в виду вашу законную жену, на самом деле не хочет ехать в Борек?

— Если бы она хотела, — ответил Гинек, — я не жил бы здесь с Шаркой Мартиновой.

Менгарт оставил его ответ без внимания.

— Когда-то давным-давно я столкнулся с одним интересным случаем. Одну из тех немногих квартир, которые мы сейчас имеем, мы выделили молодому поручику. Он как раз разводился и хотел, так сказать, начать все сначала. Парень нашел хорошую девушку, а когда они собирались въезжать в новую квартиру, откуда ни возьмись приехала жена поручика. И хотя через три недели их развели, эта бойкая женщина успела поселиться в квартире, а выселить мы ее оттуда сумели только ценою предоставления ей жилья в другом месте. Вот так. Наверное, и по сей день она благодарит нас за щедрость.

— Но у Марики полвиллы, — возразил Гинек. Он чувствовал стремление Менгарта помочь ему. Очевидно, командир понял, что обитель романтиков будет романтической до первых морозов. А когда придется таскать уголь из сарая, романтика кончится… Да еще если представить Шарку одну…

— Я рекомендую жилищной комиссии удовлетворить вашу просьбу, — не задавая больше вопросов, сказал командир и встал. — А теперь занимайтесь своими делами.

Гинек вернулся в свой кабинет в хорошем настроении. С нетерпением он ждал вечера, чтобы сообщить Шарке приятную новость. В последнее время таких новостей было немного, Гинек удивлялся ее терпеливости. Большей частью он возвращался теперь домой поздно; некоторые совершенно секретные материалы не могли быть вынесены не только из учебного класса, но и с того или иного конкретного объекта. Таким образом, он просиживал в расположении дивизиона много часов. Когда он, уставший, добирался до обители романтиков, то думал только об отдыхе; утром его снова ждал такой же день, к тому же он не знал, удастся ли поспать до утра. Проверок боеготовности не убывало, скорее наоборот. И не только проверок. Провокации в приграничном воздушном пространстве продолжались, там, на другой стороне океана, модернизировалась ракетная и авиационная техника. А он все еще оставался инженером дивизиона.

В Борек Гинек вернулся, когда уже совсем стемнело. На площади было светло от уличных фонарей. Ему захотелось побыстрее прийти к Шарке.

14

Шарка Мартинова раздраженно отложила настенный календарь и села к столу, положив голову на ладони. В голове ее бешено вертелись числа, переносившие ее в прошлое и в будущее.

А Гинека все нет! Он как будто сквозь землю провалился! Шарке казалось, что он сторонится ее, исчезает, чтобы появиться в обители романтиков только как усталый путник, ищущий ночлега. «Какая же это в таком случае обитель романтиков?» — мысленно задавала она себе вопрос.

За последнее время она только в Йемнице имела возможность почти постоянно общаться с Гинеком. Они были все время вместе, правда, один раз Гинек ушел, чтобы встретиться со своим другом Фричем. Эти два часа одиночества Шарка провела с отцом Гинека, и не напрасно, она многое узнала об этом человеке.

— Держу пари, что мы найдем отца в саду, — пророчествовал Гинек по дороге от вокзала к дому.

Ридла-старшего они действительно обнаружили в саду.

— Хочешь, поспорим, что он сразу начнет с тобой разговаривать на «ты»?

И Ридл-старший на самом деле сразу заговорил с ней на «ты».