Утро было чудесным, тёплым, а рассвет над рекой с малиновой дымкой, таким прекрасным, словно в сказке! И даже неумолкающая Захарова не могла испортить иллюзию безмятежности, но от её бесконечного щебетания у Александры, и без того не спавшей целую ночь, начинала болеть голова. Купчиха обещала отдать её замуж за своего среднего сына, имевшего рыбный промысел на Волге, сказочно богатого, и такого же красивого, как его мать. Александра, глядя на Захарову, поймала себя на мысли, что подумала бы трижды, прежде чем соглашаться, если он и впрямь хоть чем-то напоминает полную, крючконосую Марфу Захаровну, но вынуждена была лишь улыбнуться, и пообещать непременно дождаться, когда же её сынок заедет с визитом, а заодно и познакомиться с "госпожой доктором". Её так здесь все называли, хоть она и была обычной медсестрой, и до доктора ей было расти и расти, но то ли это Воробьёв постарался, то ли люди и впрямь чувствовали в ней внутреннюю силу и стремление помочь окружающим - так или иначе, к ней никогда всегда обращались почтительно. А заносчивые богачи, как Захарова, смотрели с уважением.

Это не могло не радовать. И вообще, тем утром всё было настолько чудесно, что подозрительное затишье начинало неминуемо попахивать грозой. Чутьё Александру до сих пор не подводило ни разу, она с тринадцати лет тренировала его в больнице, и никогда прежде не ошибалась. И поэтому, возвращаясь домой уже ближе к обеду, она прямо-таки сердцем чуяла - быть беде.

И, наверное, она много вариантов дальнейшего развития событий могла бы предположить, фантазия у неё была богатая. Но никогда в жизни она не подумала бы, что Алёна не шутила, когда говорила о том, что придётся применять силу.

Когда Александра зашла в дом, её сразу поразила пустота, царившая вокруг. Матушкины любимые вазы, столовые сервизы, вышитые ею салфетки с диковинными узорами - всё это отсутствовало, пустой сервант сиротливо стоял, мелькая отражениями в зеркалах, а кресла и диваны прятались под белой драпировкой. И Александра подумала бы, что выиграла этот бой, если бы не Иван Кириллович, гордо восседавший возле незажжённого камина. Он ждал её.

- Вы сидите в кресле моего отца. - Сказала Александра вместо приветствия, снимая с шеи свой шёлковый шарф, и проходя в гостиную.

- А ещё я сплю в его постели и люблю его женщину. - Ответил министр с пугающей бесцеремонностью. Впрочем, если он хотел смутить Александру этой резкой фразой, его ждало разочарование. Она невесело усмехнулась уголками губ, и, распутав шарфик, осторожно повесила его на треногу возле двери. И начала расстёгивать пуговицы на пальто.

- И где же, собственно, она сама? - Полюбопытствовала Александра.

- Они с Сеней уже уехали.

"С Сеней", подумать только! С каких это пор он стал для него просто Сеней? А, впрочем, и для Арсения Иван Кириллович уже давно стал сначала просто Иваном, а потом и вовсе - дядей Ваней.

Фу, какая мерзость, подумала Александра, и продолжила расстёгивать пуговицы.

- Я бы на твоём месте не раздевался. - Предупредил её министр. - Нам сейчас ехать, через четверть часа.

- Нам? - Переспросила Александра. - Хорошо же вы о себе думаете, если считаете, что я куда-то с вами поеду!

- Не куда-то, а в твой новый дом. - Поправил её господин министр. - Где тебе будет гораздо уютнее, чем здесь, в этой глуши.

- А мне, может быть, нравится эта глушь? Об этом вы не подумали?

- Прости, но твоё мнение меня не интересует. Мне важно исключительно то, что думает обо всём этом Алёна. Хотя, если хочешь начистоту, мне самому было бы куда лучше и спокойнее, если бы ты осталась здесь. А ещё лучше, если бы уехала вслед за отцом, и уж совсем хорошо, если б сгинула там благополучно. А что, ты же медсестра! А медсёстры на войне очень даже нужны, ровно как и женщины, которых так не хватает солдатам. Ты хорошенькая, так что вполне сгодилась бы им для любых целей. Но, к сожалению, нельзя! Алёна хочет, чтобы ты была при ней в Москве. А значит, я исполню её желание, даже если ради этого придётся везти тебя силой.

От такой наглости Александра не сразу нашлась, что ответить. На языке, кроме оскорблений, не вертелось абсолютно никаких слов. У неё, наверное, впервые в жизни не нашлось, что сказать. А ещё она увидела, как нехорошо блестят его холодные глаза, и сглотнула ком, подкативший к горлу.

- Я вас не боюсь. - Сказала она твёрдо, хотя на самом деле в тот момент ей сделалось страшно. С каким чудовищем связала свою судьбу её мать?!

- А мне и не нужно, чтобы ты меня боялась. - Совершенно спокойно сказал министр. - Я вообще не хочу войны, мне хватает моей войны с сыном. Так что, Сашенька, я предлагаю тебе решить всё миром.

- Я вам никакая не Сашенька, и миром решать я ничего не буду! Хотите - увозите силой, если хватит совести. Добром не поеду, так и знайте!

- Какой пыл, какая самоуверенность! - С усмешкой произнёс он. - Ты так напоминаешь мать! А поначалу ведь кажется, что вы с ней совсем не похожи. Впрочем, неважно. Георгий!

За её спиной материализовалась молчаливая тень, на две головы выше её ростом, широкая в плечах, и с длинными усами, свисающими до самого подбородка. Кучер? Но, судя по тому, как прытко он сделал три шага в её сторону, таинственный Георгий исполнял при Гордееве не только обязанности кучера.

- Да пошли вы к чёрту со своей Москвой! Уберите от меня своего палача, вы меня всё равно не запугаете и не сломите! - Александра посмотрела на Ивана Кирилловича, но тот лишь ухмыльнулся, и сделал Георгию знак - мгновение, и его цепкие холодные пальцы сжали её запястье с такой силой, что Саша невольно вскрикнула. - Господи, мне больно! Помогите! Аглая! Викентий Иннокентьевич! Серёжа!

- Можешь кричать сколько угодно, никто тебя всё равно не услышит. Горничной дали расчёт, Воробьёв на службе, а твой Сергей вряд ли придёт тебя спасти.

- Я вас всех ненавижу, боже мой, как я вас ненавижу! - Изловчившись, Александра больно пнула Георгия прямо в коленную чашечку: и, несмотря на то, что он был вдвое шире её в плечах и значительно выше, этого хватило, чтобы ослабить хватку - девушка тотчас же вырвалась.

Иван Кириллович встал со своего места, как будто собирался последовать за ней, но вовремя остановился, потому что его слуга опомнился уже в следующую секунду, и ринулся вдогонку за своей жертвой. Александра вильнула в сторону, обогнув диван с другой стороны, и получила фору в несколько мгновений, но у лестницы он всё равно нагнал её, однако схватить успел только за правую руку - левой Сашенька сняла бюст мраморного льва, стоявший на полке у перилл, и изо всех сил ударила Георгия по лицу. Похоже, она сломала ему нос.

И, похоже, она только что совершила преступление. Кажется, в законах говорилось что-то о том, что ни в коем случае нельзя бить незнакомого тебе человека статуэткой по лицу, это же уголовная статья. Теперь она преступница! Но Александра подумала вдруг, что не задумываясь убила бы его - а заодно и Гордеева, если потребовалось бы - до того сильна была её ненависть к ним в тот момент. Георгий зажал свой перебитый нос обеими руками, в результате чего выпустил её из своей цепкой хватки, и Сашенька, не дожидаясь, пока он придёт в себя, взметнулась вверх по лестнице.

- Георгий, чёрт возьми! - Выругался Гордеев, кинувшись за нею следом. Но потом слуга вспомнил о своём долге, и, зажимая рукой кровоточащий нос, с молниеносной скоростью взбежал вверх, следом за Александрой.

Он почти догнал её у второго этажа - почти, но она снова вырвалась, и побежала наверх. Он успел лишь схватить её за волосы, и этого оказалось достаточно, чтобы она резко затормозила, и, запутавшись в своих юбках, рухнула вниз вместе с Георгием. Ему-то, великану, ничего не было, кроме пары шишек, а вот она ударилась виском о деревянный край ступени, разбив себе лоб, и потеряла сознание, недвижным телом скатившись прямо к ногам Ивана Кирилловича.

Господин министр побледнел, сглотнул, и промокнул ладонью тотчас же вспотевший лоб, после чего перевёл взгляд на поднявшегося Георгия и прорычал: