– Михалыч, а где ствол этого франта?

– Чуть не забыл. – Ага, так я и поверил. – Вот его игрушка.

Так, ага, «зауэр» «тридцать восьмой», ну хорошо еще не «девятьсот десятый» «маузер», из того только мух стрелять.

– Старшина, как приедешь, подбей наши финансы, думаю, скоро гроши понадобятся.

– Так я прямо сейчас могу сказать. Девятьсот двадцать марок и пять с половиной тысяч рублей, ну и золото.

– Красивенько все упакуй.

– Понял.

Так, а что у нас в багажнике? Богато! Два кожаных чемодана, один большой, другой поменьше, и мешок какой-то. Нет, это не мешок, это чехол для шинели – шелковый, мать твою. Ну, франт ты, дружок. Что в чемоданах? Комплект формы, еще один – парадка, что ли? Ага, она. Гражданский костюм, еще один, плащ, три пары белья… Прямо, блин, как в санаторий собрался. А это что? Несессер! Серебряный помазок? Ладно, с этим извратом потом разберемся. Пора браться за клиента.

Клиент уже оклемался и отчаянно вращал глазами, лежа в кустиках на куске брезента. Это сержант молодец, нечего форму зеленью пачкать. Отдай кляп, ишь вцепился, бультерьер недоделанный.

– Вы не имеете права! Вы нарушаете правила ведения войны! Одно то, что вы надели чужую форму, ставит вас вне закона!

– Че он разорался? Может, ему треснуть? – Сержант поднес кулак к лицу цугфюрера. – Еще чего без спроса вякнешь – зубами подавишься. Понял?

– Похоже, он понял, сержант. Не слова, конечно, но общий смысл. Вы поняли, господин цугфюрер?

Хорошо головой машешь, лошак ты недорезанный.

– Теперь я задаю вопросы, а вы на них отвечаете. Ясно? А то, что вы сказали о нашем нахождении вне закона, то вы совершенно правы. Мы не связаны никакими законами. Более того – по отношению к вам, не лично, а ко всем немцам, мы не связаны даже нормами морали и гуманизма. Наше самое большое желание – уничтожить вас, а потом пойти к вам домой, убить ваших родственников, домашних животных, сжечь ваши дома и засыпать пепелища солью. Вам все понятно?

Похоже, клиент созрел. Надо бы с него форму снять, а то отстирывай потом.

– Вы, судя по всему, интеллигентный человек… – начал немец.

– Неа, ни в малейшей степени. Я скиф. Сержант, сними с него сапоги, брюки, ну и то, что под ними.

– Что вы хотите делать? – взвизгнул зондер, когда Матвеев приступил к делу.

– Пока ничего, но если мне не понравится искренность ваших ответов… Вы знаете, что можно взять с гуся? Нет? Яйца, например.

Немец даже не побледнел, а позеленел.

– А чего ты хотел от унтерменшей? Вы же так нас называете, вот сейчас мы и посмотрим, какова стойкость юберменша.

– Прекратите, я никогда не разделял эти бредни доктора Гиммлера.

– Ну вот, так даже неинтересно. Как только поднесешь юберменшу нож к гениталиям, и он сразу сдувается. Уже я не я и лошадь не моя. И ведь не делаешь ничего с ним при этом, не ломаешь ни физически, ни психологически. Вон в Козьих Горках ваша сволота из зондеркоманды повесила десять человек, в основном стариков и подростков. Ни один в ногах у палачей не валялся, так и умерли молча. Точнее, не молча – двое вас, гадов, прокляли перед смертью. Вот и считай, что одно из проклятий на твою голову пало. Не попасть тебе теперь в Валгаллу, будешь скопцом в Ирии этим безвинно повешенным прислуживать. Вечно!

– Это варварство!

– Естественно, – я кольнул немца во внутреннюю часть бедра. – Имя, фамилия, цель поездки?

– Пауль Фриш. А цель стандартная для зондерфюрера – заготовка продуктов для армии.

– Знаете, у нас был такой театральный режиссер – Станиславский, мой тезка между прочим. Говорят, зрители его боготворили, а актеры ненавидели. На репетиции одной его фразы «Не верю!» хватало, чтобы репетиция продолжалась до бесконечности. Может, это и легенда. Но вот я – не верю. Попробуй еще раз, покойник.

– Мне нужно организовать вывоз продуктов в генерал-губернаторство.

– В Польшу, что ли?

– Да.

– А почему не в Рейх?

– Потому что это неофициально, а на территории Рейха это может всплыть, у нас нет там серьезной защиты.

– А в Польше, значит, крыша хорошая?

– Что?

– Есть кому задницу прикрыть.

– Да, можно сказать и так.

– А продукты попадут на черный рынок?

– Часть, у которых нельзя скрыть происхождение, – тушенка и прочие консервы, да, остальное будет перерабатываться и поступать в Рейх официально, как местное производство.

– Вывозить собираетесь только продукты?

– На самом деле все, что может быть ценно и свободно реализуемо. Одежда, еще какие другие товары. Предложение в генерал-губернаторстве очень бедное.

– Ага, а выручку с черного рынка пустите на оплату труда, тем более что она там невысокая, а платить можно оккупационными марками.

– Да. Вы хорошо разбираетесь в экономике. Если мы договоримся, вы сможете неплохо разбогатеть.

– Ну, ты, братец, нахал. Деньги на взятки интендантам?

– Да, просто чтобы обозначить серьезность намерений. Основной доход они начнут получать позже, когда производство войдет в силу.

– И насколько большое у вас там производство?

– Более двух десятков фабрик и цехов различной направленности. Будет больше. Раньше не имело смысла расширяться, потому как неоткуда было получать сырье, а местные ресурсы уже распределены. Сейчас же – американский Клондайк – это бледная тень того, что можно получить.

С клиентом, похоже, все ясно. Перевербовать его мне не удастся – нет рычагов воздействия. Даже если я заставлю его перед кинокамерой, которой у меня нет, резать своих земляков, Вальтера, к примеру, того же, хрен мне это чего даст. А кусок в горло очень здоровый просится, как бы не подавиться. Насчет Клондайка он, конечно, загнул, мы не в Канаде, но попастись тут можно хорошо. Стремно, конечно, но очень хочется. Надо решаться – упущу такой шанс, не прощу себе потом. Свернуть башку можно запросто, а оно мне надо? Мое дело пересидеть тут спокойно, хотя, конечно, спокойно уже не получится. Вот чего я лезу в бутылку? А не знаю! Интересно, я сейчас себя на что уговариваю – рискнуть или наоборот? А ведь и сам не знаю, похоже, шиза подкрадывается. По сути, во мне сейчас три если не личности, то по крайней мере базы данных, а что будет, если подключу четвертую? А черт его знает – пока не попробую, не прочухаю, и не факт еще, что получится. Так что надо решаться или, наоборот, – не решаться.

– Так, голубок, раздевайся. Ну, что так уставился – здесь извращенцев нет, тут максимум убить могут, если команды быстро не выполнять. Белье можешь оставить. Сейчас тебе сержант какого-нибудь тряпья принесет.

Наблюдая, как немец разоблачается, я махнул Матвееву рукой, давая сигнал заступить в охранение. Зонерфюрер, увидев, что сержант уходит, слегка успокоился и поэтому пропустил момент удара. Я вогнал ему штык под левую лопатку и еле удержался, чтобы не провернуть его в ране – ни поток крови, что может на меня вылиться, ни быстрая смерть клиента мне были не нужны. Я вообще не был уверен, что Слияние сработает и в этот раз. Ошибся, сработало. Хотя на этот раз накатило и не так сильно, я даже сознания не потерял, что не помешало мне «поплыть» по полной. Ноги подкосились, и я рухнул рядом с телом, сотрясаемым конвульсиями, да и самого трясло очень похоже. Чтобы я еще раз… Да ни за что… Что ж за мука такая? Лучше уж сознание терять, чем такое терпеть.

Колбасило меня минут пять, пока мозг Фриша не умер окончательно, а ощущение, как будто полдня на дыбе у Малюты провисел. Эксперимент можно признать частично удачным – информацию получил, жив, с ума не сошел и даже штаны сухие, а вот то, что башкой будто черти в гольф играли, это проблемы заказчика. Информация, правда, тоже не слишком полная – чем дальше в глубь времен, тем более обрывочны и фрагментарны сведения, но выдать себя за Пауля вполне смогу, морду лица надо только поправить. Хорошо, что немцы лоси те еще, хоть форма сядет более-менее прилично, я, правда, похудее буду, но кто из строевиков ожидает, что на цивиле форма должна нормально смотреться, штатский он и есть штатский.