Наступила ночь. Холодный ветер подул из пролива. И в это время на небольшой высоте, неторопливо, в тесном строю прошли самолеты У-2.

Находившийся все время на мостике головного тральщика Чугуенко услышал, как на палубе разговаривали матросы.

- Сейчас наши друзья устроят немцам побудку! - сказал в темноте веселый, насмешливый голос.

- Да, вот немцы смеются: «рус-фанер», «рус-фанер», а они дадут им жару!

Темноту ночи разорвали прожекторы. Снова блеснули разрывы снарядов, и опять наступила темнота.

- Ну, сегодня немцам будет не до нас! Тралить можно спокойно, - уверенно сказал Щепаченко. [155]

- Возможно, - согласился Чугуенко. - Нам бы только до рассвета поработать, и был бы порядок!

Прошлой ночью немцы чуть не обнаружили тральщики на минном поле: они включили береговые прожекторы, навесили осветительные бомбы и открыли частый артиллерийский огонь. Но катерные тральщики - небольшие суденышки, и беспокойные волны на море как бы прикрыли их. Потерь они не имели. Утром, когда пришли в Тамань, Щепаченко пошутил:

- Немцы сами помогают нам тралить. Устроили такую иллюминацию, что в проливе ночью было светло как днем!

Но сегодня немцы активности на море не проявляли. Видимо, их отвлекали налеты нашей авиации.

Вслед за волною холода, пронесшейся с Азовского моря, снова начал моросить дождь. Небо и вода в проливе сделались черными, с мостика не видно было даже носовой части тральщика. Чугуенко с беспокойством думал о трудностях траления в такую беспросветную, темную ночь. Когда шли вдоль таманского берега, слышен был шум прибоя и изредка мелькали на суше огоньки грузовых машин.

В полнейшей темноте Чугуенко сам, по штурманской привычке, определял место тральщика, вел вперед корабли, ориентируясь по едва заметным очертаниям берега.

В полночь, придя в заданный район, тральщики приступили к работе. Первыми вышли на минное поле плоскодонные мотоботы. Эти маленькие суденышки недавно были переоборудованы для траления мелкосидящих мин. Матросы перенесли штурвал рулевого управления с кормы на нос. Это было новшество. Старшины мотоботов были довольны - улучшилось управление и увеличилась видимость. Стоя за штурвалом, старшина теперь сам мог обнаружить мину и отвести мотобот на безопасное расстояние.

Ночное траление началось. Первая подсеченная мина всплыла за кормой. Решили ее подорвать, на резиновой шлюпке к ней пошел мичман Рябец.

Взрыв мины вспышкой огня расколол черное небо. На керченском берегу беспокойно вспыхнули и погасли прожекторы.

- Вот что, - предложил Щепаченко, обращаясь к Мацуте и другим офицерам, собравшимся возле мостика на [156] палубе тральщика, - давайте мины пустим по волне. Ночью с ними возиться опасно, да и немцев всех взбудоражим. Ветер дует от Тамани, и волны бегут на керченский берег, они и мины туда понесут!

На этом и порешили.

Траление якорных мин ночью для большинства офицеров и матросов было делом новым и неизведанным.

Новая работа особенно увлекала Щепаченко. Офицеры и матросы по всем вопросам траления обращались к нему, как будто он знал рецепты на все непредвиденные случаи. И если Щепаченко иногда и не знал, как правильно поступить, то виду не подавал. Все равно надо находить выход из, казалось бы, безвыходного положения. Надо было поддержать в людях веру в успех, чтобы работа у них спорилась.

Были и другие причины, заставлявшие форсировать работу. Днем Чугуенко получил радиограмму от командира бригады Новикова, в которой тот сообщал, что командующий флотом требует закончить траление фарватеров и подходов к Керченскому полуострову к середине октября. Приближались сроки, когда десантные корабли должны будут устремиться к берегам Крыма.

В эту ночь траление шло успешно. Катерный тральщик 102 мичмана Прищенко уничтожил девять мин. Казалось, что экипажи тральщиков уже полностью приноровились работать в ночной темноте при небольшой волне и ветре. Все шло удачно и споро, и люди стали забывать о грозившей им на каждом шагу опасности, как вдруг сигнальщик Зеленый необычно громким голосом доложил:

- Прямо по носу мина!

Старшина Бугаев, не ожидая команды, положил руль на борт, и плавающий черный шар, в темноте казавшийся огромным, проплыл на волне мимо борта тральщика.

На тральщике все облегченно вздохнули. Оказывается, как бы слаженно ни шла работа, нельзя ни на минуту забывать, что корабли находятся на минном поле.

Уже перед рассветом сигнальщик головного катера Павлий заметил впереди по носу корабля два темных силуэта. Тральщик находился на северной кромке протраленной полосы и уже собирался повернуть на юг.

- Неизвестные корабли идут, на сближение - доложил Павлий. [157]

- Вижу, - ответил капитан-лейтенант Мацута, стоявший рядом с командиром катера, соображая, что предпринять.

В это время луч прожектора с таманского берега упал на море, сейчас же вспыхнул второй луч. Он быстро побежал по воде и осветил корпус немецкой быстроходной десантной баржи.

Мацута с досадой прикусил губу. Ему было хорошо известно, как опасна встреча с этими кораблями, вооруженными 75-мм пушками и крупнокалиберными пулеметами.

За первой баржей в кильватере следовала вторая. И сейчас же с таманского берега загрохотали залпы нашей береговой артиллерии.

Головная баржа резко отвернула вправо и вдруг потеряла ход, наскочив, видимо, на банку или отмель. Вторая БДБ хотела ей помочь, но в это время снаряд разорвался возле ее борта, она легла на обратный курс, увеличила скорость и ушла на север.

Орудийные залпы ложились возле баржи, сидевшей на мели. Снова вспыхнул прожектор и тотчас погас. В отсветах его было видно, как спускают шлюпки вражеские матросы.

- Везет нам сегодня! - весело сказал Щепаченко.

- Да… - подтвердил Чугуенко, хотя знал, что дело не в везении, а в том, что самолеты, прожекторы и наши береговые батареи помогают отряду тральщиков выполнить трудную и опасную работу.

Особенно отличились в эти дни на тралении, проявив исключительное мужество и боевое мастерство, подрывники мичман Рябец и старшина Лепетенко. Отлично работали экипажи тральщиков лейтенантов Кременюка и Акулова, мичманов Голова и Леонгарда.

…Траление фарватеров в Керченском проливе было закончено в срок. Корабли флота с десантными войсками на борту сосредоточивались в портах посадки, откуда должны были устремиться к берегам Крыма.

Глава одиннадцатая.

Нас ждет Севастополь!

Поздней осенью в Керченском проливе беспокойно и хмуро. Ветер поднимает холодные крутые волны, небо плотно закрыто [158] Глухов, выйдя из землянки, остановился, вглядываясь в разбушевавшееся море и прислушиваясь к гулу далеких орудий. Из-за штормовой погоды десантная операция на крымскую землю, назначенная на 28 октября, вчера вторично была отложена.

Осенние злые ветры гуляют по широким просторам Азовского моря и гонят оттуда мутную всклокоченную воду в пролив.

Глядя на раскачивающиеся на взлохмаченной волне сторожевые катера, Глухов был доволен, что удалось до наступления шторма перейти морем из Геленджика на этот пустынный рейд у озера Соленого. И не просто перейти, а перевезти армейские части и морскую пехоту. Сейчас войска Северо-Кавказского фронта готовились к десанту на крымскую землю.

- Не утихает норд-ост, - проговорил старший лейтенант Чеслер, выходя вслед за Глуховым из землянки.

- Вопрос решен, будем высаживаться с попутной волной, - не оборачиваясь, ответил Глухов,

Петр Чеслер был освобожденным командиром звена, но в отряде находился лишь один катер его звена, поэтому Глухов поручил ему исполнять обязанности начальника штаба отряда. Чеслер только что доложил Глухову, разложив на шатком деревянном столе морскую карту, новые [159] данные о противодесантной обороне Керченского полуострова. Днем из Тамани, захлебываясь на встречной волне, вышли в разведку три торпедных катера. Как только в проливе появились их белые буруны, более десяти батарей противника - среди них были и недавно установленные - открыли огонь. Наблюдатели засекли обнаружившие себя огневые точки и нанесли их на карту. Прикрываясь дымовой завесой, катера возвратились в Тамань.