- Запомни, мой друг, - сказал Дмитрий Михайлович, - женщине нужен не просто мужик, ей нужна опора.

- Я знаю, - прохрипел Дима.

- Я до сих пор жалею, что не остановил Маргошу, а, когда потерял любимую, образовалась пустота. Годы прошли, я смирился, но порой, вспоминая, хочется опять услышать её смех, и звонкий голос.

- Не волнуйся, - кивнул Дима, - ты будешь крёстным нашего будущего сына, если я решил, что отобью её у этого смазливого блондина, значит, так оно и будет.

Всю дорогу мы ехали молча, но у посёлка я не выдержала.

- Почему ты так уверен, что я рожу тебе сына? – спросила я.

- Потому что любишь, - ответил он, - я знаю, что любишь. Какого лешего ты тогда испанский учишь? Почему с Максом меня всё время сравниваешь?

- А что сделал бы ты, если бы меня убили? – спросила я.

- Убил бы, - спокойно ответил Дима, - а потом застрелился бы сам. Потому что без тебя моё существование теряет всякий смысл.

Первое, что я увидела, это бегающих по двору собак, и раскрытую настежь дверь, откуда валил дым.

В гостиной было не продохнуть, а около дивана красовалась дыра диаметром с метр. Из дыры торчала лестница, и, когда я вошла, показалась голова пожарника.

- Скорее всего, старую проводку перемкнуло, - сказал он, - тут такого накручено, ладно, в доме пожара не произошло.

- Мракобесие! – высказался Макс.

- Там должен быть архив, - сказал Матвей Григорьевич.

- Нет там ничего, - ответил пожарник, - теперь нет. Там так полыхало, одни обгоревшие стеллажи остались.

- Твоих рук дело? – шепнул мне Дима, и я тихо ахнула.

- Откуда ты знаешь? – пролепетала я.

- Потому что я поступил бы так же, - ответил Дима, - мало ли, в какие руки документация попадёт... Не бойся, я не сдам тебя.

- Спасибо, - прошептала я.

- А ещё мы нашли сундук, - сказал пожарник, и крикнул вниз, - Петрович, давай сундук, - и поставил на пол в гостиной, - держите.

- Что это такое? – оторопел Матвей Григорьевич, а Макс, сбегав за ломом, свернул замок, и мы тихо ахнули.

- Это же Веласкес, - сказал Дима, взяв одно полотно, - а это Рафаэль.

- Кто? – нахмурился Макс.

- Художники, - ответил Дима, - эти картины бесценны. А обе статуэтки работы Микеланджело. Слышал про такого? – посмотрел он на моего мужа.

- Ну, не идиот же я! – взорвался Макс.

- Турецкие драгоценности, - я присела около сундука, - какие интересные украшения, никогда таких не видела.

- Это старинные, на голову, - пояснил Дима.

- Это клад, - сказал Матвей Григорьевич, - надо сдать государству, - а я увидела пачку писем.

Развернула одно из них, и стала читать вслух.

- Дорогой мой Олег Антонович, друг дражайший, - читала я, - очень рад твоему удачному супружеству. Жена твоя настоящая красавица, я рад, и посылаю тебе свои искренние поздравления. Никому и никогда я не проговорился о нашем родстве, но, будучи в абсолютном уме и твёрдой памяти, я оставляю твоей любимой внучке, Эвиве, наследство. Знаю, ты больше всего на свете боишься, что всплывут твои аристократические корни, но придёт время, и за это перестанут сажать. Девочка талантлива, она унаследовала дар, который передаётся по поколениям, любовь к музыке. Так пусть хранит фамильные драгоценности, и носит, конечно. Твой двоюродный брат, князь Воронцовский.

- Вот это да, - протянул Макс, а я резко повернулась к Диме.

- Друг дражайший, не хочешь мне ничего сказать? – прищурилась я.

- Хочу, - кивнул он, - Марьяна Георгиевна мне чуть ли не на шею села, чтобы я именно в этом посёлке тебе особняк

построил. И именно на этом месте. Про князя знаю, а о кладе у матери спрашивай.

- Спрошу, - скрипнула я зубами, - партизанка местного розлива! – и вынула мобильный.

- Слушаю, - пропела маменька на том конце провода.

- Немедленно дай мне номер дедушки! – взвизгнула я, - и не смей говорить мне, что не знаешь! Я нашла клад князя Воронцовского! Не пудри мне мозг! Я прекрасно знаю, что ты с дедушкой связь поддерживаешь.

- Хорошо, - сдавленно проговорила маменька, - я позвоню, и выясню, где он. Пока, - она быстро отключилась, а я посмотрела на своих мужчин.

- Клад твой, - ответил Дима, - считается, что это и не клад даже, учитывая письма.

Эпилог.

Что стало со всеми преступниками, мне, честно говоря, всё равно. Меня гораздо больше волновал маленький Альберт.

Его нашли на квартире Меньшовой, и на вопрос, зачем ей

понадобился ребёнок Виры, она ответила, что мальчик – сын одного высокопоставленного чиновника.

Благополучие этого чиновника зависит от его супруги, и Меньшова решила потрясти его на предмет денег.

Вира не знала, зачем той ребёнок, сын ей просто мешал.

Дмитрий Михайлович, терзаемый муками совести, забрал внука к себе, и дал свою фамилию. Он обожает мальчика.

Ещё меня волновала судьба Меньшовой-младшей. Я попросила Асю защищать Таню, и та согласилась.

А я вместе с Максом уехала ближайшим рейсом в Париж.

Маменька всё-таки раскололась: она созванивалась с дедушкой, и, когда Дима покупал мне особняк, специально выкупила этот участок.

Но мне совершенно наплевать на аристократические корни, для меня сейчас самое главное, увидеть дедушку.

Мы с Максом сидели в зале театра оперы Гарнье, и мой муж нервно оглядывался по сторонам.

Он дёргался из-за строгого костюма, который я заставила его надеть, а сама красовалась в роскошном, алом платье. В том самом, что я ходила на свидание с Димой в отель.

- Париж, и опять театр, - ворчал Макс, - зачем мы тут?

- Чтобы увидеть одного человека, - спокойно сказала я, - помолчи. Лучше оглядись, красота какая.

- Меня это мало трогает, - зевнул Макс, а Дима, который, конечно же, рванул за нами, и ходил по пятам, воскликнул:

- Незабвенный Жан Луи Шарль был высоким эстетом, - и улыбнулся, - а знаменитый «Танец» сейчас никого не трогает. Когда-то в него чернилами кидали, считая непристойным, а теперь всё вполне невинно.

- Мне невольно вспоминается моё первое дело, - вздохнула я.

- Из-за нашего знакомства? – тут же спросил Мак.

- Или из-за того, что наши отношения относительно наладились с того момента? – прищурился Дима.

- Да, я по-другому стала тогда к тебе относиться, - кивнула я, - но я тогда таскала в сумочке антикварный гарнитур, пресловутый «Танец» в уменьшенном виде.

- Минуточку, - прошипел Макс, - тогда мы с тобой познакомились.

- Вероятно, - задумчиво ответила я.

- Понятно, - вздохнул Максим, - до сих пор дуешься из-за того, что я забыл про твой день рожденья.

- Дуюсь, - кивнула я.

- А, помнишь, - сказал Дима, - как на нашу годовщину мы были здесь, в Париже. Ели блинчики с ликёром, ты вся облилась, а я слизывал с твоей шеи ликёр. Я потом скупил у торговки все фиалки, и осыпал тебя ими. Пошёл ливень, а мы целовались под дождём на мостовой, а ветер разносил лиловые лепестки. Они запутались у тебя в волосах.

- Помню, - выдавила я, украдкой прикусив нижнюю губу.

Я понимала, зачем он это говорит. Макса травит! Злодей!

И с усмешкой посмотрела на побледневшего супруга.

Мы сидели на одном из балконов, и могли свободно переговариваться. Правда, шёпотом.

И вот, на сцену вышел мой дедушка. У меня всегда мурашки бежали от его пения, и сейчас его раскатистый, могучий бас пролился над залом.

Высокий, с проседью в волосах, статный мужчина. В роскошном смокинге, с « бабочкой », уверенный в себе, с порывистыми, но, одновременно плавными движениями.

Я замерла, слушая его пение, а Макс зевал. Интересно, что он скажет, когда узнает, что это мой дедушка?

Удивится, точно.

Когда концерт закончился, Макс вздохнул с облегчением, а я направилась прямо за кулисы.

- Зачем? – спросил Максим.

- Надо, - ответила я, и увидела дедушку.

Он меня пока не замечал. Раздавал автографы, принимал букеты, смеялся.

- Дедуль! – крикнула я, сложив руки рупором, и он резко поднял голову.