- Ну? – я налила себе сока, и уставилась на них, - слушаю. От чего умер Рома? Не я же его своими словами убила!

- Именно, - вздохнул Максим, укладывая на куске хлеба целую пирамиду из разных видов ветчины, сыра, солёной и копчёной рыбы, откусил, и стал объяснять.

Рома с детства был болезненным мальчиком, легко внушаемым, и, если он что-то решил для себя, то его уже ничто не могло сдвинуть. Его просто заклинивало.

Он мог вдруг решить, что вот этой девочке он просто обязан нравиться, и искренне верил в это. Он доводил своё сознанье до абсурда, а, если кто-то говорил, вернее, пытался объяснить ему, что он не так делает, Рома обижался.

Он ненавидел людей за это, и считал себя лучшим.

Вообщем, понятное дело, психическое заболевание. А его мать, вместо того, чтобы помочь сыну, просто наплевала на него.

Она родила Рому только для того, чтобы привязать к себе мужчину, но не получилось, и сын рос сорняком.

Рома хотел стать актёром, он всей душой любил лицедейство, но денег поступить в институт у него не было. Он не понимал, почему судьба постоянно пинает его, обижался на всех и вся. Его мать сама была актрисой, играла небольшие роли в театре, и постоянно провоцировала сына.

Не поддерживала, и растущая истерика превратилась в манию.

Так уж получилось, Рома посетил спектакль, в котором я играла Джульетту, и влюбился в меня.

Он сам мечтал сыграть в этой пьесе Ромео, и стал моим фанатом.

Но я не обращала на него внимания, принимала букеты, и никак не реагировала на его чувства. А его это убивало. Потом я ушла из театра, и он решил, что из меня сделали такую же, как и он. Лишили сцены, завидуя таланту.

Он долго переживал, а, когда переживания достигли крайней точки кипения, он убил первую актрису. А потом ещё, и ещё.

Он считал, что расчищает мне дорогу к сцене, а его мать случайно узнала об этом, и решила использовать родного сына в своих целях, и избавилась от конкурентки.

Кстати, именно она оглушила меня по голове, когда Рома с сердечным приступом повалился на снег.

Она просто испугалась, решила, что он мне успел сказать, что

это она ему одну из актрис подсунула. Мало ли, что этот сумасшедший успел наговорить, решила она, и долбанула меня кирпичом по затылку.

- Мы её схватили, когда она твоё бесчувственное тело в багажник запихивала, - вздохнул Максим, заглатывая бутерброд, и сооружая новый.

- Тебе повезло, - пробормотал Андрей с набитым ртом, - что успела позвонить. И фигли бы мы из неё признание выбили, если бы не это всё. Законов голубушка не знает, другая бы стала молчать, а эта с ходу каяться начала, и все бумаги подмахнула под шумок. А то предъявили бы только твоё похищение, ну, и удар по голове.

- А Рома? – повторила я, - от чего у него сердечный приступ

случился?

- А Рома так увлёкся своей идеей, что у него сердце просто не выдержало, когда ты сказала, что не любишь сцену. У него был шок.

- С ума сойти! – тихо проговорила я, задумавшись.

Я не хотела обидеть Рому, но, с другой стороны, он был невменяемым.

- А как дела с делом Дьякова? – спросил Максим.

- Есть продвижения, - отмахнулась я, - ладно, вы тут ешьте, всё, что мне надо было, я узнала, а теперь пошла спать.

- Викуль, не переживай, - улыбнулся Максим, - ты-то тут при чём?

- Действительно, - пробормотала я, - просто неприятно, - и ушла спать.

Утром я обнаружила, что Макс никуда не ушёл, спит, и в ус не дует, и потеребила его за плечо.

- В чём дело? – повернулся он ко мне, - спи, рано ещё.

- А тебе на службу не надо? – поинтересовалась я.

- Я больничный взял, - зевнул Макс.

- Надолго?

- На неделю. Как тебе перспектива?

- Давай сходим на балет, - воодушевилась я.

- Какой балет? – ошалел Максим, - хватит с меня театра!

- Ты меня любишь? – нахмурилась я.

- Конечно, дорогая.

- Тогда пошли на балет.

- Не хочу!

- Значит, не любишь, - надулась я.

- Что ж ты такая упрямая? – Макс сел на кровати, - весь сон сбила. Не хочу я на балет!

- Не любишь, - упрямо повторила я.

- Люблю всем сердцем, - воскликнул Максим.

- Если бы любил, то выполнил бы любое моё желание.

- Ладно, пойдём на балет. Я тебя обожаю, и ради тебя согласен терпеть балет.

- Отлично, - обрадовалась я.

- А как насчёт морального ущерба? – прищурился Макс, и стал меня целовать.

Завтракать мы спустились поздно, я стала проверять

электронную почту, а Макс вдруг хлопнул себя по лбу, и вышел из кухни. Вернулся он с каким-то диском в руках.

- Полюбуйся, - протянул он мне носитель.

- Что это такое? – удивилась я.

- Включи, - и я вставила диск.

Экран на компьютере заморгал, и появилась картинка... я, голая, в объятьях Димы.

У меня челюсть с салазок соскочила, а Анфиса Сергеевна выронила из рук сковородку.

- Что это такое? – изумлённо протянула я.

- Листай дальше, - махнул рукой Макс, и я стала просматривать следующие файлы.

Вот, мы с Димой выходим из его квартиры на Фрунзенской, вот, он мне засыпает кровать лепестками роз. Потом пошёл Иннокентий, картинки из жизни, постельные сцены, потом Эдик, и, наконец, Макс.

Наша первая ночь, опять же, сцены из жизни, и я в изумлении посмотрела на мужа.

- Что это такое?

- Этот твой Рома спятил окончательно, снимал тебя на скрытую камеру. Установил в квартире Северского, здесь, в твоей машине, везде.

- Псих! – взорвалась я.

- Знаешь, сколько у него этой порнушки? – хмыкнул Максим, - уйма!

- Придурок! – процедила я, - немедленно отправьте всё в утиль!

- Успокойся, - засмеялся Макс.

- Успокойся, - фыркнула я, - какое право он имел вторгаться в мою личную жизнь?

И я позвонила в агентство по найму прислуги. В то самое, в которое обращалась, когда ко мне отправили ту девушку, убитую Ромой.

- Слушаю, - мелодично ответила мне девушка.

- Здравствуйте, - начала я, - вы меня помните? Я Эвива Миленич, мы с вами договаривались, что вы мне пришлёте претендентку.

- Я помню, - вздохнула девушка, - но та девушка погибла, насколько я знаю.

- Так пришлите ещё одну. В чём проблема? Милиция того

маньяка уже обезвредила.

- Когда вам удобно?

- В любое время.

- К часу дня устроит?

- Вполне, - заверила её я.

- Зовут Ирочка Маланова и Катя Самитина, ждите, - и она отключилась.

- К часу дня приедут Ирина Маланова и Катя Самитина, - сказала я Анфисе Сергеевне, - я попытаюсь вырваться, но не обещаю.

- Главное, что приедут, - отмахнулась свекровь, - с остальным я сама разберусь.

- Ну, и ладно, - улыбнулась я, допила свой кофе, и пошла в прихожею. Накинула шубку, сапожки, и вышла на улицу, где в это время мела метель, и, закутавшись в пушистую шубку, побежала к машине.

Марат без проблем выяснил адрес больницы, где рожала Элла, и я поехала туда.

Заперла своё авто, и, стуча каблучками, вошла внутрь.

Никаких опознавательных знаков на больнице не было, что меня крайне возмутило, и, к своему удивлению, я увидела громадную толпу.

- Извините, пожалуйста, - обратилась я к крайней женщине, но была грубо оборвана:

- За мной будешь.

- Простите...

- Я последняя, - развернулась ко мне женщина, - никто не занимал, - и, понимая, что ничего от неё не добьюсь, я обратилась к мужчине, стоящему впереди.

- Извините, пожалуйста, но что здесь за очередь?

- Совсем тупая, что ли? – рявкнула на меня женщина, - талоны дают к ножнику.

- Простите? – не поняла я.

- И глухая, - буркнула женщина, - к ножнику талоны.

- Что это за зверь такой – ножник? – ещё пуще удивилась я.

- Вот убогая. Он не зверь, а врач.

- Уточните специализацию, - пыталась я достучаться до её сознания, - скажите по-русски.

- Я по-русски и говорю, ножник.

- По-русски, - стала злиться я, - по каким частям тела этот врач?

- По суставам, деточка, - сказал пожилой мужчина, стоявший впереди.