— Прекрасно! — искренне одобрил доктор. Он уже решил не лезть к Афанасию Петровичу со своими медицинскими советами. Разве можно губить столь великолепного «старца»?!

— Просыпаюсь обычно часам к пяти, — продолжал тем временем Жеребцов. — Выпиваю стакан водки… А не слишком ли много я пью, док?

— Ни в коем случае не меняйте свой образ жизни! — решительно запротестовал Лизель. — Если уж вы дожили до семидесяти лет и никогда не чувствовали ничего…

— Г-н и г-жа Пильсбери! — доложил в этот момент швейцар, и в зал вошли высокий красивый молодой человек и хорошенькая девушка в лисьей шубке. Они не были мужем и женой, но никто не обратил внимания на ошибку швейцара.

— Гарри! — невольно вырвалось у Ульянова.

— Владимир! — удивился молодой американский социалист, оказавшийся «по совместительству» знаменитым гроссмейстером.

Светочка не скрывала своей радости по поводу встречи с Ульяновым. Столь грубое нарушение конспирации в данном случае не могло повлечь за собой никаких последствий, поскольку все любители уже побывали на проходящем в Петербургском шахматном обществе матч-турнире; все уже знали Светочку, и никого не удивило, что Ульянов также знаком с «четой Пильсбери».

Светочка уселась за ближайшим к центру событий столиком, и официант сразу принес ей кофе со сливками, а Гарри подсел к Ласкеру и Стейницу, чтобы служить им переводчиком. Часы пробили полдень. Пора было приступать к церемонии открытия турнира, и слово взял Аркадий Симонович.

— Дамы и господа! Я искренне признателен вам за внимание к моему турниру. Особо мне хочется поблагодарить выдающихся маэстро, участников международного матч-турнира, согласившихся провести свой выходной день в моем ресторане. Я буду краток, поскольку сегодня день шахмат, а не ораторского искусства. Позвольте мне огласить программу турнира.

— В турнире участвуют двенадцать игроков. Каждый с каждым играет по одной партии. Выигранная партия считается 1, проигранная 0, ничья 1/2 очка.

— Игра происходит по часам, причем каждому игроку дается 15 минут на всю партию. Просрочивший время считается проигравшим партию.

— Мною установлены пять призов: I — 75 рублей; II — 50 рублей; III — 35 рублей; IV — 25 рублей; V — 15 рублей.

Раздались аплодисменты. Аркадий Симонович поклонился и продолжал:

— При равенстве очков, соответствующие призы делятся, за исключением только случая, когда на первое место окажется два кандидата. В этом случае вопрос о первенстве решается дополнительной партией-пятиминуткой.

Аркадий Симонович подошел к стойке бара.

— Здесь вы видите дополнительные призы. Эту бутылку прекрасного старого коньяка «Луи XIII» получит победитель турнира. Приз учрежден Президентом Петербургского шахматного общества князем Кантакузеном.

Аристократический любитель князь Кантакузен — тощий верзила с огромным кадыком — встал и поклонился присутствующим.

— Эта большая красивая коробка папирос «Санкт-Петербург» выпущена специально к шахматному матч-турниру. Таких коробок сделано всего сто штук. Как говорят англичане: «special limited edition». Коробка послужит утешением участнику, который займет в нашем турнире последнее место. Приз учрежден г-ном Бостанжогло.

Московский миллионер, табачный король и шахматный меценат Бостанжогло также снискал аплодисменты собравшихся.

— Этот бокал из ирландского хрусталя достанется игроку, который первым проведет победную комбинацию с жертвой ферзя. Приз учрежден участником турнира г-ном Ульяновым (аплодисменты)… А теперь я с удовольствием предоставляю слово г-ну Жеребцову.

— Дамы и господа! — загремел Афанасий Петрович. — Дабы придать нашему турниру побольше веса, я решил выделить две тысячи золотых рублей для организации в будущем году, в Ростове-на-Дону, матча между победителем этого турнира (или вторым призером, ежели победителем выйдет чемпион мира Ласкер) и победителем турнира, проходящего сейчас в Обществе (или же вторым призером, если победителем там будет Ласкер). И пусть победитель «моего» матча будет считаться кандидатом на первенство мира…

Это заявление вызвало бурную овацию присутствующих, а слово тотчас же взял г-н Бостанжогло.

— А я в свою очередь обещаю в том же, 1896 году, финансировать в Москве матч между этим кандидатом и чемпионом мира Эмануилом Ласкером.

Восторгу собравшихся не было предела. Шутка сказать: с этой минуты каждый участник турнира в ресторане Прадера, даже наш друг г-н Ульянов, фактически являлся претендентом на мировое первенство!

Когда всеобщее волнение немного улеглось, участники турнира произвели выборы в третейский суд. Были избраны: г-да Хардин, Ульянов и чемпион мира Ласкер. Затем приступили к метанию жребия для определения соперников на каждый тур. Для первого тура выпали следующие пары: Ласкер — Жеребцов, Пильсбери — Ульянов, Чигорин — Алапин, Лизель — Шифферс, Стейниц — Соловцов и Прадер — Хардин.

Сразу после жеребьевки Аркадий Симонович торжественно провозгласил:

— Дамы и господа! Международный турнир в честь дня рождения маэстро Пильсбери объявляется открытым! Happy birthday, Mr. Pillsbury!

И грандиозные баталии начались!

Не прошло и четверти часа, как один из призов обрел хозяина. Играя белыми против Ульянова, Пильсбери вновь доказал, что в трактовке отказанного ферзевого гамбита ему нет равных. В решающий момент он пожертвовал ферзя, и черный король в отчаянии заметался под смертельными ударами белых фигур. Ульянов встал, попросил официанта наполнить шампанским бокал из ирландского хрусталя и преподнес Гарри свой приз.

А еще через несколько минут родилась первая сенсация. Чемпион мира Ласкер имел хорошую позицию против Жеребцова, но затем буквально на какое-то мгновенье потерял бдительность, последовала эффектная комбинация, и доска почернела от материального преимущества ростовского помещика. Ласкер остановил часы и встал. Он заметно покраснел, руки у него дрожали.

— Не расстраивайтесь, молодой человек! — похлопал по плечу чемпиона мира великолепный Афанасий Петрович. — У вас еще все впереди! Будут и победы, и поражения! Побед конечно будет больше — на то вы и чемпион мира.

Если бы наше повествование предназначалось только для шахматистов, то наверное стоило бы в мельчайших подробностях описать ход турнира. Но мы пишем эту повесть для развлечения всех (без исключения!) хороших и добрых людей, а также в назидание людям глупым и злым, поэтому нам достаточно осветить лишь узловые моменты исторического состязания.

После четвертого тура был объявлен первый перерыв. К этому моменту лидерство с четырьмя рядовыми победами (в том числе над Ласкером и Стейницем!) неожиданно захватил Афанасий Петрович Жеребцов. Назревала сенсация! По три очка имели в своем активе Ласкер, Пильсбери и Чигорин; два с половиной очка набрал Шифферс; по два — Алапин и Стейниц; полтора — Соловцов; Хардин и Прадер набрали по очку; и замыкали турнирную таблицу, имея по половинке очка, д-р Лизель и наш друг Ульянов.

В первом перерыве всем участникам и зрителям был предложен знаменитый «борщ Прадера». Рюмочку «для аппетита» с удовольствием приняли все, кроме непьющего Ласкера и «инакопьющего» Жеребцова. Афанасий Петрович отдал свою рюмочку Чигорину (который таким образом принял две рюмочки!) и обратился к официанту:

— Ты уж удружи, милок, принеси мне стаканчик водочки. А то, знаешь, старость не радость: я уж эти наперсточки и разглядеть-то не могу!

Ульянов оказался за одним столиком со Светочкой, Гарри и помещиком Жеребцовым. Афанасий Петрович одним глотком опорожнил стакан водки, а затем так быстро расправился с борщом, что Аркадию Симоновичу пришлось подать знак официанту, чтобы тот принес великану-помещику еще один горшочек. Вторую порцию Жеребцов ел не спеша, не скупясь попутно на похвалы в адрес кулинарных способностей старика Прадера. Будучи и от природы добрым малым, Афанасий Петрович после двух побед над вельтмейстерами и вовсе пришел в прекрасное расположение духа.

— Вы когда-нибудь бывали в Париже, Володенька? — обратился он к Ульянову.