Андрей все заметил.

– Последний шов? – переспросил он Колю. – Но ведь трубы-то две. И нас с братом двое. Вместе и будем варить.

Коля смешно хлопнул себя по лбу:

– Вот несмышленыш! Привык на комбайне зараз обе трубы варить, а вручную, ясно, двоим требуется! Как верно-то! – Он радостно улыбнулся.

Степан благодарно взглянул на брата.

В доке Корневых ждали Седых и Кандербль. Американец не претендовал на заварку последнего шва, считая трудовую романтику делом, недостойным подлинного бизнеса.

Но за работой братьев смотрел заинтересованно, если не сказать, с тенью какой-то внутренней зависти. Может быть, ему хотелось тоже воспринимать так, как эти русские, трудовой подвиг.

Глава шестая. «Подмостный король»

На конечной остановке нью-йоркского трамвая водитель, он же кондуктор, обычно куда-нибудь уходит. Двери в трамвай открыты, и пассажиры могут занимать места. Поднявшись на переднюю площадку, они проходят мимо металлической копилки, висящей около кресла вагоновожатого. В эту копилку каждый опускает никель, а копилка в ответ удовлетворенно звякает.

Если на обычной остановке входящий пассажир, считаясь с внимательным взглядом вожатого, обязательно опустит никель, то на конечной остановке, когда вожатого нет, плата за проезд целиком лежит на совести входящего…

Прозвучали два звонка. Два американца – один огромный, грузный, другой помоложе, худощавый, развязный – заняли последние места.

Трамвай качнуло. Кто-то тяжелый встал на подножку. Полный человек, прекрасно одетый, в модной мягкой шляпе, как-то странно втянув голову в плечи, прошмыгнул в вагон. При его появлении звонка не раздалось. Вероятно, он забыл опустить никель.

Двое прежде вошедших американцев переглянулись. Тот, что был помоложе, ухмыльнулся и подмигнул старику.

Трамвай наполнялся. Пришел и вожатый. Он внимательно оглядел пассажиров. Никто не внушал ему подозрений. Пневматические двери закрылись, и трамвай двинулся.

Несмотря на бесчисленные автомобили, автобусы и линии подземки, трамвай все же остался в Нью-Йорке равноправным видом транспорта, незаменимым для пассажиров победнее. От старого трамвая он отличался только отсутствием воздушных троллей и токосъемной дуги. Моторы питались током от трех рельсов, лежащих прямо на мостовой. Американцы считали выгодным применять низкое напряжение, отказавшись от загромождающей улицу воздушной сети.

В трамвае было уже много народу. Люди входили и выходили. Неизвестный элегантный джентльмен продолжал закрываться газетой, как будто боялся, что его могут узнать.

– А ведь я знаю, кто это, – заметил молодой своему грузному спутнику. Он наклонился и что-то прошептал.

Старик удивленно посмотрел на молодого, потом перевел глаза на красную со складками шею закрывшегося газетой человека.

– Не может быть! – ужаснулся он. – Подмостный король – и в трамвае!

Молодой презрительно пожал плечами:

– Если вы, отец, не верите, то давайте пересядем на его скамейку! Я думаю, что ему придется нас узнать.

– Пожалуй, – согласился старик.

Трамвай то весело бежал по улицам, то скучал на перекрестках у светофора.

Два американца пересели к загадочному джентльмену, которого один из них называл «подмостным королем».

Неизвестный, перелистывая газету, чуть приоткрыл лицо.

– Ба! Мистер Медж! Кого я вижу! – воскликнул старик.

Пассажир вздрогнул. Газета выпала из его рук. Он испуганно посмотрел на своего грузного соседа.

– Здравствуйте, здравствуйте! Как вы поживаете? – смущенно заговорил он. – Я вас узнал почти сразу, дядя Бен.

– Ха-ха! Как это вы попали в трамвай, мистер Медж?

Джемс, сидевший рядом с дядей Беном, загадочно поджав губы, ухмыльнулся.

– Понимаю, – не дождавшись ответа, качнул головой старый Бен. – Биржа тоже придавила меня – я потерял на судоходных акциях все свои сбережения.

– Кажется, на этих самых акциях мистер Медж и заработал свои миллионы. Столкнув туннель, подкопавшись под Арктический мост, он получил титул «подмостного короля».

Мистер Медж вздохнул:

– Вы, Смиты, мои старые друзья, вам я могу сознаться… Я все-таки вылетел в эту проклятую арктическую трубу…

Бен сочувственно качнул головой:

– О'кэй, мистер Медж! Я недавно вторично пострадал из-за этих судоходных дел. Судоверфь, на которую мне удалось было устроиться, закрылась, и я снова без работы.

– Ах, так… – рассеянно протянул мистер Медж, по-видимому, занятый своими мыслями.

– Мы с Джемсом опять живем на бобовом супе, который отпускают нам как подаяние. Я искренне завидую своей дочери Мери. Она все-таки сделала блестящую партию.

– Да? – заинтересовался Медж. – Значит, она все-таки вышли замуж за миллионера? – В глазах его блеснули огоньки.

– Нет! – рассмеялся Бен. – Она вышла замуж за своего Сэма. А он снова работает на строительстве американского плавающего туннеля.

При словах «плавающий туннель» – мистер Медж болезненно поморщился.

– А у вас, мистер Медж, дела, значит, действительно плохи? – наивно спросил дядя Бен, вспоминая, как прошмыгнул мистер Медж мимо копилки.

– Нет… что вы, мистер Смит, я еще надеюсь… надеюсь… Я еще дам им бой! Вы еще услышите о Медже! Да-да!

Мистер Медж потряс скомканной газетой.

Бен и Джемс поднялись.

– Нам здесь сходить, мистер Медж. Вы едете дальше? Передайте привет вашей милой дочери.

– Очень благодарен, очень благодарен! До свидания!

Мистер Медж облегченно вздохнул. Как неприятно было встретить этих людей!

Сходя с подножки. Джемс сказал отцу:

– Я не удивлюсь, если этот «подмостный король» через неделю будет ночевать под Бруклинским мостом.

– Нехорошо смеяться над несчастьем, мой мальчик!

Джемс скривил рот.

Трамвай медленно передвигался рядом с цепью автомобилей. Движение в центре города было бы справедливее назвать стоянием.

Мистер Медж ощущал почти физическое мучение. Он не привык к такой тихой езде. Ему до боли было горько вспоминать о своем роскошном лимузине, длинном, едва не с этот трамвай. Какой это был автомобиль! И только вчера его не стало…

Не стоит об этом вспоминать. Все еще вернется. Сейчас главное – добиться поддержки на это тяжелое время. Сегодня в клубе он сделает все возможное. Можно было бы прекрасно сыграть на бирже. Он чувствовал прилив вдохновения и жажду борьбы. Ах, если бы иметь сейчас деньги, чтобы обернуться! Каких-нибудь два-три миллиона! Через неделю он вернул бы их с огромными процентами и смог бы уже продолжать дело сам.

Даст ли кто-нибудь ему эти деньги?

Мистер Медж по своей старой привычке стал отмечать номера обгонявших трамвай автомобилей.

Четырехзначные цифры он складывал в уме: 42 + 21 – получается 63. Если сумма даст сто, то это к удаче. Хоть бы получилось сто! 38+49, это 87. 74+32. Уже больше!

Мистер Медж увлекся этим занятием. Недаром он ехал в «Клуб суеверных» – самый модный, самый фешенебельный клуб нью-йоркских финансистов, членом которого он еще состоял. Не все пока знали о его разорении, виной которого был проклятый туннель. И, наконец, это эффектное появление погибшего инженера Корнева! В Америке все словно с ума сошли. Толпа! Слепая толпа! Она так любит все эффектное! Как хорошо можно было бы заработать, если бы знать, что появится этот Корнев! Это совпало как раз с последними днями грандиозного сражения. Мистер Медж, потеряв в неравной борьбе против окрепшего туннеля все, пытался балансировать на протянутом через Уолл-стрит канате. И он сорвался. Сорвался так, что не имел никеля, чтобы заплатить за проезд в трамвае.

45 + 67 – получается 112. Хотя бы встретилась эта сумма – сто! Это было бы хорошим предзнаменованием. Но не дай бог, если сумма будет равна 98, – это к неудаче.

Мистер Медж взглянул на длинный, прижавшийся к мостовой черный кар. Он так напомнил ему его собственный автомобиль… Машинально он подсчитал сумму цифр и тотчас же отвернулся… 98! Не может быть! Он ошибся. Наверное даже ошибся! Но проверить он не желает, просто не желает. Вероятно, это было 97.