- Ладно, Яков Ефимыч, поговорим в другом месте.

Фунтиков хлопнул ладонью по столу и первым вышел из кабинета. За ним удалились Печатников и Доррер.

- Немедленно надо укрепляться, - сказал Житников. - С двумя ротами, и обе неукомплектованы, мы не сможем защититься от этой сволочной контры... А она поднимает голову. Борис Ильич, представьте на утверждение ведомость о выделении средств для вновь создающейся Красной Армии. Не забудьте о Красноводске и Форт-Александровске. Вот, полюбуйтесь, - Яков Ефимыч пододвинул к Тузину раскрытую папку с письмами и заявлениями. - Этот Печатников не только тебя волынил, не давал денег на выезд, - он тут заморозил больше десятка заявлений от командиров рот.

- Яков Ефимыч, ты не забудь и о нашей совнаркомовской роте, - подсказал Батминов. - Ее надо довести хотя бы до полтораста штыков и организовать постоянную охрану Совнаркома.

- Этим тоже займется Тузин, - сказал Житников. - Но, вообще, военными делами до очередного съезда и после него предлагаю заняться Молибожко.

- Но надо же поехать, посмотреть, что мы имеем на сегодняшний день и час! - Молибожко по-юношески удивленно округлил глаза и пожал плечами. - Мы возлагали надежду на туркменский красногвардейский отряд Овезберды Кулиева, но что сейчас делается у него, одному аллаху известно!

- Съездим в Кеши, Яша? - предложил Тузин. - И не только туда, в других армейских дворах тоже надо побывать.

Житников согласно кивнул.

- Возьмите автомобиль, человек десять красногвардейцев для охраны и поезжайте. Мы с Батминовым останемся здесь, займемся продкомитетами. Надо возобновить их деятельность. Лесовский, поговоришь с Овезберды Кулиевым, да и сам прикинь, сколько он может выделить бойцов в продотряд. Придется нам с тобой этим летом поездить по аулам.

- Давно пора, Яков Ефимыч. - Лесовский, пропустив вперед Молибожко и Тузина, задержался на пороге кабинета. - Вот-вот начнется покос хлебов в аулах. Хотел бы вам напомнить, что большинство дехкан, из-за голода, осенью продали свои делянки баям. С дехкан и зернышка не возьмешь, самих снабжать зерном придется.

- Я уже думал об этом, Николай Иваныч. Но хорошо, что напомнил. Не сегодня - завтра выйдет распоряжение о снятии всех земельных налогов с дехкан.

- Непременно, Яков Ефимыч.

Лесовский спустился по лестнице вниз и поспешил во двор к рокочущему «Руссо-Балту», в котором уже сидели Тузин и Молибожко.

- Садись, землеуправитель! - лихо пригласил Тузин. - Небось, ни разу не ездил на автомобиле?

- Нет, не приходилось. - Николай Иваныч сел рядом с Молибожко, ощупывая кожаное сидение. - И кто только не катался на этой колымаге! - сказал, смеясь. - Три командующих - Шостак, Леш и Калмаков... Два временных комиссара - Доррер и Караваев... А сколько председателей Совдепа сменилось за год!

- Ничего, на этот раз постараемся удержать свою власть, - уверенно заявил Тузин. - Только бы успеть создать Красную Армию, а уж тогда мы попросим эсеровщину убраться к чертовой матери. Пусть перебираются со своим железнодорожным управлением в Ташкент. А то научились щелкать счетами, процент вывели - буржуазии в Асхабаде столько-то, а рабочего класса вовсе нет.

К автомобилю подъехали красногвардейцы. Тузин, увидев их, дал команду шоферу:

- Поехали, Егор. Жми на Куропаткинскую, по ней в сторону аула Кеши, к старым казачьим казармам.

Автомобиль промчался по Гоголевской, развернулся перед красочным порталом бехаистской мечети. Снежно-белая, с зеленым куполом, увенчанным полумесяцем, она возвышалась над загороженным садом, занимавшим целый квартал. В саду, за сетчатой оградой, сидели на айване священники-бехаисты, пили чай, а по аллеям прогуливался целый павлиний выводок.

- Вот еще присоски, - пренебрежительно выговорил Тузин. - Живут и горя не знают. Тут голод - ни хлеба, ни картошки, а этим мусульманским попам везут из Персии все, чего душа пожелает. Вот бы кто мог кормить бедноту, да хрен у них чего возьмешь - кусочка хлеба не выпросишь.

За цирком Добржанской, на перекрестке Куропаткинской и Боголюбовской, повстречалась армянская дружина. Увидев совнаркомовский автомобиль, они, чтобы привлечь к себе внимание, замахали шапками в знак приветствия.

- Тоже называют себя Красной гвардией, - усмехнулся Тузин. - А служат мелкой буржуазии, и содержатся за ее счет. Гнчакистами себя именуют. В девятьсот пятом эта партия здорово помогала социал-демократам, а сейчас что-то занялась мелкими национальными интересами.

- Лавочники да сапожники, ну, цирюльники еще - что с армян возьмешь, - заметил Молибожко.

Автомобиль, выехав за город, промчался по пустырю, заросшему верблюжьей колючкой, и приблизился к Кешинскому ботаническому питомнику, рядом с которым располагалась Школа садоводства и огородничества, а сбоку, обнесенные дувалом, казармы бывшего текинского полка. У зеленых ворот, над которыми красовалась большая красная звезда, стоял часовой с винтовкой. На нем. был бордовый в полоску халат - дон, тельпек на голове, на ногах сыромятные чарыки.

- Вот она забота бывшего предсовнаркома Печатникова, - со злостью сказал Тузин. - Даже обмундирование туркменской роте не выдал... Здравствуй, красный аскер. Где командир Овезберды Кулиев?

- Ай, за трава пошли.

- За какие «трава»? - не понял Тузин. - За дровами, что ли? Зачем ему сейчас дрова, когда лето наступает?!

- Ай, не знайт моя. Бисе аскер за трава пошли.

- Кто за Кулиева остался?

- Ай, одна перс есть... Али Дженг звать.

- Джавад Али Дженг? - Лесовский улыбнулся. - Я его хорошо знаю. Ну-ка, позови его!

- Чего звать-то! - возразил Молибожко. - Или мы не имеем права войти на территорию роты? Пошли, товарищи.

Старый армейский двор был пуст. По плацу и кавалерийскому манежу разгуливал ветерок, поднимая пыль. Несколько человек, тоже в туркменской одежде, сидели в курилке. Среди них выделялся один. Был он в узкой по талии рубашке со множеством пуговиц, в широких шальварах и матерчатых туфлях, на голове шапка-боярка.

- Ну, здравствуй, Али Дженг, вот и свиделись опять.

- Бай-бо, Лесов-хан! - воскликнул обрадованно Дженг. - Где ты работаешь?

- В Совнаркоме, Дженг... Вот приехали посмотреть, как живет-может ваша красногвардейская рота. Где Овезберды Кулиев?

- Он два дня назад уехал с аскерами в горы - косить траву для лошадей. Кормить коней нечем, да и сами голодные сидим. Если хлеба не будет - все разбегутся...

- Это мой старый знакомый Али Дженг, - представил его Лесовский Тузину и Молибожко. - Толковый парень. Побольше бы таких, как он, в красные роты...

X

Июнь знойными удушливыми волнами накатывался на Закаспий, но от сознания того, что вокруг - в Крыму, на Дону, в Закавказье, на Волге и Урале занялись и бушуют пожарища гражданской войны, - казалось, удушье идет оттуда.

Сергей Молибожко обнародовал приказ о всеобщем воинском учете и добровольном призыве в Красную Армию. Сразу же встревожились обыватели железнодорожной слободки, армянских кварталов. Бывшие фронтовики, союз которых только что был объявлен вне закона, пошли в армянскую роту, подняли гвалт: «Почему молчит партия гнчак?! Никто не имеет права разгонять армянские дружины и загонять армян в Красную Армию!» Сходки в армянских кварталах вскоре переросли в общегородской митинг. Вечером городской парк был переполнен буржуазией. Встревоженный Молибожко позвонил городскому военкому Копылову, приказал ему ехать в парк и разъяснить обывателям подлинную суть приказа. Горвоенком, в сопровождении двух кавалеристов, тотчас поспешил к месту сборища, слез с лошади и, расталкивая толпу локтями, поднялся на трибуну.

- Граждане, да вы что, взбеленились! - закричал он, перекрикивая тягучий густой гул, исходивший от тысячи голосов. - Да ничего же особого не происходит! Происходит то, что делается во всей Советской республике! Белогвардейские банды кинулись на нашу молодую Советскую власть, и все граждане, кому дорога наша бедняцкая власть, вступают в ряды Красной Армии. Призыву подлежат граждане, обладающие хорошими нравственными качествами, вполне развитые физически и умственно, в возрасте не моложе восемнадцати и не старше тридцати пяти лет...