— Мне кажется, что подобные рассуждения о телевидении, — сказала я, — чисто умозрительны. Какое уж тут телевидение! Ближайший ретранслятор находится в нескольких сотнях миль отсюда.

— А мистер Картер пообещал построить на острове Пасс ретранслятор! Тогда и Балина сможет принимать передачи, — не унималась Джейн. — В прошлое воскресенье, когда мы встретились на пристани, я сказала ему, что нам без телевидения никак нельзя.

— Ну как же ему не обещать! У него ведь выборы на носу, — иронически заметил Виктор Мосс. — То же самое он обещал и перед прошлыми выборами.

Хоть у члена парламента от Ньюфаундленда Челси Картера и не было конкурентов, он уже вовсю развернул предвыборную кампанию. Голосовать за кандидатов, не являющихся представителями либеральной партии, для многих, возможно, означало бы утрату правительственных привилегий — таких, как ссуды семейным, пенсии, пособия по безработице. В 1963 году выборы были назначены на восьмое апреля. За февраль и март кандидатам предстояло проделать огромную работу. Мистер Картер исправно изо дня в день сновал в моторке вдоль побережья, невзирая на ненастье, карабкался на обледенелые пристани, жал руки, рассыпал обещания, выслушивал жалобы. До того, как заняться политикой, он служил инспектором школ, и теперь, когда стал политическим деятелем, у него оказалось великое преимущество: он знал поименно всех своих избирателей.

Камнем преткновения во время очередных выборов являлся вопрос: согласится ли канадское правительство оснастить ядерными боеголовками ракеты на базах НОРАД,[8] расположенных на территории Канады. Консервативное меньшинство кабинета во главе с Джоном Дифенбейкером сопротивлялось нажиму со стороны США. А либералы объявили, что в случае победы на выборах пойдут на уступки американцам. Однако эта проблема, о которой только и говорили на материке, у местных избирателей не вызывала ни малейшего интереса. Им было важней выяснить, когда проложат давно обещанное скоростное шоссе или когда установят этот диковинный ретранслятор, с помощью которого можно весь мир увидеть как на ладони. Рыбаков, тех, кто посмелее, тревожило, почему за последние два десятка лет цены все растут, а расценки на рыбу не повышаются? И никто здесь, если не считать Виктора Мосса, не будоражил умы далекими от них проблемами, например: станет или не станет Канада выполнять обязательства, связанные с ее вступлением в Объединенную систему противовоздушной обороны североамериканского континента?

Управляющего рыбозаводом Виктора Мосса, человека лет пятидесяти, спокойного, невысокого, грузноватого, с седыми, редеющими волосами, здесь уважали все. Он любил книги, не прочь был на досуге обсудить прочитанное, поделиться впечатлениями. Мы наверняка сошлись бы с ним теснее, если б не его жена, Глиннис, на которой он женился еще в Англии, когда служил в авиации, — она нигде не показывалась и никого у себя не принимала. Возможно, просто по натуре была замкнутой, а может, так и не смогла приспособиться к жизни маленького ньюфаундлендского поселка, совершенно непохожей на жизнь ее родного городка в Уэльсе. Как бы там ни было, Глиннис была целиком поглощена разведением дома экзотических растений и вывязыванием кружев. Если Виктор и появлялся у кого-нибудь, то неизменно один. Впрочем, кроме редких визитов к Дрейкам, он почти нигде не бывал.

Нас пригласили к столу. Разом прекратив неугодные хозяевам дебаты, мы направились в элегантную гостиную. Посреди стоял стол красного дерева, за которым без труда могло бы разместиться человек шестнадцать. Окна были зашторены, и комната освещалась мерцающим светом девяти высоких свечей в серебряном подсвечнике. Китайский фарфор, серебряные приборы. В этом доме мне довелось отведать блюда, каких я в жизни не едала. Друзья на континенте, вероятно, считали, что мы одичаем в этой глуши, я же только здесь и выучились искусству званых обедов. Меня просвещала Барбара Дрейк.

Здешняя пища состояла в основном либо из морских продуктов, либо из того, что росло на острове. Обычно на закуску подавалась семга — Барбара коптила ее сама, обучившись этому искусству у Ноя Джозефа. Всего каких-нибудь лет тридцать назад многие здесь заготавливали на зиму, в этих краях очень суровую и длинную, копченую семгу и селедку. Но с введением на острове денежного обмена, когда стало проще пользоваться магазином, почти все забросили копчение рыбы, потому что занятие это долгое и кропотливое. И вот прежняя пища бедняков сделалась деликатесом, который не всякий сейчас мог себе позволить. У Ноя в семье рыбу не коптили, копченая рыба уже надоела. Приелась за многие годы. Такое даже невозможно себе представить. Я, например, могла бы есть ее каждый день.

Барбара позвонила в маленький серебряный колокольчик, лежавший рядом с ее тарелкой; появились служанки, Эдна и Руби, и, стараясь не побеспокоить гостей, убрали грязную посуду. Обе в черных платьях, в белых передничках и наколках. Барбара самолично обучала их прислуживать; но ей приходилось частенько повторять курс обучения — как правило, девушки, служащие в таком высокопоставленном месте, в доме не задерживались. Их быстро разбирали женихи. Нередко в кухне торчал какой-нибудь парень, терпеливо дожидавшийся на стуле окончания бесконечного званого ужина, чтобы поскорее увести свою подружку в кино, в бывшую ложу оранжистов.

Исключение составляла Эдна, застенчивая крупноносая девушка с вытянутым лицом и маленькими глазками. На нее ни один парень не польстился, и в свои двадцать пять лет она уже считалась перестарком. Шесть лет Эдна подавала к столу серебряные блюда, разливала напитки, убирала со стола, ухаживала за подрастающим поколением Дрейков. Эту скромную тихоню Барбара аттестовала не иначе, как «незаменимая», «преданная». Руби таких отзывов не удостаивалась. Не прошло и года, как эта хорошенькая, живая и смешливая девчонка выскочила замуж.

Служанки разносили овощной гарнир, а Фримэн тем временем нарезал жареную оленину — свое любимое жаркое. К оленине подавался овощной салат — большая редкость в Балине даже летом. Салат, шпинат, редиска и огурцы изредка доставлялись сюда из Калифорнии; за время долгой, да еще осложнявшейся из-за непогоды перевозки овощи успевали испортиться. Отведав на десерт великолепного ромового бисквита, мы снова вернулись в гостиную, где нам подали кофе с ликером.

Барбара рассказывала, что в доме ее родителей гости после ужина разделялись на две компании, мужскую и женскую; мужчины курили, пили портвейн и вели разговоры, не принятые в женском обществе. Я недоумевала: что ж это за разговоры такие? Мне случалось, правда, слышать про подобное разделение гостей, только у нас в Канаде такое случалось очень давно, во времена прадедушек и прабабушек.

Вошла Эдна и, робея перед доктором Биллингсом, не поднимая глаз, вручила ему какую-то записку. Тот развернул, пробежал глазами, потер подбородок. Протянул записку Фримэну. Оказалось, один из матросов с траулера, только что причалившего после недельного плавания, повредил колено, поскользнувшись на обледенелой палубе. Капитан просил доктора осмотреть пострадавшего, бедняга с трудом мог передвигаться.

— Неужто некому его на грузовике к дому подбросить? — возмутился Роджер.

Фримэн велел Эдне позвать человека, принесшего записку. Им оказался Гэс Барнс, ночной сторож. Он объяснил, что пострадавший матрос живет на самом краю Хэнн-острова, куда можно добраться только на лодке. Если б даже грузовиком его подбросили к пристани, все равно ему по мосткам не спуститься и, уж конечно, ни за что не подняться потом с берега в гору.

— Пойду-ка я осмотрю этого малого, — вызвалась Айрис. — В заводской конторе есть аптечка. Если потребуется, наложу ему до завтра повязку, ему ведь наверняка домой не терпится!

— Вот умница! — обрадовался Биллингс.

— Контора сейчас закрыта, Айрис, — сказал Виктор. — Ключ при мне. Я, пожалуй, тоже пойду с вами, посмотрю, что там стряслось. И к тому же сейчас скользко. Не хватало, чтоб еще и вы упали.