Изменить стиль страницы

А пока на полигоне сосредоточилось несколько сот военнослужащих, прежде всего тех, кто на учениях будет действовать за «противника», а также группа медиков. Кроме того, здесь находился взвод саперов, получивший приказ с завтрашнего дня минировать район обороны войск.

Командир саперного взвода поручик Рихтермоц сидел со своими солдатами у костра и слушал, как один из его подчиненных Котрба наигрывал на губной гармошке известные мелодии песен Карела Готта и Вальдемара Матушки. В мыслях же командир взвода был далеко от Доброводице — в Южной Словакии. Он вспоминал о тех местах, вглядываясь в лица своих солдат сквозь трепещущие языки пламени, и вдруг понял, что в сущности он такой же, как эти ребята. «Я командую ими, воспитываю их, поощряю или наказываю, несу за них ответственность, а ведь они не намного моложе меня», — думал поручик.

Еще два года назад он имел звание десатника, как и Хорват. Прослужив год действительной службы и отучившись год в военно-инженерном училище, Рихтермоц по возвращении из Южной Словакии получил звание четаржа. Тогда, под Комарно, ему и его товарищам в течение нескольких недель пришлось многое пережить. Положение, сложившееся в этом районе в середине июня 1965 года, было очень тяжелым, прежде всего для местного населения.

Поручик Рихтермоц незаметно погрузился в воспоминания…

* * *

Для личного состава военно-инженерного училища все началось с ночной тревоги. Когда курсанты построились, им объявили, что они направляются на помощь населению пострадавших от наводнения районов Южной Словакии. Точное время возвращения неизвестно. Многие даже обрадовались, что их отрывают от порядком надоевших занятий.

В то время еще никто не знал, что же конкретно произошло там, где протекают Дунай и Ваг, Нитра и Житава. Однако все обратили внимание на то, что их эшелон пропускают вне очереди. Высадили их где-то в районе Чалово и сразу бросили на спасательные работы. Только там стало ясно, почему их так торопили: перед ними лежали сплошь залитые водой поля пшеницы, кукурузы, огромные сады и виноградники. Но самое страшное заключалось в том, что затопленными оказались населенные пункты и дороги. Местные жители, которых не успели эвакуировать, забрались на крыши домов и на вершины холмов и в ужасе смотрели на потоки воды, с большой скоростью проносившиеся у ног и каждую минуту грозившие поглотить их последние убежища.

Всю ночь и весь следующий день курсанты занимались спасением людей. Они работали с полной отдачей, без сна, голодные, но никто не ругал тыловиков за то, что те не смогли вовремя подвезти горячую пищу. Все понимали: речь идет о спасении человеческих жизней.

Потом занялись строительством и укреплением дамбы. Наполнили и перетаскали на себе десятки тысяч мешков с песком. Стояла ужасная жара, нестерпимо хотелось пить. Тот, кто сам этого не пережил, вряд ли поверит, что при наводнении люди могут так хотеть пить, так мучиться от жажды, словно они в пустыне Сахара. Появились комары. Они тучами набрасывались на курсантов, от них не было спасения. И только по счастливой случайности в районе проведения спасательных работ не вспыхнула эпидемия.

В таких условиях курсанты боролись со стихией целых три недели. «Они сумели покорить разбушевавшуюся стихию и преодолеть самих себя» — так писал о них журнал «АБЦ вояка».

Поручик Рихтермоц обратил внимание, что Котрба перестал наигрывать мелодии и солдаты неторопливо беседуют между собой, но никак не мог освободиться от воспоминаний. Главное, что понял тогда поручик, — человек, если надо, может совершить многое. Его удивило лишь то, что солдаты, слушая рассказы о работе в Южной Словакии, относились к ним с каким-то недоверием: ведь им не приходилось еще вступать в единоборство со стихией. Хотя, если разобраться, нынешним саперам тоже порядком достается.

Поручик Рихтермоц обвел взглядом своих солдат. Бачик — работяга и щеголь, Немет — добряк и лентяй, Дворжак — трудяга и говорун, Захарда — честный, иногда резкий, Ковач — нелюдим и ворчун, Юнек — сноровистый, мастер на все руки, Котрба — поэт и эгоист, Валента — мягкий и какой-то несчастный. Валента… Взгляд поручика задержался на нем. «Наверняка жалуется Бергеру на свою жену, — подумал Рихтермоц, — рассказывает, какой он был примерный семьянин и как после его призыва в армию жена ему отплатила: нашла себе другого».

Может, и впрямь нашла другого, а может, это вымысел того мерзавца, который присылает Валенте анонимные письма вот уже второй месяц. Этого анонимщика и человеком назвать трудно, ведь он, как змея, пытается напасть и ужалить сзади.

Когда Валента получил первое письмо, поручик ходатайствовал перед командиром батальона о предоставлении ему отпуска на двое суток по семейным обстоятельствам. Солдат вернулся в часть довольный и счастливый. Командиру он рассказал, что все написанное о его жене — гнусная клевета.

Но через две недели пришло новое письмо. Солдат снова ходил с убитым видом. Тогда Рихтермоц подумал: уж не разыгрывает ли его Валента, чтобы таким способом побывать дома? Командир взвода решил сам написать жене Валенты. Та ответила ему и мужу: мол, все, о чем пишет анонимщик, сплошная ложь.

Наверное, это действительно так, но анонимные письма выводят Валенту из равновесия. Вчера, непосредственно перед выездом на учения, он опять получил подобное послание. Надо будет по возвращении с полигона обратиться к криминалистам, чтобы помогли разыскать этого мерзавца.

Поручик машинально поправил фуражку. «Да, командир, — с усмешкой подумал он, — пытаешься помочь подчиненному решить семейные проблемы, а у самого на этом фронте дела не лучше…»

Полгода назад Милан Рихтермоц познакомился на танцах с Яной Шебковой. Они понравились друг другу, стали встречаться. Все было прекрасно до прошлого воскресенья, когда Яна пришла на свидание с красными от слез глазами и сказала, что поссорилась с отцом.

— А в чем дело?

— Отец запретил мне встречаться с тобой, — выдавила Яна.

— Почему?

Она немного поколебалась, не решаясь повторить слова отца:

— Он кричал, что не потерпит, чтобы его дочь встречалась с офицером, который шатается по ресторанам…

— Откуда он это взял?

— Я тоже его спросила. Он ответил, что, как ни придет в «Черную розу», обязательно тебя там встретит.

— Действительно, мы встречались с ним в этом ресторане несколько раз в субботу или в воскресенье, когда я ходил туда ужинать. Раз я был там на дне рождения Виктора, ты же знаешь об этом. Просто так, от нечего делать я в ресторан не хожу, у меня для этого нет времени.

— Я ему говорила то же самое, но при этом ляпнула глупость и только подлила масла в огонь…

— Что же ты ему сказала?

— Как он может знать, что ты постоянно сидишь в ресторане? Наверное, сам там просиживает с утра до вечера.

— Да, говорить такие слова, по меньшей мере, бестактно, ведь это твой отец.

— Я была так взволнована, что не владела собой.

— Как же он отреагировал?

— По поводу того, что ходит в ресторан каждый день, он ничего не сказал, но тут же запретил мне встречаться с тобой. В противном случае пригрозил выгнать из дому.

— И что ты ему ответила?

— Что я могла ответить? Пришлось промолчать. Я думаю, что, пока не получу аттестат зрелости, мы не должны встречаться. Ну а потом устроим нашу жизнь так, как сами захотим.

— Я все-таки, Яна, встречусь с твоим отцом и объясню ему, почему он меня видел в ресторане. Расскажу о наших взаимоотношениях. Ты знаешь, что моя работа требует полной отдачи душевных и физических сил. Мне иногда кажется, что это намного тяжелее, чем работа на лесозаготовках. Ведь мне поручены люди, а не кубометры древесины…

— Мне, Милан, можешь не говорить об этом. Это отцу что-то взбрело в голову. И ходить к нему незачем. Пройдет время, и он успокоится. Можешь мне поверить, уж я-то его знаю.

— Нет, я все-таки схожу к нему…

«Я все-таки схожу к нему», — повторил про себя Милан Рихтермоц и еще раз оглядел своих солдат. Взгляд его остановился на смеющемся Чалоуне, который что-то рассказывал Барту.