— Его даже шпионы не боятся, не то что я, — засмеялся Майер, притянул Лолу к себе и поцеловал.

Выскользнув из его объятий, она спросила:

— А ты не будешь меня стыдиться? На колоннаде сегодня будет весь цвет Вены, и их, конечно, возмутит то обстоятельство, что известный венский репортер, появившись в таком месте, компрометирует себя с официанткой из Ахау. Нужно быть осторожным, не надо, чтобы о тебе сплетничали.

— В Бадене меня никто не знает, — беззаботно ответил Майер.

— Но сегодня открывается курортный сезон, там будет половина Вены, — снова подчеркнула Лола и заметила, что он нахмурил брови.

Он машинально делал так всегда, когда ему в голову приходила какая-то мысль. Как раз теперь, когда Лола предложила прогулку в Баден, Майер вспомнил, что в этом курортном городке находится конспиративная вилла австрийской контрразведки. Как ему рассказывал один подвыпивший полицейский, она расположена рядом о гостиницей «Панорама». Он вдруг подумал: что, если именно там спрятан доктор. Калах, иначе что же делать в Бадене Фишеру? Его-то открытие сезона определенно не волнует.

Лола знала Майера не первый день и быстро припомнила все случаи, когда он так хмурился.

— Ага, задумался, — сказала она с легкой иронией в голосе. — Опасаешься уже не господина советника, а встречи с какой-нибудь прежней пассией? Дамы из оперетты наверняка будут в Бадене, а может, появятся и субретки из венской оперы.

— Если ты имеешь в виду Холитцер, то я тебе не раз объяснял… — начал он с обидой.

— Верно, — кивнула она, не дав ему договорить. — Поедем лучше в Мёдлинг. Мы давно не пили вместе вина, к тому же там вокруг леса и в это время наверняка никого нет.

— Поехали в Баден… — сказал Майер и хотел еще что-то добавить, но Лола неожиданно вскрикнула:

— Наша яичница! — и опрометью бросилась на кухню.

К завтраку Майер вышел в отлично сидевшем на нем костюме. У него было хорошее настроение, потому что он окончательно решил опубликовать информацию, полученную от почтмейстера Юдекса и жандармского стражмистра. А если к этому добавить высказывания бургомистра насчёт демократии в Австрии, подкрепленные собственными наблюдениями о Бадене, то получится отличный репортаж о силе и бессилии австрийской контрразведки. Во вторник он дополнит его материалами опроса о «бесчинствах красных агентов», и тогда главный советник Фишер и само руководство министерства внутренних дел могут давать опровержения сколько им будет угодно. Однажды написанное стереть нельзя.

— Если хочешь, я попытаюсь найти в «Панораме» Магду, — сказала вдруг Лола. Заметив на его лице сомнение, она поспешила спросить: — А зачем бы ей говорить мне, что она там будет? От меня ей нечего таиться.

— Если бы Магда была в «Панораме», я бы наверняка ее там увидел, — слабо возразил он, потому что уже не был в этом уверен на сто процентов.

— Возможно, этот английский пижон заказал шампанское прямо в постель, — засмеялась Лола. — Туда ты не заглядывал, поскольку в это время вел приятную беседу с советником Фишером.

Майер внимательно посмотрел на девушку, испытывая легкое смущение. Ему и в голову не приходило, что у простой официантки из деревенского кабачка столько фантазии и такие комбинационные способности.

— Ты права, — кивнул он. — Поехали?

В Бадене Майер остановился на площадке у колоннады. Когда они вышли из машины, музыканты как раз заиграли первые такты вальса Штрауса. Начинался концерт на открытом воздухе для гуляющих, открывавший курортный сезон.

Когда Майер с Лолой протиснулись к оркестровому павильону, репортер заметил важно прогуливавшегося советника Фишера в сопровождении молодого человека в полосатом пиджаке и светлых брюках. Глаза его закрывали темные очки, хотя в конце апреля солнечных лучей еще маловато.

— Это он, — прошептала Лола.

— Кто?

— Ну, тот англичанин, что был с Магдой.

7

Доктор Калах вертел в руках стеклянный тюбик с маленькими шариками.

— Копалин? — бормотал он удивленно, не в состоянии вспомнить, слышал ли когда-либо раньше об этом лекарстве. На упаковке вопреки обыкновению не был указан ни состав препарата, ни его назначение. Только семь больших черных букв на желтом фоне, а на крышке — адрес изготовителя.

Калах вытряхнул на ладонь желтое драже и бросил в рот. У лекарства был сладковатый апельсиновый вкус. Даже запивать не требовалось — так хорошо оно глоталось.

Препарат достал Ник Беер, который похвастался, что тоже его принимает как успокаивающее и средство для поддержания тонуса.

Михал Калах остался доволен действием лекарства. Кажется, это был самый лучший препарат из всех, какие он пил когда-либо для преодоления стрессовых состояний.

Он встал с кресла, прошел по мягкому ковру, поглощавшему звук шагов, к застекленному эркеру, приоткрыл окно, и в комнату ворвался свежий ветерок воскресного апрельского дня. Сквозь кроны деревьев, скрывавших виллу «Сюзанна», от недалекой колоннады доносились звуки вальса.

Калах высунулся из окна, любуясь живописным курортным городком, утопающим в зелени. «Какие мы, люди, все-таки странные существа», — подумал он, размышляя о своей судьбе. Еще два дня назад он был в полном отчаянии, оказавшись в руках наемных похитителей, связавших его и засунувших ему в рот кляп. Всего два дня назад он прощался со свободой и рисовал в воображении зарешеченную унылую камеру. Он дрожал при мысли о предстоящих суровых допросах, о которых беспрестанно говорили те двое.

Калах понимал, что за этим скрывается: одна из научно-исследовательских программ, в которой он принимал участие, была секретной. А этого достаточно, чтобы обвинить его в нарушении государственной тайны.

Лежа на заднем сиденье «шкоды», он прощался со своими иллюзиями, надеждами и амбициями. Прошлое было погребено, а на будущее не приходилось особенно надеяться, потому что его ждали годы работы без друзей, без Мирки.

И вдруг произошло чудо. Он не в Чехословакии и не за решеткой. Из окна просторной виллы открывается вид на живописный городок, Мирка в соседней комнате красит ногти, а завтра или в крайнем случае послезавтра они уже будут в Лондоне.

В памяти невольно всплыл аргумент, который неделю назад приводил Ник Беер, объясняя невозможность его зачисления в Королевский медицинский институт. В его просьбе, мол, было отказано на основании результатов графологической экспертизы, которая охарактеризовала обладателя представленного почерка как человека неуравновешенного, не обладающего внутренней гармонией, склонного принимать ошибочные решения и делать поспешные выводы о своих сотрудниках, упорно стремящегося отстаивать только свои взгляды и способного выносить очень небольшие нагрузки.

Вспомнив, как покрасневший Беер, запинаясь, читал выводы экспертизы и охватившую его ярость, Калах засмеялся. Потому что, как потом выяснилось, все это оказалось чистым недоразумением.

Калах понимал, что такие вещи случаются, что и сам никогда не взял бы на работу человека с такой характеристикой, поэтому не мог согласиться с женой. А Мирка без конца задавала два мучивших ее вопроса: почему Ник не встречал их в Вене и почему так легко прошла ошибка с графологической экспертизой?

«Да, руководству Королевского медицинского института не мешало бы извиниться», — подумал Калах, но… главное, что место в Лондоне все-таки нашлось.

Он отвернулся от окна и, тщательно прикрыв его, направился к старинному письменному столу. Калах всегда мечтал иметь такой же и подумал теперь, что в одной из восьми комлат, которые ждут его в Лондоне, оборудует свой кабинет. И тогда вновь взойдет звезда «многообещающего таланта», как окрестила его критика после выхода книги «Коробка времени». Этот утопический роман в свое время быстро разошелся, был даже переиздан.

Доктор машинально сел за стол, погладил поверхность из настоящей кожи, открыл один из ящиков, нашел в нем стопку бумаги и вытащил несколько листов. Ему вдруг страстно захотелось начать писать прямо сейчас. Он давно вынашивал идею нового романа «Восстание землян».