Все жители города уважали его за любовь к родному краю, но прежде всего за открытый и честный характер. Одним из его искренних почитателей был Ёжка Ахимовский. Это произошло, вероятно, потому, что Пешл относился к числу тех жителей, кто помнил Ахимовского, когда он еще неуклюжим парнем приехал на Шумаву из Словакии с группой своих земляков, решивших заработать денег на строительство дома. Накопив необходимую сумму, сезонники уехали. Шумавским лесникам и лесорубам это не особенно нравилось, но они все равно были рады, что хотя бы на несколько месяцев у них появились помощники.

Ахимовский приехал на Шумаву с такой же целью, но потом какой-то сдвиг произошел в его доброй душе и он решил здесь остаться. Съездил в Словакию за своей невестой, и молодая семья поселилась в Карловице.

Теперь Ёжка Ахимовский считался чуть ли не уроженцем этих мест. Только иногда, когда он рассказывал про свою партизанскую молодость, которую провел вместе с братом в горах Словакии, люди вспоминали, что он не местный.

Возможно, и на этот раз Ёжка рассказал бы несколько боевых эпизодов из истории Словацкого национального восстания, но этому не суждено было случиться.

Приближалось время обеда. Лесорубы достали из сумок провизию и готовились приступить к еде, когда их внимание привлек шум вертолета.

— Смотрите, друзья, опять он тут как тут, — сказал Вондржих, указывая на военный вертолет.

— Каждый раз, когда на полигоне что-нибудь происходит, наши соседи сразу поднимают вертолеты.

— Они поднимают их и тогда, когда тут совсем тихо, — вступил в беседу Рудольф Кобес.

— Спорю на ящик пльзенского пива, что в эту минуту на борту вертолета работает не менее трех киносъемочных аппаратов.

— Ну, конечно, и один из них сейчас запечатлеет, как ты жуешь сало, запивая его страконицким пивом.

— Все может быть.

— Не может быть, а точно. Тебе, Арношт, надо пошире улыбаться, чтобы лучше был виден твой металлический зуб. Возможно, он им так понравится, что тебя, как кинозвезду, будут показывать по западногерманскому телевидению.

Вондржих решил не обращать внимания на шутки старого Кобеса и повернулся к Пешлу:

— Кстати, бригадир, завтра тут начнутся учения. Может, нам на это время прекратить работу?

— А что, пусть нам лесник даст работу в другом месте, на равнине: ведь тут будут проходить боевые стрельбы.

— В конце концов, с этими учениями могли бы недельку подождать. За это время мы бы тут все сделали и распрощались с этой проклятой Барсучьей норой.

— Сколько времени они продлятся?

— Кажется, до пятницы. Так что в понедельник продолжим работу в нормальной обстановке.

— Если я правильно понял, стрельбы будут проходить только завтра и в пятницу?

— Точно.

— Так, может, в эти дни нам подъезжать сюда с другой стороны? — внес предложение Рудольф Кобес.

— Это как же — со стороны пограничной зоны?

— Именно оттуда…

— Не говори глупости! Представляю себе рабочую обстановку, когда после каждого выстрела надо прятаться за деревья. Ведь нет никакой гарантии, что сюда не залетит какой-нибудь шальной снаряд!

— А почему он, собственно, должен сюда залететь? Сколько лет существует полигон, ни разу сюда не упал ни один снаряд.

— Ты ведь знаешь, что пуля — дура, да и снаряд тоже.

— Снаряд — может быть, но этого нельзя сказать об артиллеристах.

Пока Вондрачек и Рудольф Кобес продолжали словесную перепалку, Еник поднялся со своего места и молча направился к ближайшей скале. Никто не обратил на него внимания. Все были заняты обедом и разговорами. И именно в тот момент, когда Ёжка Ахимовский открыл рот, чтобы призвать обоих друзей прекратить спор, со стороны скалы раздался мощный взрыв, второй и третий…

Лесорубы в испуге переглянулись.

— Черт возьми, кто это так глупо шутит? — первым подал голос Вондржих.

— Еник! В ту сторону пошел Еник! — закричал Ахимовский, и все побежали к скале.

Рядом со скалой на траве, под кустом можжевельника, они увидели младшего Кобеса — он лежал, неестественно раскинув руки и ноги.

— Мины! По всей видимости, он попал на мины! Будьте внимательны, тут может оказаться целое минное поле! — приглушенным от волнения голосом скомандовал Ахимовский.

Герберт Пешл уже склонился над Еником:

— Арношт, быстро беги к солдатам: надо подогнать сюда газик и отправить парня в больницу, и чем скорее, тем лучше! А мы пока вынесем его к дороге. Черт возьми! Что же вы все стоите как вкопанные? Живо рубите ветки для носилок! К тебе, Арношт, это не относится, ведь я тебе сказал: беги к солдатам!

Всем хотелось как можно быстрее выполнить приказ бригадира, но ноги стали как ватные. Может, на лесорубов так подействовало предупреждение Ахимовского о том, что тут могут быть и другие мины? Кто знает, только после повторного окрика Пешла они как будто пришли в себя. От скалы возвращались к лагерю по той же тропинке, по какой бежали сюда: она казалась самой безопасной.

Рудольф Кобес вместе с Ахимовским начали сноровисто рубить ветки для носилок, Вондржих помчался вниз по дороге, а бригадир попытался перевязать раненого.

7

Одноэтажные домики на опушке леса, где с давних пор с весны до осени размещался штаб дивизии, сейчас выглядели осиротевшими. Только у крайнего здания стоял с трубкой в руках седовласый ротмистр, внимательно наблюдавший за тем, что делалось на удалении примерно трехсот метров от него. Там, где когда-то был автопарк, группа людей сгрудилась вокруг вертолета, в который грузили полевые носилки. На них лежал человек.

Власта Бржезина остановил редакционный автомобиль недалеко от ротмистра в тот момент, когда вертолет оторвался от земли и начал набирать высоту.

— Что, генералитет улетел? — с улыбкой спросил Петр Черник, выходя из машины.

— Кого вы, собственно, ищете? — поинтересовался бдительный служака.

— Да кого-нибудь из командования, можно маршала, а если его тут нет, то хотя бы генерала. Но сначала здравствуйте, моя фамилия — Черник. Мы представляем редакцию журнала «АБЦ вояка».

— Так вы журналисты? В таком случае я должен сообщить, что с генералом вы сможете встретиться только завтра утром. А сегодня здесь самый старший майор Ворличек, но сомневаюсь, что у него найдется время для беседы с журналистами. Сейчас у него и без вас забот по горло.

— А что случилось?

— Сами увидите. Ну вот, уже идут сюда. — Ротмистр быстро спрятал потухшую трубку в карман.

— Кто это прилетел, какая-нибудь инспекция?

— Какая там инспекция! Просто вывозят на вертолете в госпиталь какого-то лесоруба, но вряд ли довезут: на нем живого места нет.

— Что же с ним случилось?

— Кто его знает! Лесорубы работали вон на той горе, и вдруг что-то там взорвалось, а этот парень болтался поблизости. Когда его привезли сюда, он уже еле дышал.

— Может, разорвался какой-нибудь снаряд?

— Я же вам сказал: не знаю. Лесорубы в один голос утверждают, что там взорвались мины. Но я считаю, что это чушь. Откуда там взяться минам? В том районе сроду никто не проводил ни занятий, ни учений. Уж я-то это отлично знаю: служу тут с первых дней создания полигона.

— Но это может быть какой-нибудь неразорвавшийся снаряд.

— Это возможный вариант. Майор Ворличек и должен будет сейчас в этом разобраться. Вот почему я сказал, что у него вряд ли для вас найдется время.

Небольшая группа направилась к ним, и ротмистр замолчал. Петр Черник внимательно вглядывался в приближавшихся и вдруг узнал капитана Вавру из отдела контрразведки дивизии: с ним он познакомился в одной из прежних своих поездок на Шумаву. Он направился было к капитану, но его остановил майор Ворличек:

— Кто вы такие и что тут делаете?

— Мы из армейского журнала «АБЦ вояка».

— Ах, журналисты! Что вас интересует?

— Конкретно — ничего. Мы просто приехали, чтобы представиться и выяснить обстановку, так как завтра нам надо начинать работу над репортажем с учений.