Штурм ждал до конца апреля 1945 года, когда ценности уже не могли быть вывезены в «Альпийскую крепость» или в укрытия в Баварии. В результате этого фашисты перевезли золотой запас банка в какие-то укрытия, построенные по приказу Франка на юго-западе Чехии. Надо полагать, в данном случае Франк прежде всего думал о своем личном благополучии. Где конкретно были спрятаны 1005 килограммов золота, бывший рейхсминистр Чехии и Моравии не сказал даже тогда, когда вынужден был предстать перед чехословацким судом в Праге. Интересно, он не мог или не хотел об этом говорить?
В связи с так называемой «штеховицкой аферой» высказывались различные предположения. Согласно одной из версий секретный вклад у Штеховице содержал совсем не те материалы, которые впоследствии, после многократных протестов чехословацкого правительства, нам возвратили американцы. Об этом еще в марте 1946 года в Национальном собрании говорил депутат Йозеф Давид: «Что касается содержания ящиков, которые верховное командование американской армии 2 марта вернуло в Прагу, то необходимо подчеркнуть, что, хотя там имеются ценные материалы, есть серьезные основания предполагать, что нам вернули совсем не то что вывезли из Штеховице. Были возвращены архив министерства Франка, службы безопасности и часть личного архива президента республики. Но совершенно точно установлено, что эти материалы во время Пражского восстания были увезены немцами в западном направлении через Рокицани, Пльзень, Клатови и переданы американским войскам. Укрытие же у Штеховице было заминировано многими тоннами взрывчатки, и вряд ли это было сделано для того, чтобы скрыть часть личного архива президента и архив министерства Франка…»
Это подтверждается и показаниями самого Франка, который заявил, что его архив находился в Пражском Граде до начала Пражского восстания, поэтому не мог быть 20 апреля закопан у Штеховице. Дальнейшее расследование показало, что ящики, запрятанные под Штеховице, по весу оказались значительно тяжелее папок с архивными материалами. Есть предположение, что там находилась часть клада Эйхмана, включавшего в себя золото и драгоценности, отобранные у заключенных фашистских концлагерей. Существовала версия, что у Штеховице было спрятано и золото из национального банка. Но, учитывая то обстоятельство, что американцы вывезли оттуда всего 32 ящика, можно сделать вывод о несостоятельности этой гипотезы. То есть золото из национального банка наверняка было вывезено и спрятано на Шумаве. Согласно еще одной версии там находились материалы научного центра, в котором нацисты разрабатывали новое оружие.
До сих пор неизвестна судьба регалий и ценных документов Карлова университета в Праге. Выполняя директивы Франка, фашисты уже в марте 1945 года готовили их к эвакуации. В подвале философского факультета в тридцать один ящик поместили королевские и университетские уставы 1392–1739 годов, книги записей актов гражданского состояния XVII–XIX веков, личные дела известных университетских профессоров, работавших в Праге, различные научные труды.
Двадцать шесть ящиков из этого числа были перевезены поездом в середине апреля 1945 года из Праги, по всей вероятности, в Инсбрук. Однако туда этот эшелон не прибыл. Можно предположить, что где-нибудь у Паосау его разгрузили и на машинах перевезли ящики в подготовленные укрытия. По другим данным, этот эшелон подвергся бомбовому удару американской дальней авиации и был уничтожен в районе Рокицани. Известно, что в подвале философского факультета в Праге оставалось пять ящиков с самыми ценными историческими материалами. Сохранилась копия описи содержимого этих ящиков. Так, в ящике, который был помечен как «КУ-1», были сложены пять подлинных университетских жезлов, шесть новых регалий, золотая ректорская цепь, восемь печатей, семь настольных медалей, несколько миниатюр, рукописи 1784 и 1825 годов. В ящик «КУ-2» фашисты поместили буллу папы римского и золотую буллу Карла IV.
Все пять ящиков до 3 мая 1945 года оставались в склепе философского факультета. В результате расследования, проведенного после войны, было установлено, что рано утром 4 мая все эти ящики были погружены на автомобиль и вывезены фашистами из Праги. До сегодняшнего дня, однако, никто не знает, где они спрятаны.
Где-то в подземельях Шумавы до сих пор лежат также архивы отделов гестапо, часть архива войск СС, который нацисты вывезли в конце марта 1945-го. А может, все эти документы спрятаны в районе Новоградских гор, где в последние месяцы войны фашисты тоже строили тайники?
Сотрудники чехословацкой службы безопасности узнали о самом большом укрытии в том районе от женщины, бывшей любовницы эсэсовца, принимавшего участие в его строительстве. Им стало известно, что кроме документов там складировали вооружение для целой дивизии и различные архивные документы. По окончании работ входы и прилегающую местность обсадили деревьями. Несмотря на все усилия, этот подземный склад до сих пор также не обнаружен…
Я сижу на косогоре недалеко от селения Срни. Где-то внизу бежит Видра. Я любуюсь этим красивейшим уголком и не перестаю думать о неразгаданных тайнах второй мировой войны, скрытых в недрах Шумавы. Будут ли они когда-нибудь раскрыты? Задаю себе этот вопрос, но ответа на него нет. Одно я знаю точно: раскрытие этих тайн было бы полезным и важным делом.
Шумава, сентябрь 1966 года. Петр Черник.
Редакционная машина к этому времени достигла шумавских предгорий. Петр Черник все еще перебирал в памяти свой материал о Шумаве. А Антонин Вондрачек излагал свои бесконечные истории, не замечая, что его давно никто не слушает.
Воспользовавшись паузой, Власта Бржезина обратился к Чернику:
— Какая у нас, собственно, на сегодня программа?
Вопрос заставил журналиста отвлечься от своих мыслей.
— Да-да, программа… В первую очередь заедем в штаб дивизии. Надо уточнить, как будут проходить учения, кто в них примет участие. Ну а дальше, как говорится, будем действовать по обстановке.
— Надеюсь, хоть сегодняшнюю ночь мы проведем в какой-нибудь более или менее комфортабельной гостинице, — подал голос с заднего сиденья фоторепортер.
— Это можно, но тогда нам придется очень рано встать, — ответил Черник.
— Вовсе нет. Пока воинские части будут совершать марш в район учений, мы сможем отлично выспаться, — не сдавался Вондрачек.
— На этот раз я хотел бы сделать репортаж с самого начала, с той минуты, когда части будут подняты по тревоге, начнут марш, выйдут в район сосредоточения, займут исходные позиции и развернут боевые действия со стрельбой.
— Ты что, намерен написать роман? Насколько мне известно, для репортажа в журнале отведено три страницы, а учитывая, что я сделаю еще пять-шесть отличных снимков, тебе останется для текста не так уж много места.
— Ах, Тоничек, я и представляю себе нашу работу как фоторепортаж! Уже давно у нас с учений ничего подобного не было. Основную нагрузку будут нести твои фотографии, а я к ним напишу небольшие текстовки. Вот и все…
— Если я тебя правильно понял, первую скрипку будет играть Антонин Вондрачек?
— Конечно, если ты ничего не имеешь против.
— Я — за. Обещаю тебе первоклассные снимки.
— Ну а где мы все же будем спать — в гостинице или в казарме? — поинтересовался водитель.
— Посмотрим. Я же сказал: будем действовать по обстановке. Если нам скажут, что учения начнутся после восхода солнца — едем в гостиницу, если до восхода — ночуем в казарме.
— Я могу вам точно сказать, что думает о нас заведующий гостиницей «Пограничник», — рассмеялся фоторепортер. — Что мы все пали на поле брани, сражаясь с бюрократией. Помните, он нас всегда встречал этими словами, если мы долго не появлялись в его гостинице?
— Постараемся сегодня вечером бросить якорь в «Пограничнике». Само собой, если там будут свободные номера.
— Ну, Петр, будто ты не знаешь Ярду Выглидала: он нас разместит в любом случае, даже если для этого ему придется освободить собственную кровать.