— Пойдемте вон в ту затемненную кабину. Я вам покажу, как воздушная обстановка просматривается на экране индикаторов радарной станции.

— Здорово! — сказал Карл Эрвину, взглянув на светящийся экран, по которому едва заметно перемещались светлые пятнышки отметок от самолетов и, как звездные туманности, светились пятна засветок от сброшенной фольги.

Сопровождающий в доступной форме, не забираясь в инженерные дебри, рассказал о работе радиолокаторов.

— У англичан они были уже летом сорокового, когда мы летали на Англию, — сказал Эрвин.

— Я сам бомбил такую станцию на острове Уайт, — согласился Карл. — А когда они появились у нас?

— Сравнительно недавно, — удовлетворил его любопытство майор. — В апреле сорок второго в Тунисе разбился английский самолет «хадсон» — охотник за подводными лодками. В обломках нашли детали радарной установки. А главное, в руки наших ученых попал магнетрон, до которого они не смогли сами додуматься. Через четыре месяца после этой счастливой для нас авиакатастрофы появились первые немецкие радиолокаторы.

— А на какие самолеты ставят локаторы? — поинтересовался Эрвии.

— Пока только на ночной вариант истребителя «Юнкерс-88» и Ме-110.

— Вот полетать бы с такой штучкой, — размечтался Эрвин. — С ней не только ночью, но и в облаках сбивать самолеты можно.

— Полетаем, — уверенно сказал Карл. — Гуго говорил, что полным ходом идут испытания «Мессершмитта-210», и скоро его запустят в серию.

Гренландский циклон, долго провисевший над Западной Европой, начал отступать под напором Азорского антициклона. К почи синоптики предсказывали улучшение погоды до летной. Разведчики погоды, рискнувшие забраться в тыл противника, передали, что на востоке безоблачно.

— Сегодня спать не придется, — сказал фон Риттен и поднял трубку настойчиво звеневшего телефона.

— Объявлена повышенная готовность, — сообщил он Эрвину. — Проверь готовность летчиков и скажи, пусть подготовят к вылету мою машину.

В девятнадцать часов над Балтийским морем появились засветки от самолетов.

«Идут бомбардировщики», — решил Карл и, оставив на КП начальника штаба, уехал на стоянку.

«Успел», — подумал Карл, когда, подъехав к самолету, услышал команду, поданную по трансляции:

— Первое звено — запуск! Зона барражирования — два, высота пять тысяч.

Карл шел ведущим звена. На короткое время аэродром осветился гирляндами взлетных и рулежных огней. Вырулив на полосу, Карл прижал свой самолет к левой обочине, давая место для взлета ведомого.

«Готовы?» — запросил он миганием бортовых огней. «Готов», — ответил тот, выключив рулежную фару.

«Взлет!» — вспыхнул зеленый светофор.

Первая группа уходила в воздух, не проронив по радио ни слова.

Плавно увеличив газ, Карл отпустил тормоза. Полностью залитый топливом, Ме-110 тяжело стронулся с места, а затем все быстрее помчался по полосе. В середине ее едва заметные биения колес о стыки бетонных плит прекратились, и взлетные огни поплыли вниз. Убрав шасси, Карл перевел «мессершмитт» в набор высоты, ориентируясь только по приборам. За остеклением фонаря не было видно ни зги. Только ярко светились красно-зеленые ореолы на концах плоскостей, да сбоку сзади угрожающе высвечивали ореолы на крыльях самолета напарника, подсосавшегося чуть не вплотную.

На четырех тысячах облачность начала светлеть, а еще через несколько секунд они увидели чистое небо. Туча в последний раз лизнула по фонарю кабины мокрым серым языком и отцепилась от них, выпустив самолеты из облачного плена. Тонкая ледяная корка, образовавшаяся на лобовом стекле, начала медленно растекаться каплями, которые тут же сдирал с фонаря поток набегающего воздуха.

Солнце, закатившееся за облака, высветило большую часть неба пепельно-перламутровым светом. Впереди на востоке была серая мгла, а на светлом фоне заката ярко светила одинокая Венера.

Карл убавил скорость и подождал, когда к нему пристроится вторая пара, вынырнувшая из облаков.

Лишь только они вошли в заданную зону, как небо осветилось множеством ярких вспышек. Зенитные батареи, расположенные на побережье, начали обстрел накатывающегося на них мощного вала бомбардировщиков.

Игнорируя радиомолчание, командные пункты заговорили в полный голос, поднимая все новые и новые группы истребителей.

— К бою! — подал команду Карл, перезарядив пушки.

Через несколько минут на фоне зари они должны были увидеть наплывающие на континент черные силуэты «петляковых» и «ильюшиных».

«Большая колонна, — думал Карл, глядя на непрерывно метавшиеся по небу сполохи снарядных разрывов: зенитки продолжали обстрел новых, подходящих с востока групп бомбардировщиков. — Пожалуй, не меньше двухсот…» Ну и что из того, если они перечеркнут ночь пламенем нескольких горящих советских самолетов? Остальные сотни бомбардировщиков выйдут на свои цели, засыпав их тысячами зажигательных и фугасных бомб.

Вот-вот должны были показаться головные бомбардировщики. Еще минута-две — и в воздухе скрестятся кинжальные трассы светящихся очередей. И если он вернется сегодня живым из боя, то завтра его ждет опять то же самое.

Выше четверки Карла на попутно-пересекающихся курсах промчалась, обгоняя их, группа скоростных истребителей «Хейнкель-113», более известных по кличке «кошачий глаз». КП Тройербрицен стягивал к месту боя десятки групп истребителей. От сознания этого становилось как-то веселее, хотя смотреть нужно было в оба. Воздушное пространство насыщалось до предела крылатыми машинами, а столкновение со своим истребителем было столь же нежелательно, как и с советским бомбардировщиком.

Впереди по курсу хлестнули пушечные трассы «петляковых».

— Приготовиться к развороту! — передал Карл.

Все небо, насколько хватало глаз, было усеяно темными пятнами и точками. Целей было невпроворот. Это был его трехсот пятидесятый боевой вылет, но разве можно к этому привыкнуть? Чаще забилось сердце, мысли и чувства стали обостреннее. «Го-он!»[79] — крикнул Карл по радио. Начинался первый раунд их поединка со всеми стрелками, сидящими в блистерах самолетов подходящей армады.

Глава четвертая

Британский премьер Уинстон Черчилль и германский фюрер Адольф Гитлер были совершенно разными людьми: первый — потомственный лорд из рода герцогов Мальборо, которому уже одно высокое происхождение открывало дорогу на капитанский мостик Британской империи; второй — «маляр из Браунау», еле выслуживший за войну чин ефрейтора, которого в кресло рейхсканцлера зашвырнула мутная вода национал-социализма. Столь же различны были и их политические взгляды.

Но одно чувство сближало этих людей — они люто ненавидели коммунизм. В этом вопросе позиции Гитлера и Черчилля были по одну сторону баррикады.

В начале карьеры Гитлера на посту главы третьего рейха Черчилль не скупился на комплименты. Еще бы — нацизм намертво задушил рабочее движение в Германии, покрыв страну сетью тюрем и концлагерей.

Но, будучи искушенным политиком, Черчилль раньше многих членов английского кабинета заметил угрозу Британии со стороны фашистского третьего рейха и всю свою энергию и ораторское красноречие направил против растущей германской опасности, снискав острую неприязнь Гитлера.

Ярый антикоммунист и антисоветчик Уинстон Черчилль после первой мировой войны, растеряв голоса своих избирателей, остался не у дел. Но, стоя в оппозиции к правительству, стал высказывать трезвые мысли, ратуя за привлечение Советского Союза в систему европейской безопасности. Именно Уинстон Черчилль оказался тем человеком, который смог возглавить британский кабинет министров в годы второй мировой войны.

С началом боевых действий личная неприязнь Гитлера к Черчиллю переросла в открытую ненависть. Улицы немецких городов заполнили пропагандистские плакаты с изображением Уинстона Черчилля и пояснительной надписью — «враг номер один».