Неожиданно — даже для Кейтеля — 16 июля Гитлер издал приказ по поводу операции «Морской лев», в котором говорилось:

«Несмотря на отчаянное положение, Англия демонстрирует нежелание внять разуму. Поэтому я принял решение предпринять наземную операцию против Британских островов и, если это будет необходимо, доведу ее до конца».

Гиммлер, узнав о приказе, недоверчиво улыбнулся. Он знал содержание гороскопа, который в начале тридцатых годов Гитлеру вручил прорицатель Эрик Гануссен: «Никогда фюрер не решится на высадку десанта, потому что боится воды». Шарлатан, «переселившийся» в другой мир с помощью гестапо, предсказал, что вода принесет Гитлеру несчастье. Несмотря на свое безбожие, фюрер был суеверен, верил в оккультные науки.

В конце июля в авиагруппу Келленберга прибыла инспекция из штаба 3-го Воздушного флота, возглавляемая полковником Гуго фон Эккартом. Проверив укомплектованность авиагруппы личным составом и техникой, уровень подготовки экипажей, их морально-политическое состояние, а также ряд других вопросов, фон Эккарт остался доволен и поставил высокую оценку.

Обрадованный Келленберг устроил обед в казино в честь полковника и сопровождающих его офицеров. Когда отговорили официальные тосты и обед вошел в непринужденное русло, фон Эккарт нагнулся к Келленбергу и вполголоса сказал:

— Ганс, по секрету хочу предупредить тебя, что скоро вам придется расстаться с Эрис-Диньи и подсесть поближе к морю.

— Что-нибудь предстоит?

— Да, на днях возьмемся долбить Англию по-настоящему. В случае благоприятной погоды с десятого августа начинается операция «Адлерангрифф». Ваша эскадра участвует в ней. Завтра получишь об этом документ.

— Обрадовал… Я думал, что хоть до весны передышку сделаем. — И он задумчиво повторил: — «Адлерангрифф»[45] — что-то название уж больно пышное.

Гуго засмеялся:

— Ты что, до сих пор не можешь привыкнуть к вкусам нашего рейхсмаршала? Да, Ганс, маленькая к тебе просьба: отпусти со мной до завтра фон Риттена. Я с ним поговорить даже не успел, а мы родня довольно близкая. Думаю, что через несколько дней нам всем будет не до родственного общения.

— Пожалуйста, не возражаю. — И добавил невесело: — А я только что пригласил фрау Келленберг в гости. Сейчас же дам телеграмму — пусть воздержится с выездом. Спасибо, Гуго, что предупредил.

По дороге в Париж в присутствии подчиненных офицеров Гуго шутил с Карлом, расспрашивая подробности, как его подбили над Рурмондом. Похвалился своим новым орденом — Испанским крестом с мечами, специально учрежденной наградой для добровольцев из легиона «Кондор».

Когда они остались вдвоем, Гуго заговорил серьезно:

— Послушай, Карлхен, командующие Воздушными флотами получили задачу на нанесение воздушных ударов по Англии. Скоро, мой друг, начнется новая кампания, гораздо более серьезная, чем те, в которых мы принимали участие. По агентурным данным, англичане сейчас делают все возможное для усиления своей ПВО.[46]

— Мы ее разнесем в два счета!

— Э, мальчик, не горячись. Келленберг эту новость воспринял с меньшим оптимизмом. А он командир опытный, и пороху понюхал в трех кампаниях. У англичан появилась система радарного оповещения. У них неплохие зенитные пушки, и каждый месяц с конвейеров сходит по триста «спитфайров».

— «Спитфайр» хорошая машина, но наш Ме-109 ей не уступает.

— Но ты-то летаешь на Ме-110, который против «спитфайра» выглядит коровой. Словом, вот что: даю тебе три часа на размышление. В двадцать два часа мне скажешь, согласен ли ты на штабную работу. Я для тебя держу одно местечко.

— Гуго, я летчик…

— Да, летчик, и неплохой. Ты хорошо повоевал, и наград у тебя почти столько же, сколько у меня. С такими заслугами можно идти и в штаб. Учти, мне очень не хочется извещать баронессу Магду о том, что ты не вернулся с задания… Из рейдов на Англию возвратятся не все.

— Спасибо, Гуго. Только не теперь. Это было бы очень похоже на бегство.

— У тебя есть время подумать.

— Нет, Гуго, я не изменю решения. Остаюсь в отряде.

— Смотри не пожалей! Ну, хватит об этом… Сегодня мне хотелось бы провести с тобой приятный вечер. Заглянем в одно место.

Карл плохо ориентировался в Париже, но заметил, что этот ресторан был расположен неподалеку от площади Согласия. На входе висела четкая табличка: «Только для немецких офицеров».

В вестибюле их встретил холеный метрдотель, заговоривший по-немецки:

— Герр оберст, я для вас специально оставил столик, как будто чувствовал, что вы придете. Сегодня у нас сумасшедший вечер! Такого наплыва гостей давно не было.

Видимо, Гуго здесь был частым посетителем. Метр усадил их за столик и, извинившись, исчез, обещав прислать официанта. Гуго водрузил на нос очки и стал внимательно изучать меню. Несмотря на лишний вес, шурин любил хорошо и плотно покушать. Казалось, что отросшее брюшко его не смущает.

— Не привык я тебя видеть в очках, — сказал Каря, чтобы не молчать: он понял — Гуго обидел его отказ.

— Ничего не поделаешь — зрение. Я же не летчик, а штабник.

— Ну зачем ты так, Гуго? Прости, если я тебя обидел. Ты для меня всю жизнь был самым большим авторитетом.

— Тс-с! — приложил Гуго палец к губам. — Идет официант.

Карл почувствовал, что Гуго смягчился. Официант закончил сервировку стола, но Гуго, оглянувшись, вдруг приказал ему:

— Поставьте еще прибор. — Поднявшись, приветливо помахал рукой. — Генрих, иди к нам!

— Гуго? Рад тебя видеть!

К столу подошел господин в мундире чиновника из организации Тодта.[47] Гуго сердечно обнялся с ним. Представил Карла. Оказалось, что этот инженер Генрих Штеккер когда-то учился вместе с Гуго, а затем строил аэродромы.

За соседние столы уселась веселая компания моряков и женщин. Мужчины кое-как изъяснялись по-французски, дамы болтали на ломаном немецком. Это их не смущало. С каждой новой выстреленной вверх пробкой шампанского они понимали друг друга все лучше.

— Откуда здесь моряки? — удивился Гуго. — Можно подумать, что мы не в Париже, а в Гамбурге или Киле.

Штеккер оглянулся и приветливо кивнул одному из моряков.

— Это офицеры-подводники, баловни гросс-адмирала Редера. Теперь они здесь будут частыми гостями. Мы в Бресте делаем эллинги для подводных лодок. Перекрытия невероятной толщины из железобетона. Им любые бомбы будут не опаснее плевков. Кстати, я поздоровался с Гербертом Прином, знаменитым командиром субмарины, потопившей в Скала Флоу линкор «Ройял-Оук».

— А я не узнал его, — сказал Гуго. — На фотографиях он совсем не похож. Познакомь нас с ним, Генрих.

— Охотно.

Вскоре знаменитый Герберт Прин сидел за их столом. Карл внимательно присматривался к самому отчаянному сорвиголове из кригсмарине. Бледное, волевое лицо. Легендарный капитан-лейтенант был застойно-пьян, видимо еще с прошлой недели, но держался молодцом. Ас-подводник, пивший на брудершафт с гросс-адмиралом Редером, вскоре стал на «ты» и с фон Эккартом.

— Мы, Гуго, пришли в Брест дней десять назад. Напостились в море за полтора месяца, а теперь устраняем алкогольную недостаточность. Ну и всякие другие… — Прин засмеялся над собственным остроумием. Он залпом выпил стопку коньяка и закурил сигарету. — Всего этого мы лишены в плавании. Вам, летчикам, в чем-то можно позавидовать. Вы каждый день видите солнце и, выполнив задание, возвращаетесь к людям. А вокруг меня все плавание только экипаж. Понимаете — экипаж? Я не могу позволить себе полтора месяца завязать с ним неслужебный разговор.

— В войну достается всем, — дипломатично заметил Гуго.

— Да! Это так. Посмотри на моих моряков. Им сейчас можно позавидовать. Кутежи, красивые бабы… Но они зря пытаются забыть в их объятиях, что скоро опять в автономное плавание. Да! — Он стукнул по столу ладонью. — О нем сейчас лучше не вспоминать.