Многие остались на поле брани навечно комсомольцами.

Вскоре после призыва (октябрь 1937 года) я на долгие годы связал судьбу с Красной Армией.

Еще в начале 1938 года меня, курсанта полковой школы, молодого коммуниста, назначили заместителем политрука школы, присвоив воинское звание «замполитрука» (заместители и помощники политруков подразделений, должности которых были введены в это время, назначались из числа коммунистов и комсомольцев). Летом того же года во время территориальных сборов приписного состава полка курсантов направили в подразделения на стажировку. Меня назначили политруком разведроты полка. Эта работа меня увлекла.

Однажды вызвал меня комиссар полка и предложил остаться в кадрах РККА. Я согласился.

Серьезную политическую и военную подготовку получил в Харьковском военно-политическом училище. Курсантские должности были укомплектованы за счет заместителей политруков подразделений и частей Харьковского военного округа. Вскоре приказом Наркома обороны всем нам было присвоено звание «младший политрук».

В апреле 1939 года я был принят в члены ВКП(б). Одну из рекомендаций дал мне политрук Руденко, в то время преподаватель Чугуевского училища летчиков. Вторую рекомендацию дал П. Г. Шурубура, который в то время учился в Харьковском комуниверситете им. Артема.[3] Партийный билет вручил мне начальник политуправления Харьковского военного округа бригадный комиссар А. В. Щелаковский. Позже мне довелось служить в 69-й армии, где он был членом Военного совета.[4]

В середине сентября 1939 года курсантов ВПУ направили в войска. Я возвратился в Лубны, но нашей 75-й стрелковой дивизии там уже не было: она принимала участие в освободительном походе в Западную Украину.

Во вновь сформированной 147-й стрелковой дивизии меня назначили политруком учебной батареи 231-го отдельного артиллерийско-противотанкового дивизиона. С этой же дивизией летом 1940 года я принимал участие в освободительном походе в Бессарабию.

В конце 1940 года командование удовлетворило мою просьбу, и я стал слушателем Смоленского военно-политического училища пропагандистов Красной Армии. Когда грянула война, в середине июля 1941 года слушателей направили в действующую армию. Я был назначен инструктором пропаганды 523-го стрелкового полка 188-й стрелковой дивизии, входившей в состав Северо-Западного фронта. Затем — тяжелое ранение в октябре 1941 года, лечение в зауральском госпитале и, наконец, нахождение в резерве политического состава в городе Горьком.

Не знаю, почему прибывшим в феврале 1942 года кадровикам для отбора кандидатур в состав политорганов формирующихся танковых бригад приглянулся и я, политработник стрелковых частей. Возможно, причиной тому была моя служба в противотанковой артиллерии, где в качестве мехтяги применялся тягач «Комсомолец». Как бы там ни было, приказом начальника Главного политического управления РККА я был назначен на должность старшего инструктора по оргпартработе политотдела 92-й отдельной танковой бригады. Одновременно мне было присвоено воинское звание «старший политрук».

Политотдел бригады численно был небольшим, и, поскольку в нем не было штатных должностей заместителя начальника и секретаря парткомиссии, мне приходилось совмещать их функции со своими непосредственными обязанностями.

В составе этой бригады я участвовал в наступательных боях летом 1942 года на Западном фронте под Ржевом, а в феврале — мае 1943 года — на Северо-Кавказском фронте. За отличия в боях награжден орденом Красной Звезды и дважды медалью «За боевые заслуги».

В конце августа 1943 года я убыл на Курсы усовершенствования офицерского состава при Военной академии бронетанковых и механизированных войск Красной Армии.

Вскоре после окончания трехмесячного курса учебы я был определен на должность.

Итак, снова на фронт.

…Эшелон миновал Киев, Коростень, проскочил Сарны — крупный железнодорожный узел, подвергавшийся частым налетам вражеской авиации. Мы следовали дальше, на запад.

На Волынской земле

После Сталинграда и Курска советские войска захватили стратегическую инициативу в свои руки. Началось массовое изгнание фашистских захватчиков из пределов нашей Родины.

В январе 1944 года была окончательно снята блокада Ленинграда. Окружением и уничтожением десяти вражеских дивизий и одной бригады завершилась в феврале того же года Корсунь-Шевченковская операция. Войска правого крыла 1-го Украинского фронта в результате успешного наступления, поддержанного активными действиями партизанских отрядов, в начале февраля овладели областными центрами Украины — городами Ровно и Луцк, глубоко вклинились в оборону противника, охватив фланг группы фашистских армий «Юг». Сложилась благоприятная обстановка для развития наступления на ковель-люблинском направлении.

Почти на всем своем протяжении — от Баренцева до Черного морей — фронт приближался к западным границам нашей Родины. Пожалуй, ближе, чем где-либо, он придвинулся к священному рубежу на ковельском направлении, после того как войска вновь созданного 2-го Белорусского фронта, развернув в середине марта наступление, продвинулись на 30–40 километров и, отбросив гитлеровские войска к Ковелю, окружили гарнизон города. Свыше десяти дней продолжались упорные бои непосредственно за Ковель.[5]

Удар главных сил 2-го Белорусского фронта был направлен в стык групп армий «Центр» и «Юг», что создало угрозу флангам обеих вражеских группировок. Против войск нашего фронта, на стыке групп армий, гитлеровское командование перегруппировало до восьми дивизий, в том числе танковую. Ценой больших потерь противнику удалось разорвать ковельское кольцо окружения и потеснить наши войска.

На помощь частям, сдерживавшим бешеные атаки врага, были направлены свежие полки, в том числе и наш 1205-й самоходный артиллерийский, который только что прибыл на фронт и разгружался на станции Поворск, в двух-трех десятках километров восточнее Ковеля.

Несмотря на конец марта, зима еще напоминала о себе: то закружит метелью и забросает все мокрым снегом, то сечет лицо белой крупой и ледяным дождем. Однако весна все чаще заглядывала в солдатские окопы теплым солнечным лучом.

Я направился к платформе проверить, как идет выгрузка боевых машин. Было сыро, снег подтаял, а там, где его месили десятки ног, и вовсе раскис. Это усложняло работу: следовало соблюдать особую осторожность, чтобы избежать несчастных случаев.

Первые же минуты пребывания на платформе несколько успокоили меня. Со стороны казалось, что в этом «муравейнике» царит полнейший хаос, но стоило приглядеться, и тут же замечались во всем разумный расчет, деловитость.

Над станцией летали два самолета противника, однако бомбить или обстреливать ее они, видимо, не собирались. Их появление не нарушило слаженного ритма работ. Хладнокровие и выдержка бывалых солдат (а они составляли в полку большинство) благотворно влияли на молодых. Формируя экипажи, мы позаботились о том, чтобы в каждом из них рядом с воином, не нюхавшим пороха, был обстрелянный боец.

Еще в пути полк получил боевую задачу: совершить марш в предвидении встречного боя, занять огневые позиции вдоль правого берега реки Турия, несколько севернее Ковеля, и на танкодоступном направлении поддержать огнем обороняющиеся стрелковые части 47-й армии. Миновав деревню Ломачанка, батареи полка заняли оборону на участке Гущин, Колодница.

Прошло несколько суток. Наши войска прочно удерживали оборону на восточных подступах к Ковелю. Соединившись с гарнизоном, находившимся в городе, противник ослабил атаки. Южнее шел бой за плацдарм, который занимали наши войска на западном берегу реки Турия.

Турийский плацдарм

Полк получил новую задачу: совершить марш вдоль линии фронта на юг, переправиться через реку у города Турийск и поддержать оборонительные бои частей 4-й и 41-й стрелковых дивизий 69-й армии на участке Ставек, Мировичи.