— Продолжать занятия!

Через несколько минут зарядка окончилась. Прямо тут же на берегу все стали шумно умываться. Была слышна украинская и молдавская речь. Подтрунивали над теми, кто получил урок по переноске якоря.

Борченко предложил капитану, пока бойцы будут завтракать, искупаться. Уже в воде, легко и неторопливо плывя рядом с Корневым, сказал:

— Сильна у некоторых психология мелкого собственника! «Лишь бы мне было хорошо». Поучительный урок вы им преподнесли.

В тот же день Корнев познакомился со своим заместителем по политчасти батальонным комиссаром запаса Сорочаном, носившим в петлицах по две шпалы, а на рукаве красную звезду, с комсоргом младшим лейтенантом Микуловичем. Они рассказали о ходе сборов, о людях.

Через несколько дней командир полка поехал в штаб округа. Вернулся он оттуда ободренный, но и озабоченный. Начальник инженерных войск прочитал акт, написанный Фисюном, улыбнулся:

— Задал вам подполковник перцу! Не беда! Я его привычку знаю. Недостатки сразу видит, а хорошее и через лупу не замечает.

Но начинж потребовал от командира полка быть в готовности к пробному развертыванию трех отдельных батальонов. Эти учения назначил на начало июля. Нужно было за один месяц добиться такой выучки, которая обычно достигается за год.

В полку и особенно на сборах запасников наступило горячее время. Занятия проводились с рассвета и до наступления темноты. Корнев сам планировал их. Упор был сделан на тренировки с использованием имеющейся техники. Понтонный парк находился на берегу чуть ли не все сутки.

Командиры и комиссары дни и ночи проводили в подразделениях, стараясь хорошо подготовить личный состав к предстоящему тактико-специальному учению. Наиболее напряженно учеба шла в роте, которой командовал лейтенант Соловьев. Это был хорошо подготовленный в профессиональном отношении командир. Он ухитрялся почти ежедневно выкраивать из жесткого распорядка время для дополнительных тренировок. К тому же он был самолюбив, ревниво относился к успехам других. Узнав о них, виду не показывал, только бормотал себе под нос привычную присказку: «Странная вещь, непонятная вещь», а сам старался перенять передовой опыт, внедрить в своей роте.

Как-то Корнев присутствовал в роте Соловьева на практическом занятии. Перед его началом лейтенант сказал подчиненным:

— Армия наша в будущей войне будет наступать. Мы — понтонеры, и наша задача — быстрое наведение мостов через реки, поперечное плавание на понтонах с личным составом, боевой техникой и различным имуществом. Действовать все мы должны четко, согласованно, инициативно.

То занятие прошло динамично, напряженно, с большой пользой для всех бойцов. Корнев постарался сделать опыт Соловьева достоянием других командиров.

Мало в чем уступали Соловьеву командир взвода лейтенант Николай Крашенинников и старшина хозяйственного взвода сверхсрочник Георгий Тюрин. Они в свое время были рядовыми понтонерами, командирами отделений, хорошо изучили все десять видов переправ, собираемых из понтонного парка. А из него можно собрать десантные понтоны, шесть типов паромов и три конструкции мостов.

Крашенинников, сухощавый, но сильный, жилистый, все принимал близко к сердцу. Занятия проводил старательно, грамотно, с учетом индивидуальных особенностей подчиненных. Его доброжелательность всегда отображалась на неброском продолговатом лице. А если случалось что-то неладное, то кисло улыбался и утешал бойцов: «Ничего, братцы! Исправимся!» Зато как сияло его лицо, если запасникам на занятиях удавалось приблизиться к нормативному сроку сборки.

Под стать ему был старшина Тюрин. Ростом заметно поменьше, но тоже на силенку не обижался: «солнце» на турнике мог крутить долго. Всегда бодрый и улыбчивый, он постоянно от хлопотных дел старшины хозвзвода выкраивал часы для занятий понтонным делом, в которое был влюблен. Быстро находил общий язык с запасниками, умело проводил занятия, образцово показывал, как надо выполнять операции по сборке понтонов, мостов. Не скупился он на шутку, доброе слово. Обучаемые у него и прогоны дружнее подносили, и веселее настил укладывали.

Корнев часто по вечерам задерживался в штабе, изучая мобилизационную документацию. Это сблизило его с майором Борченко. Как-то незаметно, в беседах за стаканом крепкого чая, чтобы не клонило ко сну от цифр и графиков, они перешли на «ты», стали называть друг друга по имени и отчеству: Виктор Андреевич. Борис Диомидович.

Они откровенно делились пережитым и сегодняшними заботами, рассказывали о себе. Борченко поведал о том, что, придя в армию с четырехклассным образованием, остался на сверхсрочную службу. По вечерам упорно учился и на второй год окончил седьмой класс. Потом его направили в школу Червонных старшин в Киеве. Учась в ней, одновременно подготовился и сдал экзамен за девятый класс.

Бывая в увольнении в городе, как-то на базаре приметил красивую девчину, бойко торговавшую семечками. Купил один стакан, другой, так и познакомились. Ей тоже приглянулся высокий и стройный курсант с голубыми глазами и курчавой головой. Стали встречаться. Когда подошел конец обучения, оказалось, что у них будет ребенок. Поженились. Борченко вскоре назначили ротным командиром в понтонно-мостовом батальоне.

Потом Борис Диомидович поступил в военно-инженерную академию. Кроме старшего сына Виктора в семье появились еще двое мальчишек-погодков. После академии Борченко стал командовать батальоном. К сожалению, жизнь его семейная не сложилась. Жена Борченко отстала от мужа, его интересы для нее были безразличны. Как увидишь двух замурзанных братишек-погодков почти одного роста, так и знай — это парнишки Борченко.

Замполит полка как-то в беседе с Корневым сказал: «Боюсь, плохо кончится у Борченко на семейном фронте, а ведь трое ребят». Помня об этом, разговоре, Корнев несколько раз приглашал Борченко к себе домой на чашку чаю. А двое его младших ребят целыми днями пропадали с сыном Корнева в саду его дома или на веранде. Их приголубила Елизавета Петровна.

…Наступил июнь 1941 года. Дни стояли ясные и жаркие. На сборах запасников шла напряженная учеба. Понтонное дело давалось многим нелегко, и белесыми пятнами на гимнастерках бойцов выступала соль.

Запасник из Закарпатья Стребчук и его товарищи учились быстро снимать полупонтоны с машин и смыкать в целый или полуторный понтон.

…К урезу воды задним ходом подошли машины. Остановились, и с них по наклонной раме заскользили полупонтоны. Машины, еще чуть сдав назад, подталкивали их, и они с всплеском плюхнулись днищем на воду.

Занятия шли сразу в трех взводах. По всему берегу один полупонтон за другим покачивались на зыби Днестра. В них быстро вскочили назначенные расчеты. И стали подводить их попарно корма к корме. Навалившись на разные борта, бойцы так качнули полупонтоны, что скрытые в воде нижние сцепы вошли один в другой. Еще не успели закончить сбалчивание кормовых торцов поверху, как раздалась команда:

— Прогоны!

По сигналу командира взвода отделения, по восемь человек в каждом, взялись за железную балку — П-образный швеллер. Соединили прогон из двух таких балок — полупрогонов, весом каждый по сто пятьдесят килограммов. И уже двумя отделениями поднесли к берегу, чтобы со скрежетом металла о металл надвинуть на поставленные с просветом два понтона. Только не зевай! Вовремя убирай пальцы, а то ударом прогона о борт в момент отхватит.

По верхней кромке бортов полупонтонов проходит полоса из уголкового железа — стрингер. В нем насверлены отверстия, в которые, на свое строго определенное место, надо закрепить прогоны стрингерными болтами. Едва успели закрепить их, как прозвучала новая команда:

— Настилка!

Разбившись попарно, вереницей двинулись подносчики настилочных щитов. Захватив сразу по два (а в деревянных щитах с железной оковкой по 75 килограммов), один несет на левом плече, другой — на правом. И так друг за другом, как муравьи, по своей дорожке, да еще понтонерским шагом, который то же самое, что бег трусцой. На пароме живой конвейер встречают укладчики, и щиты ложатся в ровную ленту настила.