— Ты что, Наталья? — изумилась Алена. — Во-первых, выбирай выражения. А во-вторых, здесь же живут твои дети!

— А не слишком ли много ты стараешься загрести под эту гребенку? Де-ети, — передразнила она. — Ловко это у тебя получается! Дети, стало быть, мои, а квартиру трехкомнатную себе захапала!

— Странная какая-то логика, — поморщилась Алена.

— Мамочка! — потянулась к ней Анька и трагическим шепотом спросила: — А эта тетя не кусается?

«Нет, — хотелось ответить Алене, — только лает». Но она, сдержав невольную улыбку, строго сказала:

— Ты давай-ка доедай поскорее.

— Не могу.

— Почему же?

— У меня живот прокис от рыбы, — доверительно пояснила Анька.

— Тогда иди в свою комнату и порисуй. А ты, — повернулась она к Мими, — забери Сашеньку и погуляй с ним часок, ладно?

— Я тоже хочу на у-улицу! — заныла Анька.

— Возьмешь ее? А мы тут пока поговорим…

Она пошла провожать девочек, и Наталья в ярости сжала зубы. Нельзя было допускать этого перерыва в разговоре! Никак нельзя! Теперь придется все начинать сначала. А все потому, что поспешила. Не могла дождаться, когда девчонки уйдут из-за стола и они останутся с глазу на глаз! Сверло у нее в заднице! Ведь от этого разговора зависит все. Все! Качество жизни. Да что там! Сама жизнь! Либо она получает деньги и поднимается на ноги, либо ставит на себе большой жирный крест. Второй попытки не будет.

И ведь как хорошо все продумала! Надавить с квартирой, припугнуть переделом, потом махнуть рукой: ладно, мол, живи, чего уж теперь копья ломать, не чужие мы люди. Но отдай мне хотя бы законно причитающуюся половину дачи! Разве я не такая же наследница, как и ты? За что же меня так? Или мы не сестры?

И если она правильно понимает эту клушу, все сработает. Ну а ежели нет? Что ж, придется пустить в дело тяжелую артиллерию. Она, правда, пока не знает какую, но об этом подумает после. А пока надо взять себя в руки. Злость и ненависть плохие помощники. Сейчас ей требуется абсолютное спокойствие, точный расчет и жесткий напор, чтобы вырвать обещание и сразу начать действовать — оформлять документы, пока Ленка не передумала, а то ведь советчиков много, напоют в уши, и дело затянется.

Одна отрада, что Ленка — дура. Причем дура порядочная, в смысле честная. А впрочем, во всех смыслах, усмехнулась Наталья. Дура, она и есть дура.

36

— А почему, когда я писаю в ванну, у меня писи тонкие и длинные, а когда в горшок, то толстые и короткие?

— А когда это ты писала в ванну? — рассеянно спросила Мими.

— Когда мне мама ноги мыла. А твои ноги, между прочим, гораздо грязнее, чем мои. Потому что они большие, значит, и грязи на них больше.

Но Мими ее не слушала. Постояв несколько секунд в раздумье, она решительно потащила сестренку вверх по лестнице.

— Куда ты? Куда?! — завопила Анька, хватаясь за перила. — Мама велела на улице гулять!

— Не ори! — прикрикнула Мими, дергая упирающуюся Аньку. — Зайдем на минуточку к тете Лире и пойдем гулять.

— А зачем? — мгновенно успокоилась та.

— Позвоним папе по телефону, чтобы он к нам приехал.

— А зачем?

— Ты что, глупая? Не понимаешь, что эта гадюка хочет отнять у нас квартиру?

— Га-дю-ка, — с чувством повторила Анька и мечтательно вздохнула: — Какое красивое слово…

Мими вдавила кнопку звонка и не отпускала до тех пор, пока дверь не открыла разгневанная Лира Владимировна.

— Вы чего это? — всполошилась она. — Случилось что?

— Теть Лир, можно я позвоню от вас папе?

Не дожидаясь ответа, Мими протиснулась в квартиру и, на ходу сбросив туфли, рванула к телефону. Анька кинулась было следом, но соседка ее перехватила.

— Что у вас стряслось?

— Гадюка хочет отнять нашу квартиру, — пояснила Анька. — А папа приедет, ка-ак даст ей палкой! Она и улетит вверх кармашками!

— Какая гадюка? Уж не Наталья ли к вам пожаловала?

— Наталья, — подтвердила Анька и таинственно сообщила: — А я умею через ветер ходить.

— Ах ты, умница какая, — похвалила Лира Владимировна, прислушиваясь к взволнованному голосу Мими из комнаты. — И Лешки, как назло, нету.

— А где он? — заинтересовалась Анька.

— Кота нашего повез к врачу прививку делать на лето.

— А как его зовут?

— Кота?

— Врача.

— Ветеринар.

— А у нас в саду — Галина Александровна. А я буду жениться на Мишке Севастьянове.

— Вот как хорошо, — порадовалась соседка. — Он твой ровесник?

— Нет, — гордо ответила Анька. — Он мой друг!

— Ну все! — появилась из комнаты довольная Мими. — Сейчас папа приедет, покажет «этой», как родину любить! Спасибо, теть Лир, мы пойдем, а то нам еще Сашеньку надо забрать. Он уж там, наверное, последний остался. А потом встретить папу…

Какое же это было вкусное слово — «папа», какое важное, самое главное на свете! И хотелось повторять его снова и снова, к месту и не к месту. А главное, она теперь имеет на него полное право — все уже знают, что она не врет и не сочиняет. Он и в школе так сказал: «Я отец Людмилы Силантьевой», — то есть ее, Мими. И все это слышали. А то, что он с ними пока не живет, так это Алена виновата, больно гордая. Но даже если и так? Что ж с того? Стоило ей только позвонить, и он бросил все свои дела и едет. Так и сказал: «Уже выезжаю!»

— Папа сказал: «Не волнуйся, дочка! Я уже выезжаю!» — слегка приврала Мими, чуть-чуть, самую капельку. — Пойдем, Анька!

— Да подожди ты минутку! Объясни хоть толком, что случилось!

— Ой, теть Лир! Я так перепугалась! Прихожу из школы, а она в шкафу роется! Представляете? Я в комнате закрылась, а она стала про бабушку с мамой орать. Матом! Потом Алена с Анькой пришли, а она и говорит: «Я, — говорит, — в одной комнате живу, а вы в трех! Убирайтесь, — говорит, — отсюда быстро, я, — говорит, — теперь сама здесь жить буду!»

— Господи, страсти какие! — обомлела Лира Владимировна. — Только этого нам и не хватало! А Надежде Никитичне с Николаем Иванычем ты не позвонила?

— А зачем? — удивилась Мими. — Папа сам ее выгонит. Полетят клочки по закоулочкам, — мстительно пообещала она.

— Ну, ты не больно хвост-то поднимай! Все ж-таки она тебе мать.

— Ничего и не мать! Она мне никто!

— Она курит и в цветки наши тычет, а пепельциной не пользуется, — наябедничала Анька.

— Ну ладно, ладно! Может, мне к вам спуститься, пока отец-то не приехал?

— Спуститесь, теть Лир! — обрадовалась Анька, подталкивая Аньку к двери. — А то Алена у нас больно интеллигентная, «эта» ее зараз обманет…

Когда Шестаков въехал во двор, вся троица, словно нахохлившиеся воробьи, сидела на лавочке у подъезда. Анька спала, приткнувшись под мышку Мими, а Сашенька о чем-то сосредоточенно размышлял, качая ногой в ботинке с ободранным носом. Мими толкнула его локтем и указала глазами на приближающегося Шестакова, и тот, соскочив со скамейки, полетел навстречу, раскинув руки. Андрей подхватил худенькое, легкое тельце, прижал к груди и замер, охваченный нежностью, глубокой, до слез, до горлового спазма.

— Ну, рассказывай, что тут у вас приключилось?

— Злая тетка выгнала нас из дома, — возбужденно сообщил Сашенька, внутренне торжествуя от неминучей теперь победы добра над злом.

— Сейчас мы с ней разберемся, — уверенно пообещал Шестаков.

— Я ка-ак возьму саблю, ка-ак дам ей по башке! — расхрабрился Сашенька и даже зубы сжал от избытка бойцовских чувств.

— Ах ты какой Аника-воин! — засмеялся Андрей. — Но давай мы все же сначала попробуем обойтись без оружия.

Он опустил его на землю и жестом остановил Мими, готовую разбудить Аньку.

— Пусть спит! Я ее сейчас возьму осторожненько…

Но Анька проснулась, едва оказавшись у него на руках, захлопала глазами и умиленно спросила:

— Ты мне приснился?!

Шестаков тихонько дунул ей в ушко, и Анька залилась звонким смехом, закрывая лицо ладошками.

— Что же это вы Алену на съедение оставили? — шутливо укорил он, направляясь к подъезду. — А сами тут на лавочке отсиживаетесь?