— Верный! Верный! — шопотом позвал собаку Леонид, но она не шла на зов и ничем не обнаруживала своего присутствия.

Послышался шорох, будто кто-то прошел мимо. Видимо, Верный был где-то недалеко.

Леонид позвал собаку громче. Попрежнему тишина. Он простоял еще несколько минут, вдыхая ночной морозный воздух и чувствуя, как щемящий холодок проходит через руки во все тело. Он хотел уже приподнять творило и выбраться наружу, но раздумал и решил подождать.

Прошло еще пять напряженных минут. Нигде ни шороха, ни стука, ни голоса. Далеко-далеко пролаяла собака, ветерок донес гудок маневрового паровоза… Руки уже начинали застывать, по телу пробежала дрожь.

«Чего же я жду? Так можно и всю ночь простоять», — подумал Леонид. Он поднялся еще на ступеньку, уперся головой в творило, и оно повалилось на скатившуюся собачью будку. Леонид высунулся до пояса — он захотел осмотреться, но не успел: что-то тяжелое обрушилось на его голову. На мгновение мелькнули перед глазами звездное небо, двор, покрытый снегом, потом все рассыпалось на мириады огней…

21

Уже вечерело, когда к дому Юргенса подкатил окрашенный в белый цвет лимузин. Шофер резко затормозил и, не выключая мотора, открыл дверцу.

Из машины вышел Марквардт. На нем были пальто с меховым воротником и меховая шапка.

Появление шефа было для Юргенса неожиданным. Гость застал Юргенса в кабинете, где тот, сидя за столом, делал записи в блокноте.

Марквардт был серьезен и холоден.

— Надеюсь, вы догадываетесь о причине моего внезапного визита? — не ответив на приветствие Юргенса, заговорил он официальным тоном.

Тревога возникла мгновенно, и Юргенсу стоило усилий скрыть ее. Он попытался предупредить расспросы:

— Полагаю, что ваше посещение связано со смертью подполковника Ашингера. Это произошло так нелепо, так неожиданно…

— Отчасти и ради этой грязной истории… Юргенс покраснел, что не укрылось от пристального взгляда шефа.

— Вы, оказывается, еще не потеряли способности краснеть. Это замечательно… — Он обошел стол, уселся на место Юргенса, вырвал из блокнота листок и взял карандаш. — Видимо, в Германии есть еще люди, сохранившие некоторые черты порядочности. К числу их, вероятно, принадлежите и вы, господин Юргенс. При вашем характере, при ваших делах — и краснеть! — Он развел руками и расхохотался.

Выходка шефа озадачила Юргенса. Он не знал, как реагировать на тон и обращение Марквардта. Решил, что лучше всего обидеться, но шеф опередил его маневр и спросил, известно ли господину Юргенсу, как на фронте поступают с людьми, фабрикующими подложные документы.

Теперь наконец Юргенс понял, в чем дело.

— Половина вашего денежного отчета за год построена на грубо подделанных расписках. А вы знаете, чем это пахнет?

Юргенс театральным жестом обхватил голову руками и опустился в кресло.

Марквардт иронически улыбнулся. Он может успокоить Юргенса: отчет дальше не пошел, он привез его с собой. Им они займутся позже. Однако он надеется, что Юргенс не станет больше злоупотреблять его доверием…

Шумный вздох облегчения вырвался из груди Юргенса. С благодарностью посмотрев на шефа, он вытер платком лоб.

— Докладывайте новости и все, что мне следует знать, — предложил Марквардт и, наклонившись над столом, начал что-то чертить на листке бумаги.

Юргенс рассказал о взрыве электростанции, убийстве Родэ, поимке подпольщика.

Марквардт, не отрываясь от бумаги, слушал.

Юргенс уже спокойно, обычным деловым тоном доложил о ходе подготовки агентуры, предназначенной к переброске за линию фронта. Следя за рукой шефа, Юргенс машинально остановил взгляд на листе бумаги и затаил дыхание: на уголке было крупно и отчетливо вычерчено дробное число «209/902». Не поднимая головы, шеф обвел дробь кружком и поставил справа от него большой вопросительный знак.

Юргенс взволнованно отвел глаза в сторону и уже не так уверенно продолжал доклад. В голове зародилось подозрение. Если за отчет он получил лишь предупреждение, то раскрытие этой цифры сулило арест, следствие, военно-полевой суд.

— Довольно… Скучно… — прервал доклад Марквардт и, отложив в сторону карандаш, спросил: — Ну, а с Ашингером как?

— Полагаю…

— Полагать тут нечего. История грязная и задумана неумно.

— То-есть?

— Точнее — глупо. Вы, надеюсь, догадываетесь, что я располагаю не только вашей информацией.

Юргенс растерялся. «Гунке донес», — мелькнула у него тревожная мысль.

— Мне все-таки непонятно… — начал он и смолк, не зная, что сказать.

— Сегодня вы почему-то особенно непонятливы. А между прочим, эта история может принести вам большие неприятности. Полковник Шурман заинтересовался ею.

— При чем же здесь я? — теряя самообладание, почти крикнул Юргенс.

Марквардт встал.

— Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле! — сказал он резко. — И не считайте меня идиотом.

Юргенс побледнел от досады, гнева и страха, а Марквардт продолжал говорить, и его слова били по взвинченным нервам Юргенса, точно удары палкой.

И как только хватает, мягко выражаясь, смелости у Юргенса спрашивать, при чем здесь он! Было два претендента на наследство тестя, выражающееся в кругленькой сумме, а теперь остался один.

Марквардт прошелся по комнате. Он дал Юргенсу понять, что не заинтересован в его разоблачении, но ведет себя Юргенс по меньшей мере глупо. Создается впечатление, будто он задался целью сам накинуть себе на шею петлю.

— Только эта цифра, — Марквардт ткнул пальцем в листок бумаги, — вынуждает меня вытягивать вас из петли.

— Вы знаете?.. — вскрикнул Юргенс.

— Без вопросов, — оборвал Марквардт. — Не время. Но учтите, что если вы, вопреки здравому смыслу, полезете дальше в петлю, я за вами следовать не намерен. Надеюсь, поняли?

Юргенс кивнул головой и, вынув из кармана платок, снова вытер влажный лоб и покрывшиеся испариной руки.

Марквардт опустился на свое место. Теперь эту тему он считает исчерпанной. Пусть лучше Юргенс расскажет, какой ветер дует с фронта.

Юргенс подробно проинформировал о положении на фронте. Он говорил более уверенно, даже с подъемом, так как теперь видел в лице Марквардта не только шефа. Юргенс старался обрисовать положение немецкой армии в самых мрачных красках. Он уверен, что русские не ограничатся освобождением своей территории: они придут в Германию.

— Это не ново, — возразил Марквардт. — Но они не придут, а приползут, истекая кровью. Приползут обессиленные, не способные твердо стоять на ногах и говорить во весь голос. Ситуация крайне оригинальная: Россия и Германия обе победят и обе будут побеждены.

Юргенс сдвинул брови:

— Конечно, такое равновесие возможно, но лишь в том случае, если союзники России не высадятся в Европе. Оно нарушится в пользу русских, как только откроется этот пресловутый второй фронт. Тогда Германии будет хуже.

— Ерунда! — безапелляционно заметил Марквардт. — Будет не хуже, а лучше. Да-да! Именно лучше. Если второй фронт и откроется, то его цель — не помогать русским, а играть роль сдерживающего барьера, ибо русские способны пойти далеко на Запад. Вообще говоря, с Россией связываться не следовало. Одно дело Чехословакия, Франция, Польша, но Россия — это совсем другое. В июне сорок первого года фюрер сделал страшную ошибку. Но то, что произошло, должно было произойти. Второй фронт спасет не русских, а немцев.

Юргенс в раздумье потер подбородок:

— Да они не очень спешат помогать Советской Армии. Марквардт рассмеялся:

— Конечно! Учтите, Юргенс, что в данное время в России во главе английской военной миссии стоит полковник Джордж Хилл. Уж в чем в чем можно упрекнуть Хилла, но только не в симпатиях к коммунистам. Он далек от того, чтобы крепить военный союз между русскими и англичанами.

Марквардт прошелся по комнате и остановился около висевшей на стене большой карты Германии. Заложив руки за спину, он долго и сосредоточенно вглядывался в паутину красных, голубых, черных линий.