Он перешел к мисс Валвоне, выказал должное уважение и выслушал от нее свой нынешний гороскоп. Он поклонился миссис Ривз-Дункан и помахал рукой другим знакомым пациенткам. К нему подошла одна из долгожительниц и, пожав ему руку, сообщила, что идет в банк; затем она удалилась из палаты, и вскоре сестра привела ее обратно со словами: «Ну, вот и в банк сходили».

Алек внимательно наблюдал, как довольная пациентка вернулась в гериатрический угол; он размышлял о том, сколь часто престарелые лепечут о банке. И вернулся к постели Джин Тэйлор, которая сказала:

— Ты сообщишь Годфри Колстону, что Чармиан изменила ему через год после свадьбы, и эта ее связь тянулась много лет. Началась она летом тысяча девятьсот второго года, когда Чармиан снимала виллу на берегу Женевского озера, и до конца года она часто бывала у него в квартире на Гайд-Парк-гейт. Это продолжалось в тысяча девятьсот третьем и в тысяча девятьсот четвертом: осенью, помнится, Чармиан поехала в Пертшир, а Годфри не мог отлучиться из Лондона. Далее — в Биаррице и в Торки. Запомнил, Алек? Любовником ее был Гай Лит. Она продолжала встречаться с ним у него на квартире, на Гайд-Парк-гейт и в тысяча девятьсот пятом — до самого сентября. Слушай внимательно, Алек, тебе придется в точности сообщить Годфри Колстону все факты. Значит, Гай Лит. Она порвала с ним, я отлично помню, в сентябре тысяча девятьсот седьмого: мы были в Доломитах, и Чармиан заболела. Держи в уме, пожалуйста, что Гай на десять лет моложе Чармиан. Потом, в тысяча девятьсот двадцать шестом году, их связь возобновилась, и продолжалась восемнадцать месяцев. Примерно в это время мы снова сошлись с тобою, Алек. Гай хотел, чтобы она бросила Годфри, и уж я-то знаю, что она об этом частенько подумывала. Но она же знала, что у Гая — женщина за женщиной, Лиза Брук в том числе, ну и прочие. Чармиан никак не смогла бы всерьез положиться на Гая. Но она по нему так скучала, он ее очень забавлял. Тогда-то она и стала католичкой. Так вот я хочу, чтобы ты все это сообщил Годфри. Он ни разу не заподозрил Чармиан, у нее все было шито-крыто. Карандаш есть, Алек? Ты лучше запиши. Начнем с тысяча девятьсот второго года…

— Знаешь ли, Джин, — сказал он, — это может худо обернуться для бедняги Годфри и для Чармиан. То есть я никак не возьму в толк, с чего это вдруг тебе захотелось после стольких лет предать Чармиан.

— Мне и не хочется, — возразила она, — но я это сделаю, Алек.

— Да Годфри и так, наверно, знает, — сказал он.

— Знают об этом только Чармиан, Гай и я. Еще Лиза Брук знала, и очень жестоко шантажировала Чармиан. Из-за этого Чармиан и попала тогда в нервную клинику. А Гай Лит женился на Лизе прежде всего затем, чтобы ее умаслить и отвести от Чармиан угрозу скандала, и, хотя женаты по-настоящему они никогда не были, все же в брак этот Гай вступил ради Чармиан, тут, спору нет, его заслуга. Вот у кого обаяния было подлинно через край.

— Он и сейчас не без обаяния, — сказал Алек.

— Да? Впрочем, не сомневаюсь. Так. Алек, ты запиши, ладно?

— Джин, ты об этом пожалеешь.

— Алек, если ты откажешься, мне придется просить даму Летти, а уж она не упустит случая испортить Чармиан как можно больше крови. По-моему, необходимо избавить Годфри Колстона от нравственной робости перед Чармиан — ну хотя бы попытаться. Я думаю, если он узнает о неверности Чармиан, то перестанет бояться разоблачения. Пусть его идет к Чармиан и злорадствует. Пусть его…

— Чармиан будет поражена. Она тебе доверяет. — Он, казалось бы, выдвигал возражения, но она-то знала, как его затрагивает и раззадоривает ее просьба. Бывало, он без зазрения совести чинил любые неприятности для утоления собственного любопытства, пусть-ка теперь сослужит ей службу.

— Есть время хранить верность и время скончания верности, и Чармиан пора бы об этом знать, — сказала она.

Он взглянул на нее с особым любопытством, как бы выискивая в ее лице что-то ранее не замеченное, некую потаенную зависть.

— Чем религиознее человек, тем больше он меня озадачивает. И я все-таки думаю, что Чармиан будет очень неприятно.

— Чармиан тоже религиозная женщина.

— Нет, всего-навсего женщина со своей религией. — Ему всегда казалось странно, что мисс Тэйлор, воцерквившись лишь затем, чтобы сделать удовольствие Чармиан, стала куда более истовой католичкой.

Он зафиксировал все, что желала сообщить мисс Тэйлор.

— Объясни ему, — сказала она, — что сведения исходят от меня. Руки плохи, а то бы я сама написала. И передай от меня же, что ему нечего бояться миссис Петтигру. Вот несчастный старик.

— А ты Чармиан когда-нибудь завидовала? — спросил он.

— Еще бы, — сказала она. — Бывало.

Записывая подробности любовной связи Чармиан, Алек прикидывал, согласится ли Годфри Колстон измерить пульс и температуру до и после разговора. Скорее, пожалуй, не согласится. Гай в этом смысле пошел навстречу, но Гай уж такой человек. А все-таки попробовать.

— Вы знаете, Тэйлор, — сказала дама Летти, — я чувствую, что мне больше не по силам вас навещать. Эти негодяи меня просто допекли, и к тому же теперь, когда я толком не сплю, нервы мои не выдерживают этого зрелища старческого распада. Очень все-таки удивительно, зачем их сохраняют в живых за счет государства.

— Я со своей стороны, — сказала мисс Тэйлор, — была бы рада-радешенька спокойно умереть. Но доктора, услышав это, пришли бы в ужас. Они так гордятся новыми препаратами и новыми методами лечения — у них все время что-нибудь новое. Иной раз боязно, что при нынешних темпах развития науки и умереть-то не удастся.

Дама Летти взвесила это заявление, чересчур, пожалуй, легкомысленное. Взвешивая его, она грузно пошевелилась в кресле, насупилась и подвыпятила дряблые губы.

— Разумеется, сберегать людям жизнь всегда хорошо, — подкинула удобную фразу мисс Тэйлор.

Дама Летти поглядела на долгожительниц, которые как раз в это время были совершенные паиньки. Одна старушечка сидела в кровати и распевала что-то вроде песни; другие принимали посетителей, которые большей частью отсиживали положенное время со своей древней родней без особых разговоров, изредка прерывая молчание какой-нибудь семейной новостью, громким голосом сообщенной полуотсутствующим родственникам, и безучастно выслушивали, как те отзывались клохтаньем, гуканьем или чем-то более осмысленным. Прочие долгожительницы пристроились в дальнем углу у телевизора, смотрели и высказывались. По совести, ни на кого из них нельзя было пожаловаться.

Однако Летти с первых минут была нервозней обычного. Она не обратила внимания на приветствие мисс Тэйлор. придвинула кресло вплотную к постели и начала без обиняков:

— Тэйлор. мы все вместе ездили к Мортимеру. Это была совершенно бесполе зная…

— Да, да, мистер Уорнер мне говорил вчера, что…

— Абсолютно бессмысленная. Мортимеру доверять нельзя, Полиция, конечно, покрывает его. Он, должно быть, обзавелся сообщниками: один, видимо, юнец, другой — человек средних лет, шепелявый, затем еще иностранец, потом…

— Главный инспектор Мортимер, — сказала Тэйлор, — всегда казался мне сравнительно нормальным человеком.

— Нормальным — еще бы нет, конечно, он нормальный. Я и не говорю, что ненормальный. Я сделала большую ошибку, Тэйлор, когда оповестила его, что он упомянут в моем завещании. Он всегда так нарочито вникал в комитетские нужды, такой был отзывчивый. Теперь-то я раскусила все его расчеты. Он не ожидал, что я так долго проживу, и вот ищет способа запугать меня и сжить со свету. Я его, разумеется, вычеркнула из завещания и окольным путем дала ему об этом знать — в надежде, что он уймется. Но он, наоборот, озлобился и утроил свои усилия. Прочим всем звонят лишь для прикрытия, понимаете. Тэйлор, это ложные звонки, для прикрытия, понимаете? И похоже, Эрик орудует с ним заодно. Я писала Эрику, и он ничего не ответил, что уже само по себе подозрительно. Словом, их главный объект и настоящая жертва — это я. Мало того, они пошли дальше. Вы помните, недели три назад я распорядилась, чтобы мне отключили телефон?